Борис Дышленко - Людмила

Остальные граждане нашего густонаселенного двора мне не очень запомнились. Помню, что была какая-то патриархальная армянская семья, военный, живший над нами во втором этаже и потом купивший у матери Прокофьева оставшуюся после отца машину, какие-то молодые люди в рубашках-сеточках и какие-то молодые женщины с сеточками на головах. Иногда кто-нибудь подходил к крыльцу Суворовых участвовать в наших ежевечерних посиделках. Для нас с Прокофьевым эти посиделки были одним из главных, хоть и полузапретных удовольствий. Когда темное гальтское небо со всеми играющими звездами опускалось на наш двор, освещенный только по периметру слабыми пятнами из окон, соседи как кучка заговорщиков, собирались в кружок у суворовского крыльца, и искры, иногда вылетавшие из самовара были так же загадочны, как те, что однажды и, как мне казалось, очень давно, брызнули в темноте ночи на одной из пересадок, когда отец, спотыкаясь о чемодан, который он нес в одной руке, другой тащил меня через пути. Сноп искр и пронзительный крик «кукушки», фонарь с огарком свечи в руке проводника и его черная с серебром фуражка, тамбур с запахом смоченного угля (уже тогда была эта ностальгия), а здесь захватывающая темнота, такая, что, даже два огромных ореха в глубине двора кажутся ее черными сгустками, и в этой темноте вдруг резкий звук сдвигаемой пластинки и несколько тактов бравурной мелодии, долетевшей из открытого окна и там же раздавшийся короткий смех и такой же короткий, обрезанный с двух сторон разговор, внезапное молчание и прочертившая блестящую царапину упавшая звезда. Кто-то показал пальцем — и все застыли. И общее выражение на поднятых небу лицах. Замедленный детский экстаз.

И, может быть, в те дни стояла жара, такая же, как сейчас, и солнце стояло в зените, и у Суворовых, к которым мы то и дело забегали смотреть на барометр — хмурый мальчик все прятался в своей нише.

Я понимал, что Стешин в своем рассказе кое-что утаил от меня, а кое-что просто не успел рассказать. Его связь с бандой, охотившейся за лекарством, фирмой, как он ее называл, была очевидна. Другое дело, какого рода была эта связь и когда она образовалась. Видимо, он, похищая лекарство, действительно не знал, что берет, но гангстеры знали. Они знали, что похищено и кем похищено — откуда они могли это узнать? Остается только предположить, что они не нашли лекарство там, где оно должно было быть, то есть у доктора. А, не найдя, им нетрудно было вычислить, кто его взял — Стешин для этого самая подходящая кандидатура. После этого они стали искать на рынке, где он бывал, и утвердились в этом. Но Стешин был связан с Полковым, а Полковой связан с Гальтом, и Стешину об этой связи было известно. И Стешин знал о подпольной лаборатории в Ленинграде, если это не миф. Но не миф, если она действительно существует, значит, сырец перерабатывается в Ленинграде, во-вторых, выстраивается интересная линия: Гальт — Ленинград — Стокгольм. Банда торговцев наркотиками заинтересовалась случайно украденным лекарством? Да, Полковой, наверняка знал, что это было. Ведь этот подонок на мой вопрос ответил, что им нужны были все ампулы, они хотели быть уверены, что ничто никуда не ушло, во всяком случае, нигде ничего не осталось. Значит, они предполагали существование конкурентов, и, может быть, конкуренты были. И связь Гальт — Ленинград идет через Полкового, а Ленинград — Стокгольм через Сурепко. И Сурепко был связан с Людмилой Бьоррен. С другой стороны, с кем-то из докторского окружения. А Полковой? Полковой узнал о планах Сурепко, возможно, через его жену, которую после этого убил. Он не мог перехватить этот бизнес — у него не было связи со Стокгольмом, — но навязал ему сотрудничество. И тут неожиданно вмешался Стешин. Ясно, что это случайность, и он украл лекарство не по их заданию, иначе ампулы попали бы прямо к ним. Конкуренты? Да нет, не было никаких конкурентов. Они боялись, что ампулы попадут к Людмиле, а от нее к Марине. И к доктору. И боялись, что Стешин заговорит. Что ж, им было чего бояться.

Но лекарство мог взять и сам доктор — откуда они могли знать, что это не так, ведь не отчитывается же он перед своими подчиненными? В принципе узнать это возможно, но тогда это должен быть человек из ближайшего докторского окружения, ну, как минимум, лаборант. Что ж, если это кто-то из них, то ему нетрудно было и вычислить Стешина.

Другой вопрос: почему Стешин незадолго до своей смерти уволился из института? Ведь здесь он имел хоть и небогатую, но постоянную кормушку. Боялся того самого человека из докторского окружения? Если он знал его, то, скорей, тот должен был его бояться. Впрочем, это также могло бы послужить причиной убийства. Ведь Стешин мог бы рассказать обо всем доктору. Слить информацию — в таких случаях самый верный способ обезопасить себя. Шпионы не мстят. Правда, логика наркомана необъяснима, а, лишенный наркотика, Стешин, и вообще, мог впасть в панику. Собственно, он и был в панике, когда я его встретил. Тогда им владело одно желание — скрыться. Впрочем, сам ли он уволился? Я спросил доктора, действительно ли Стешин ушел от него по собственному желанию, и он сказал мне, что предложил Стешину написать заявление, хотя вполне мог бы отдать его под суд. Он подтвердил мое предположение о том, что Стешин воровал наркотики из шкафа в его кабинете.

— Это что, так легко? — спросил я.

— Ну, видите... Дверь в мой кабинет закрывалась обычным ключом, а лекарства, в том числе и наркотики, лежали в шкафу, правда, тоже запертом, но, как оказалось, в него легко можно было проникнуть, если сдвинуть верхнюю часть — он из двух половинок. Стешин просто вынимал заднюю стенку (она едва держалась в пазах) и брал наркотики. В умеренных количествах, — сказал доктор. — Поэтому я не сразу и заметил.

— Но он все-таки должен был иметь ключ от кабинета.

— Он его имел. Это не так уж сложно, — сказал доктор. — Я же говорю, что ключ самый обыкновенный, вот такой.

Он достал из кармана связку ключей и, перебрав ее, показал мне один. Ключ, действительно, был самый обыкновенный.

— А как вам удалось его поймать? — спросил я. — Вы что, все-таки в конце концов заметили, что пропадают наркотики?

— Нет, — сказал доктор, — я заметил это после пропажи лекарства, из-за которого весь этот сыр-бор. Там была всего одна коробка, и когда я хватился...

— А вам не пришло в голову, что кто-то охотится именно за этим лекарством?

— Нет, — сказал доктор, — я сразу понял, что это Стешин. Больше некому. На коробке и на ампулах была маркировка обыкновенного полуторапроцентного морфина. Никто бы не догадался. Стешин сам не знал, что он украл. Возможно, потом он и понял, что это нечто... не совсем то. Лекарство хоть и содержит морфин, но есть и другие ингредиенты, которые вызывают стойкие галлюцинации. В общем, это другое лекарство.