Борис Дышленко - Людмила

Положил трубку, радостно улыбнулся мне.

— Вы очень оперативны.

Приподнял пакет, взвесил его на руке.

— О-о! Сейчас отнесу это девочкам. Посидите?

— Я хотел бы еще раз перелистать бумаги: есть некоторые сомнения.

— Конечно, — сказал директор, — вот они.

Он похлопал рукой по прозрачной папке на верхней полке открытого сейфа. Собственно, ничего больше в сейфе и не было кроме нескольких стянутых аптечными резинками пачек: заштампованные в фольгу и пластик белые таблетки. Директор вынул из конверта плитки (все это выглядело вполне обычным поощрением), сунул их в карман пиджака и вышел.

Я подошел к двери, немного приоткрыл ее. Директор удалялся направо по коридору, свернул на лестницу. Я закрыл дверь, вынул из сейфа папку. Там было всего шесть страниц, одна из них составленное мной письмо-заказ. Я откинул крышку ксерокса, вложил письмо, закрыл крышку. Машина загудела, и из щели медленно выполз первый лист. Подложил его под лежащую на столе пачку и взял следующий. На все ушла пара минут. Тогда отделил ксерокопии от машинописных листов, сложил пополам. Взял со стола освободившийся конверт, вложил их в него. Спрятал конверт во внутренний карман пиджака.

Некоторое время стоял, пялясь на открытый сейф. Ничего не было там кроме стянутых резинками упаковок. Взял одну, прочитал надпись ANALGIN. Взял вторую — там то же самое. Подумал, для чего держать в сейфе столько самого ходового и вовсе не дефицитного лекарства. Когда попытался вытащить из пачки одну упаковку, лопнула резинка. Щелкнул в досаде языком. Подумал, что нехорошо будет, если директор обратит на это внимание. Спрятал эту пачку между другими, а одну упаковку положил в нагрудный карман, за носовой платок. Потом сел и сделал вид, что читаю документацию. Когда пришел директор, я уже курил, откинувшись на спинку кресла — нельзя же так долго читать какие-то шесть бумажек.

— Что вас беспокоит? — спросил директор.

— Да нет, — сказал я. — А не может возникнуть вопросов по поводу того, что название «Секрет» не упомянуто нигде кроме письма?

— Ну, учитывая заказчика... Нет, не думаю.

— Тогда вопросов больше нет, — сказал я.

На проходной охранник попросил меня вывернуть карманы. Я вытащил все, что у меня было: сигареты, спички, носовой платок из кармана брюк. Вынул конверт с хрупкой блондинкой, но так, как там были только бумаги, он вернул мне его. Пачка анальгина тоже не вызвала у него интереса — это был не тот товар, который таскали с завода. Я развел руками.

— Уж извините, как-нибудь в другой раз, — сказал я.

Охранник тоже извинился, сославшись на порядок, общий для всех. Поулыбались друг другу, и я пошел вдоль цветника по проспекту Мира, бывшему Сталина, к неизбежному Абасу.

В аптеке, примыкавшей со стороны Абаса к «Гранд Отелю», я купил еще одну упаковку анальгина, положил ее в боковой карман пиджака. Я пересек Абас и отстоял небольшую очередь в кафе у фонтана. Взял свои «полчашечки» и занял место за последним столиком у парапета, сел спиной к публике и лицом к глубокому руслу и Кубанке, возвышающейся над ним. Отпил глоток кофе, закурил. Немного посидел. Достал из нагрудного кармана упаковку, прочитал реквизиты: это был харьковский химфармзавод. Выдавил одну таблетку, надкусил ее. Пожевал, выплюнул. Положил таблетку на стол. Вынул из бокового кармана другую упаковку. С гальтскими реквизитами. Надкусил и такую таблетку. Это был точно анальгин. Мне случалось жевать такие таблетки, чтобы попало в дупло. Положил эту рядом с первой. Подумал, что в случае зубной боли первая помогла бы лучше. Сбил ее щелчком — долетит ли до речки. Не долетела. Вторая тоже не долетела. Разложил упаковки по тем же карманам, допил свой кофе, докурил сигарету и вышел на Абас.

Я медленно двинулся вдоль Галереи в сторону Колоннады, раздумывая, чем мне заняться: вернуться ли, напившись в Каптаже воды, в пансионат, чтобы переодеться и пойти позагорать на пляже, или не спеша прогуляться по парку до Солнечной Горки, где, как я надеялся, сохранился небольшой, уютный ресторанчик, где можно было бы пообедать, и там же, неподалеку в санатории «Дозор» когда-то была бильярдная, возможно она сохранилась до сих пор.

Необычная чем-то фигура, продвигавшаяся так же неспешно, как и я над подстриженными кустами туи, показалась мне смутно знакомой. Длинноволосый человек в застиранной синей футболке, в мешковатых отечественных джинсах, в сандалиях на босу ногу и с брезентовым рюкзаком через одно плечо, глубоко задумавшись, плелся впереди меня. Он выглядел здесь чужеродно, однако не был похож на путешествующего автостопом хиппи, что-то выдавало в нем местного жителя, но как будто постороннего и в своем городе, какого-нибудь городского чудака, вечный предмет враждебного любопытства, выглядывающего из-под снисходительного высокомерия. О таких и существует пословица: «Ума палата, да ключ от нее потерян», — суждение поразительно точное, ведь верно, потерян для тех, кто так говорит. Но я вспомнил, что встречал таких только здесь в Гадьте, да еще в том провинциальном городке, где работал следователем. В Ленинграде, городе большом и богатом знаменитостями, такой чудак может быть отмечен разве что соседями по коммуналке. Но я достаточно нафантазировал прежде, чем он остановился и посмотрел в сторону Галереи. Вот тогда я узнал его.

За всю жизнь в Ленинграде я о нем ни разу не вспомнил, а теперь, увидев, подумал, что это, пожалуй, единственный человек из нашей школы, которого мне хотелось бы видеть. Он учился двумя классами ниже меня. Для своих одноклассников он и тогда был чужим, и, чем-то вроде классного дурачка, но никто не смеялся над ним в глаза, потому что он во всем, даже в их любимом футболе превосходил их. Он носил в портфеле брошюрки о кибернетике и генетике — вчерашних лженауках (собственно, от него я впервые и услышал о них), — рассказывал об индийских йогах, мог в общих чертах изложить суть философии Канта, если кому-нибудь это было интересно, но, наверное, из всех наших половоззрелых кретинов только я на переменах или после уроков с удовольствием беседовал с «малолеткой».

Сейчас я подошел к нему вплотную и стал смотреть на него. Он повернулся и тоже некоторое время смотрел на меня. Очевидно, он меня не узнал.

— Вы что-то хотите спросить? — сказал он. — Спрашивайте.

— Хорошо, — сказал я. — Гена, куда ты идешь?

Он еще некоторое время с недоумением смотрел на меня.

— Черт! — сказал он. — Роберт. Это ты? Откуда ты взялся?

— Приехал из Ленинграда, — сказал я. — В командировку.

Пошли в сторону Каптажа. Гена сказал, что он пьет доломитную воду — она полезней. Мне казалось, что общая приятней на вкус, но я был не против выпить с ним за компанию и доломитной. Я сказал, что не ожидал встретить его в Гальте, спросил его, где он и что он — обычные в таких случаях вопросы.