Борис Дышленко - На цыпочках

Жена с неудовольствием посмотрела на меня, точнее говоря, в мою сторону, потом, слегка обернувшись к этому Альфреду, произнесла, как бы за меня извиняясь:

— Он у меня немного тугодум.

Альфред наклонился вперед, заглянул оттуда мне в глаза и терпеливо стал объяснять:

— Позвольте напомнить вам ход наших рассуждений: я говорил, что все Это — только предлог для того, чтобы посеять вот это Разумное, Доброе, Вечное.

— Прошу прощенья, — сказал я. — Я действительно немного тугодум. Теперь я понял, о чем вы...

Мне стало немного неловко. До меня наконец дошло, что он говорил, что все Это — только повод.

«Ведь повод даже не причина, — подумал я, — ну конечно, — подумал я, — повод и причина не одно и то же. Скорей, наоборот: причина это одно, а повод совершенно другое. И в данном случае причина это то, для чего все это делается, а повод это то, что он называет Этим. Итак, все Это — только повод для того, чтобы сказать нечто другое, главное, а главное — это причина».

Я постарался объяснить эту свою точку зрения, но у меня не получилось так логично, как в моих мысленных рассуждениях, и жена улыбнулась. Тем не менее я подвел итог своим умозаключениям:

— Значит, все Это — только повод, чтобы посеять, — подвел я итог. — Хм... А каким образом?

— Образом! — удивился он.

— Да, каким же образом?

— Образом, — убежденно ответил он.

— Нет, как? — спросил я.

— Ну, вы понимаете, что такое подтекст, — почти утвердительно сказал он.

Жена ответила, что она отлично понимает, что такое подтекст.

— Скажем, я должен кое-что выразить, — объяснял вьющийся брюнет, — но в силу сложившихся обстоятельств или не соответствующей моим соображениям ситуации не могу сделать этого прямо. Тогда я применяю подтекст, рассчитывая на то, что тот, кому это предназначено, меня поймет. Вы улавливаете мысль?

Я кивнул.

— Возьмем газеты, — развивал дальше брюнет. — Для кого они пишутся? Для дураков?

— Почему для дураков? — удивился я. — В газете можно прочитать всякие подробности. Ну, есть и другие не менее интересные вещи.

— Да-да, конечно, — вежливо согласился Джиу-джиски, потому что из дальнейшей беседы выяснилось это его качество, и дальше я буду его так называть. — Если вам интересно, то читайте, — он усмехнулся. — Но если по большому счету — по гамбургскому, например, — то газеты нельзя читать так прямо. Главное в газетах — подтекст.

Я не знал, что такое гамбургский счет, но не стал спрашивать его об этом, чтобы не отвлекаться. Переспросил только про подтекст.

— Подтекст? — переспросил я.

— Подтекст, — подтвердил вьющийся брюнет. — Например, мы читаем сообщение о том, что некто Икс посмертно награжден орденом. Какой мы из этого делаем вывод?

— Хм, — задумался я.

— Да очень просто, — сказал он. — Прежде всего, мы делаем вывод, что данный Икс умер.

— Хм, действительно! — удивился я.

— Или сообщается, что последствия взрыва на атомной электростанции Игрек незначительны. Какой вывод?

— А почему просто не написать, что был взрыв?

— Во-первых, — Джиу-джиски начал загибать пальцы, — чтобы не сеять панику. Сеять надо кое-что другое, — тонко улыбнулся он. — Вы помните, что именно?

Жена сказала, что сеять надо Разумное, Доброе, Вечное.

— Вот-вот, — сказал он и загнул следующий по счету палец. — Отсюда следует, — сказал он и загнул третий. — Что следует?

— Что следует? — повторил я.

Он внимательно посмотрел на меня, выдержал паузу и сказал:

— Что Добро побеждает Зло, — он загнул четвертый палец.

— Как! — удивился я снова. — Почему? То есть не почему побеждает, а... Разве это следует из таких сообщений?

— А как же! — рассмеялся Джиу-джиски. — Икс умер, но в конечном итоге что? — спросил он. — Правильно, награжден, — ответил он сам себе. — То же самое и со взрывом, — сказал он. — Ведь последствия незначительны. Вы видите? Справедливость все-таки торжествует. Вот подтекст.

Я задумался над этим его разъяснением. Что-то не удовлетворяло меня.

— Не срами меня! — шепнула мне жена одними только губами, и пользуясь тем, что Джиу-джиски в это время отвернулся к экрану. — Как ты ограничен!

Я почувствовал себя немного неловко, потому что действительно, может быть, эта моя ограниченность была заметна не только жене, но и этому Джиу-джиски, точнее Альфреду, и чтобы исправить свою ошибку, я задал ему вопрос насчет предыдущего разговора.

— Ну а как же там? — спросил я. — Какой там подтекст?

— Да тот же, — с улыбкой ответил Джиу-джиски, — тот же подтекст: Добро побеждает Зло.

— Так это всегда такой подтекст? — спросил я.

— Какой ты непонятливый! — уже вслух не выдержала жена. — Конечно, всегда. Добро всегда побеждает Зло.

Мне кажется, я покраснел. Мне было неудобно, что жена в присутствии постороннего назвала меня непонятливым, но Альфред не только не придал этому значения, но и отчасти опроверг ее.

— Вы не совсем правы, — мягко сказал он. — То есть в первой части вы не правы: подтекст не в любом случае именно этот. Но второй тезис верен: Добро в конечном итоге неизбежно торжествует.

— Ну да, я это и хотела сказать, — поправилась жена, — просто неточно выразилась.

— Но все-таки, — решил уточнить я. — Вот вы говорили, что все Это — только повод, для того чтобы выразить и так далее. Правильно?

— Совершенно верно, — поддержал Джиу-джиски, — и я понимаю, что вы имеете в виду, но тут я могу возразить вам другой цитатой. Хотите?

— Да, пожалуйста, — попросил я. — Может быть, я чего-то не понимаю.

Джиу-джиски набрал много воздуху и задержал его. Так некоторое время подержал.

— Добро должно быть с кулаками, — сказал он после этой паузы.

Я удивился. Я и раньше это где-то слышал, но не придавал этому серьезного значения, а сейчас я недоумевал, потому что никак не мог увязать это с электростанцией и подтекстом.

«Может быть, это к какому-нибудь конкретному случаю относилось?» — подумал я и решил это выяснить.

— А это откуда цитата? — решил выяснить я.

— Я не помню точно, — сказал он. — Это откуда-то цитата. Вообще. Главное, что хорошо сказано. Вы согласны?

— Нет, — сказал я.

— Как! — удивился он. — Не согласны? Хм! — он недоуменно усмехнулся и пожал плечами. — А как же оно победит?

— Но разве в драке всегда побеждает Добро? — спросил я.

— Нет, разумеется, — усмехнулся Джиу-джиски. — В драке, как и вообще в жизни, побеждает сильнейший, но ведь есть же подтекст — ведь мы с вами говорили об искусстве.

Я вспомнил, что мы действительно говорили об искусстве.

— Ах, да! — вспомнил я. — Ну что ж, если об искусстве, тогда конечно.

— А какова задача искусства? — спросил он.

— Какова?

— Ну!.. Сеять, сеять... Ну!.. Разумное, Доброе, Вечное, — удовлетворенно сказал он и снова развел руками, в одной из которых была сигарета, а вторая опять легла на спинку кресла. Он прикрыл глаза и улыбнулся. Потом прекратил улыбку и открыл глаза. Вздохнул и спросил: — Вы согласны?