Борис Дышленко - Людмила

Я огляделся. Тот, второй, так и не решился выйти из-за угла, тень в арке тоже мелькнула и пропала — никто не хотел вмешиваться. Я подальше отодвинул ногой нож, чтобы он, когда очнется, не дотянулся до него, сел на скамейку, вытер платком лицо. Драка и предыдущий разговор утомили меня. В расслаблении с полминуты посидел. Потом встал, подошел к неподвижному «бутлегеру», носком ботинка потрогал его. Он не пошевелился. Я взял его за пиджак, приподнял, с трудом подтащил к скамейке, еще повозился, чтобы усадить его на нее. Подняв голову, я увидел, что из окна на нас с восторгом пялится какой-то любопытный. Я вздохнул: не мог же я запретить ему. Я присел на лавочку рядом с бесчувственным «бутлегером», взял его за челюсть — его голова не держалась на длинной шее. Я потряс его, потом дал ему несколько пощечин. Он открыл глаза, тупо уставился на меня.

— Ну, будешь еще грубить? — спросил я его.

Некоторое время он все так же тупо смотрел на меня, потом спросил:

— Что вам нужно?

— Немного, — сказал я. — Только адрес.

— Какой адрес?

— Ты сегодня говорил о Людмиле, — сказал я. — Я хочу знать, где вы ее держите.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Ты поймешь, когда тебе предъявят обвинение в убийстве Стешина. Ты этого хочешь?

— Я никого не убивал, — сказал он. — Это какая-то ошибка.

— И по телефону со мной не разговаривал? — сказал я.

— Клянусь, я...

Я подумал, что бессмысленно его о чем-нибудь спрашивать, потому что он все равно не скажет правду, так что без помощи следователя мне не обойтись. Я встал, крепко взял его повыше локтя.

— Пойдем, — сказал я.

Я больно сжал его руку — я знаю, как это делать. Он издал какой-то звук и поднялся со скамейки. Я решил отвести его в штаб дружины, а оттуда позвонить следователю. Я не ожидал со стороны этого подонка серьезного сопротивления, сейчас он был слишком слаб для этого. Мы медленно двинулись через садик в сторону переулка.

— Ты прокололся, парень, — сказал я. — Ты здесь здорово наследил. Твои пальцы есть в квартире Стешина, и не я один видел тебя с ним во дворе.

Мы проходили темной аркой ворот. Где-то за домами глухо заворчал автомобиль. Подонок нервничал.

— Какой Стешин? — сказал он. — Не знаю я никакого Стешина.

— Нетрудно будет доказать, — сказал я. — Вообще, не исключено, что вы были даже в одной колонии.

Я не ожидал, что попаду так точно.

— Ну и что? — сказал он. — Даже если так... Вы не докажете, что это я его убил, — он запнулся, — потому что я его не убивал.

— Конечно, — сказал я, — ты мог и не знать, что в ампулах концентрированный морфин, но ведь тот, кто дал их тебе, знал. Если ты скажешь, кто это, то основную ответственность несет он.

Внезапно он рванулся вперед и сразу оказался на два шага впереди, но я успел прыгнуть и зацепил его за ногу носком ботинка. «Бутлегер» всем телом шлепнулся на мостовую и остался лежать. Я подошел и наклонился над ним. Он застонал и стал через силу подниматься.

Чьи-то пальцы, скользнув по моей ляжке с внутренней стороны, схватили меня за штанину, и тут же я почувствовал, что лечу головой вперед от сильного рывка. Я выбросил руки перед собой и почти вертикально приземлился, больно ударившись плечом. Я не успел вскочить, как тут же рядом со мной в стену дома влепилось чье-то тело. Уже вскочив на ноги, я увидел впереди удаляющиеся огни автомобиля, но номер я не смог разобрать.

Рядом со мной, у стены стоял Прокофьев. Даже в сумеречном свете белой ночи было видно, как он бледен. Я совершенно взмок. Прокофьев пытался засунуть руку в карман, но у него ничего не получалось. Я привалился к стене. Там, посреди мостовой лежало неподвижное тело, под ним быстро расплывалось темное пятно. Прокофьев наконец вытащил сигареты из кармана, я взял у него одну. Мы подошли к неподвижному «бутлегеру». Он лежал на спине, подвернув под себя правую руку и оскалившись, как раздавленный пес. Его глаза были еще более пусты, чем пять минут назад, когда я разговаривал с ним на скамейке, — они были мертвы. Его кепка валялась рядом. Мне показалось, что в ней что-то лежит, но когда я наклонился, меня едва не стошнило: она была изнутри обрызгана кровью и еще чем-то белым. Я выпрямился и отошел к воротам. Прокофьев уже стоял там. Я достал спички, дал ему прикурить, прикурил сам. Я увидел, что он все еще очень бледен, я и сам, наверное, был такой.

— Ты не заметил номер машины? — спросил Прокофьев.

— Нет, — сказал я. — А кто был за рулем?

— Какая-то «горилла».

Из двух-трех подъездов появилось несколько человек, останавливались неподалеку, жадными глазами впивались в лежащее тело.

Прокофьев подошел к трупу и остановился там.

— Не подходить, — сказал он.

Обыватели боязливо посматривали на Прокофьева.

— Надо вызвать скорую помощь, — неуверенно сказал кто-то из них.

— Уже вызвали, — сказал Прокофьев.

Со стороны площади показалась ПМГ, помигивая голубой лампочкой, медленно подъехала к нам. Из машины выскочил какой-то совершенно испуганный человечек в пижамной куртке, а уже потом сержант, который старался казаться спокойным, но ему это плохо удавалось. Тот, который выскочил первым, подбежал к трупу, заглянул, всплеснул руками.

— Ах, — воскликнул он. — Что, уже всё?

— Что всё? — сказал я.

Его глаза испуганно перебегали с меня на Прокофьева и обратно. Чем-то он напоминал маленького суетливого паучка.

— Это я бегал за милицией, — сообщил он.

Я отвернулся. К нам подходили два милиционера, один из них местный участковый.

— Пойдемте, — сказал я капитану, — там нужно подобрать нож. Валяется там.

— Чей нож? — спросил капитан.

Я показал на труп.

Машина и два милиционера остались у мертвого тела, а мы с Прокофьевым и с капитаном прошли во двор. За нами увязался и этот любознательный доброволец. Я не стал его отгонять: он наблюдал драку из окна и мог пригодиться как свидетель. Нож лежал там, куда я его отшвырнул. Капитан наклонился, и я хотел крикнуть ему, чтобы он не трогал его за рукоятку, но он уже сам все сделал правильно. Капитан разогнулся, неуверенно посмотрел на меня. Я вынул из карман свой такой же, показал капитану. Глаза добровольца теперь заметались между мной и капитаном. Потом он, наверное, все-таки решил, что я свой.

— Да-да, — торопливо заговорил он, — я все видел из окна. Тот первый напал. Он первый. А этот гражданин, — он показал на меня, — выбил у него нож. Выбил нож и скрутил его.

Было бы черной неблагодарностью опровергать его. Я сказал капитану, что вел этого бандита в штаб дружины, но вот не довел. Капитан сделал ничего не выражающий жест. Он спросил, не запомнили ли мы номер машины, которая сбила «потерпевшего». Я сказал, что мы его просто не смогли разобрать, так как все произошло очень быстро.