Евгения Лавренова - Наклонная плоскость

После, Таня вытянулась на кровати, демонстируя смуглое идеальное тело. В воздухе висело молчание. Через минуту его прервал странный слишком тихий звук ее тонкого голоса: «Как у тебя дела с женой?» Кирилл встал, пошел в ванную и там постоял, чтобы отдышаться, а потом увидел свое искаженное ненавистью лицо. «Она не виновата, ни в чем не виновата, она хорошая красивая женщина, она просто интересуется, как дела с женой, хотя это и глупо и неестественно в ее положении, положении при котором хороший ответ не сулит ей ничего хорошего. Ханжа тупая, лицемерка.» Кирилл пытался опять подумать о ней хорошо, «ну просто спросила она, может быть она ничего не имела ввиду». Получилось. Кирилл вышел и увидел ее глаза лани. «Как странно?» Подумал он. «За что она меня любит? Ничего выдающегося в нем нет, как это не прискорбно. Вот Маша действительно могла бы любить его за безумную преданность, но не любила почему то.»

Татьяна Сергеевна решила пожить с Варей до родов. Это было странно, ранее такой щепетильности в семье Клюевых, потомственных крестьян, не наблюдалось. Целый день Гриша упорно делал вид, что работает и только ночью, когда все наконец улеглись, решил покурить, прямо на кухне. Это было так строго запрещено, что когда Гриша все же курил там, никто не делал ему замечания, боясь тем самым подтвердить сам факт нахального поведения. Он уже предвидел, как ему сейчас будет хорошо и спокойно. Но открыв дверь, он увидел там Татьяну Сергеевну, она ела найденный на дне холодильника салат вилкой прямо из длинного пакета, ее желтоватая рука была по локоть в майонезе. Когда вошел Гриша, она как раз облизывала палец.

— Чревоугодие, знаю — виновато сказала Татьяна Сергеевна

Хочешь со мной? Тут много еще — сказала она, как доказательство выставив пакет вперед. Ком из желудка поднялся прямо к горлу, начало тошнить. Гриша слегка побледнел. Ты чего? — спросила теща.

— Спасибо, что-то тошнит, пойду пройдусь, Татьяна Сергеевна— сказал Гриша и, быстро натянув штаны, кеды и шапку вышел из дома.

Варя в это время вертелась в кровати, ей казалось, что вот-вот начнутся схватки, спина ныла не то от приближающихся родов, не то от непосильного груза, который ее спине приходилось навешивать на себя почти каждый год.

Гриша вышел на улицу, воздух был морозным. Живот болел, поэтому ходить ногами было тяжело, а сидеть — холодно. Он уже жалел, что вышел и теперь ему некуда податься. Если пойти домой, Варя начнет суетиться, причитать. А теща будет говорить, что язва оттого, что Гриша не ест суп и не верит в Бога. Тогда Гриша написал всего три слова. «Можно Вам позвонить?» И нажал на «сенд», чтобы не передумать.

Маша проснулась от звука смс. Озираясь, она пошла по темной квартире искать телефон. Телефона, конечно, не было — ни в сумке, ни на тумбочке ни в коридоре. Чтобы его найти, нужно было позвонить на него, а для этого нужно было найти домашний. Стационарная трубка обнаружилась, не севшая. Гриша уже хотел сдаться и повернул в сторону дома. Когда Маша нашла телефон, она долго не могла сообразить, что происходит. А сообразив, сама набрала номер. Что случилось? — спросила она совершенно незнакомого ей человека.

Гриша спросил: Можно вас увидеть? Она назвала адрес и через полчаса она открыла дверь.

Маша бережно проводила его в комнату. Почему то она понимала, что если и бросаться на шею, то не сразу. Она стеснялась его. Он был «чертовски привлекательный», но абсолютно чужой. Гриша тоже стеснялся ее, ее неожиданно буйных распущенных волос, дорогого халата и фарфорового белого лица героинь раннего Голливуда. Они не знали, как начать, чтобы не испортить хороший спектакль в первом акте какой-нибудь нелепостью. И они не спешили. Впереди была ночь, как минимум. Маша придурковато улыбаясь, постелила ему в другой комнате и пошла спать к себе, пожалав спокойной ночи и Гриша тоже пошел к себе. Он не бросился на нее, не стал целовать, а дал волю событиям развиваться своим чередом. «Постелила в гостинной — буду спать». Спектакль обещал абсурдное развитие. Маша закрыла дверь бывшей супрежеской спальни и выключила свет. Они лежали вдвоем в разных комнатах в темной наэлектризованной сексом квартире и почему то не шли друг к другу. Через пятнадцать минут Маша перестала глупо улыбаться. Брови ее взлетели недоуменно вверх. Начало концерта затягивалось, как в московской консерватории. Ну где же гулкие шаги конферансье? Только злобный кашель зрителей и звуки мобильных телефонов. Маша решила сходить в туалет, чтобы пошуршать, напомнить о себе. Хлопки зрителей. Мы здесь, мы готовы. Но конферансье все не выходил. Музыканты стали отвлекаться и хихикать.

Гриша лежал в гостинной и тоже улыбался. Он повернулся на спину и заложил за голову руки. Поза наглого самца. В этой позе он думал о том, кто все-таки победит в этом чертовки привлекательном противостоянии. Когда в коридоре заскрипело, он довольно засмеялся. В приятных думах этих он чуть было не задремал, вот это ему не понравилось. Так можно и лишиться собственного счастья. Такого уличная ведьма не простит. И он взял и стукнул тапочком, чтобы напомнить, что еще жив. Маша прислушалась. На сцену вышла первая скрипка, огляделась по сторонам и поняв что рано, виновато пробралась между рядов обратно за кулисы.

Маша поняла тактику и тоже заулыбалась. Она готовилась к соитию, и настраивалась. Все, тело готово. От переизбытка неизлитой энергии она вдруг вскочила, сделала несколько кругов по комнате и усилием воли загнала себя обратно под одеяло. Прошло еще пятнадцать тихих минут. Странный….. маньяк какой-то, подумала Маша, зажгла лампочку и взяла почитать книгу. Слова в смысл не складывались. Гриша увидел свет в комнате напротив. Что это еще? Нет, на свету он не может. На свету он увидит ее всю, такую прекрасную и оробеет. Еще опозоришься от счастья, чего доброго. Нет, свет не входил в планы Гриши. Вот второй раз можно и на свету. Что это она делает там со светом? Может ножик точит?

Маша опять встала и походила, поймала себя на том, что зевнула. Может он там заснул? Ну и черт с ним, подумала она. Легла в кровать и решительно зажмурилась, пусть зарежет ее. В принципе, ей даже лестно быть зарезанной руками этого непонятного человека. Еще через пять минут он все-таки пришел, и Маша испытала такие ощущения, которые даже не знала, что могут проистекать от любви. В некоторые мгновенья она думала, что умирает, и готовилась встретиться с господом. Твою мать! — нелогично думала Маша перед этой встречей, растекаясь бессмысленной улыбкой податливого тела. Твою мать! Потом она легла, вдыхая запах его тела и ей казалось, что это наркотик, и очень страшно было, что действие его временно. Поэтому она вдыхала запах аккуратно, стараясь распределить его во все уголки мозга, чтобы потом составить обратно из различных частей и попытаться воспроизвести целое.