Борис Дышленко - Людмила

Как рассказал мне доктор, в конце этой беседы пациенту была сделана инъекция того самого препарата, после чего он был выведен из гипнотического состояния. Следующая запись, которую дал мне прослушать доктор, была сделана через месяц после сеанса внушения. Доктор спрашивал пациента о каком-то персонаже, на что тот ответил, что это десантник.

— Почему вы так думаете? — спросил доктор.

— Потому что здесь голубой берет.

Совпадение ошеломило меня настолько, что мне сначала даже в голову не пришло, что речь идет о том самом журнале.

— А может быть, он какого-нибудь другого цвета? — спросил тогда Ларин. — Ну, например, серый.

— Нет-нет, вне всяких сомнений, он голубой.

— Отлично! — сказал доктор. — А чем занимаются эти люди?

— Это маневры.

— Маневры? — повторил доктор. — Какие маневры?

— Ну... Военные маневры, — ответил голос. — Какие еще?

— А вас не удивляет, что они так одеты? — спросил Ларин.

— А как они должны быть одеты? — недоуменно спросил испытуемый. — Лето. Вы же видите, за окнами падает пух.

— Как видите, — сказал мне Ларин, выключив магнитофон, — я добился желаемого результата: эффект внушения, как я и ожидал, оказался локален. Пейзаж за окнами (заметьте, за окнами) воспринимается им без искажений, но то, что маневры происходят в комнате, не вызывает у него вопросов.

— А что там происходит в комнате? — спросил я. — Это что, порнографический журнал?

— Да, — подтвердил удивленный доктор, — догадались?

— И женщина — в голубом берете.

— В сером.

Несколько позже, уже после того, как доктор объяснил мне суть его работы, после его рассуждений о причинах неадекватного поведения, об идентификации себя в другой личности и о неспособности идентифицировать себя в себе самом, я поинтересовался у доктора, отчего он не применит свой метод для лечения несчастного Тетерина, которого мы перед тем навестили.

— Если бы Тетерин был просто наркоманом, — сказал мне доктор, — но вы видели, во что он превратился. Это стопроцентный сумасшедший. Я могу заменить его искаженные представления о событиях и предметах подлинными, вернее, теми, которые я считаю подлинными. Но это будут мои представления, выработанные моим опытом, а не его. Это значит сконструировать нового Тетерина, без его опыта, без его страданий и волнений, без его дурных привычек. И без творческой потенции, — сказал доктор. — Зачем мне такой Тетерин? Зачем мне зомби?

Что ж, может быть, доктор был и прав, хоть и жестоко было оставлять этого несчастного в его положении. Но может быть, он надеялся на что-нибудь другое, а что до расследования, то тоже неизвестно, сколько времени заняло бы это «исцеление». В одном я убедился: Ларин не укрывал у себя свидетеля, как это предполагал следователь. Он, правда, долго отговаривал меня от посещения, но в конце концов согласился.

— Ну, как хотите, — сказал он, — только предупреждаю вас: не возбуждайте больного. А вообще, все бессмысленно: там все равно ничего не возможно понять. Типичный паранойяльный бред. Совершенная невнятица.

Он подошел к двери, открыл ее, пропустил меня вперед. Мы прошли дугообразным коридором к выходу.

— Дайте мне ключ от двадцать шестой, — сказал доктор гориллоподобному типу, сидевшему за перегородкой.

Вахтер вскочил, открыл стеклянную дверцу щита, снял ключ с деревянным номерком, почтительно отдал его доктору. Мы вернулись в коридор, и, пройдя примерно до середины его, доктор отпер дверь. В дальнем углу довольно большой, пустой комнаты, недалеко от зарешеченного окна, на железной застеленной серым одеялом койке сидел и испуганно глядел на нас, какой-то лохматый, заросший чуть не до глаз бородой дикого вида детина. Вспухшие, короткопалые, с въевшейся чернотой лапы лежали на коленях.

— Пришли? — громким шепотом сказал он. — Не надо! Дайте еще денек пожить.

— Вот так каждый день, — обернувшись ко мне, сказал доктор. — Ему кажется, что его хотят убить.

— Черти! — опять громким шепотом заговорил сумасшедший. — Черти! Что знаете вы обо мне?

— Вы Тетерин? — сказал я. — Скажите, чего вы боитесь? Чего боится ваша жена Инна?

— Жена! — сумасшедший прислушался к своему голосу. — Жена-а-а! Что знаете вы обо мне? — повторил он свой вопрос.

— Вы Тетерин, художник, — сказал я.

— Зачем вы придумываете? — сказал он. — Если не знаете, так и скажите.

— Кто же вы? — спросил я.

— Я покойный Тимашук, — ответил он. — Муж Лидии Тимашук. Тараманов задавил меня своей личной машиной. Хотел задавить Лидочку, но перепутал, потому что у нас одна фамилия, и задавил меня. Вот почему я у вас в аду.

— Кто такой Тараманов? — спросил я.

— Будто вы не знаете, — с горечью сказал он. — Ну хорошо, я повторю вам. Тараманов мой сосед, а вы в заговоре с ним и вообще со всеми соседями: и с Маховыми, и с Еутиными, и с Блант. Потому что Блант еврейка и вы евреи — я же вижу. Евреи, черти и врачи-отравители. Сначала соседи травили меня, но они не умели и попросили вас, врачей. Какие вы врачи! — воскликнул он. — Вовси и Виноградов вы, вот вы кто.

— Мы не отравители, — сказал Ларин, видимо, провоцируя его на продолжение, — не отравители и даже не евреи и, уж конечно, не черти. Напротив, мы хотим помочь вам.

— Да-да, — саркастически заметил сумасшедший, — помочь! Сначала соседи помогали мне, а теперь вы. Они подсыпали мне в суп цианистый калий, а потом вы засадили меня сюда, чтобы отравить «циклоном Б». Вы думаете, я не слышу, как он шипит по ночам?

— Но если они травили вас цианистым калием, то почему же вы не умерли от него? — возразил я. — Ведь это смертельный яд и действует мгновенно.

— Хм! — высокомерно усмехнулся Тетерин. — Естественно, потому, что я принимал противоядие.

— Это человек в светло-сером приносил вам противоядие? — спросил я. — Это, кажется, был морфий в ампулах, так?

— Ха-ха-ха! — засмеялся Тетерин. — Вы хотите выведать у меня секрет? И хотите узнать, кто мне помогал? Не выйдет.

— Значит, Полковой, — сказал я.

— К сожалению, комполка не знал о ваших делишках, — злобно сказал Тетерин.

— Я имею в виду Колесниченко, — сказал я.

— Где Колесниченко? — крикнул Тетерин, пронзительно посмотрев на меня.

— Он убит, — ответил я. — Его сбила машина.

— Тот же почерк! — торжествующе воскликнул сумасшедший. — Сбила машина!

Доктор тронул меня за рукав.

— Оставьте эту тему, — сказал он, — немедленно оставьте эту тему.

— Эт-то Тараманов, — с мазохистским удовольствием проговорил мнимый Тимашук, — это Тараманов. Сначала он задавил Лидочку, потом меня и теперь безнаказанно творит зло. Полковник! — грустно сказал он, — Бедный неизвестный солдат! Ты погиб за правое дело — память о тебе да пребудет в веках.

— Послушайте, Тетерин, — сказал я, — но ведь вас задавили машиной. Если вы и так уже труп, то зачем же травить вас газом?