Пак Кённи - Земля

Со двора послышался шум, появилась Сон И, выглядевшая вполне зрелой в свои тринадцать лет. Она положила на пол веранды узелок, заглянула в комнату:

- Мама, я вернулась! - Она заметила Каннан и широко улыбнулась, обнажив белые зубки. - Ах, бабушка, вы пришли!

- Да, моя хорошая, - отозвалась старушка, лежа на подушках. - А ты, я вижу, все больше на свою мать похожей становишься.

- Как ваше здоровье, бабушка?

- Терпимо... Вот, пришла вас повидать, да только притомилась.

- Как папа? - спросила Ду Ман Не дочь. - Обед ему понравился?

- Да, почти все съел.

- Каша, наверное, остыла, пока дошла?

- Нет, не совсем.

- Ну, пойди на кухню, приберись. Я там замочила ячмень, посмотри.

- Хорошо, мама, - ответила девочка и удалилась.

Ду Ман Не помогла свекрови помочиться в горшок, затем вынесла горшок, вернулась. А старушка Каннан присела, проговорила тихо, будто невпопад:

- Если помещик собрал осенью десять тысяч мешков зерна, значит, он имеет десять тысяч беспокойств, а если вырастил всего тысячу мешков, следовательно, у него только тысяча беспокойств... А у меня было беспокойство - дойду ли я нынче до тебя?.. Девочка моя, я хотела обсудить с тобой кое-что...

- Да, тетушка, - отозвалась Ду Ман Не, усаживаясь подле.

- Я о твоем втором сыне...

Ду Ман Не встревожено уставилась в глаза старушки. Та, подслеповато поморгав, продолжила:

- Мы люди простые и недостойны затрагивать больную тему о приемных детях... Мой покойный муж наказывал никогда не говорить об этом... Но я должна.

- Вы имеете ввиду Ён Мана? - спросила Ду Ман Не.

- Да. Я бы хотела, чтобы он позаботился о моем имени, когда я уйду... Неправильно, когда обряды в дни поминовения предкам делаются лишь потомками по материнской линии... Но разве мы с тобой, девочка, не из одной родственной семьи Кимов?

- Да, это так, тетушка.

- До сих пор я могла хотя бы чашку с водой поставить на могиле ушедших родных. Но когда мои глаза закроются, душа моя захочет испить водички, кто же мне поможет?.. Молодая госпожа, помню, говорила, что поручится за нас с мужем в монастыре, если не будет у нас никаких родственников... Вот я и хотела об этом поговорить с тобой.

- Да, конечно, тетушка.

- Дед твоего мужа и мой свёкор были троюродными братьями, следовательно, мы не такие уж дальние родственники.

- Вы правы.

- Поэтому я не вижу ничего предосудительного, если твой приемный сын поставит чашку с водой на моей могиле.

Ду Ман Не молчала, ее одолевали противоречивые чувства. Сказанное старушкой не было пустяком, который мог решаться одной лишь искренностью и заботой о близких. В каждой семье почтение к усопшим было делом святым. Но как можно обязать приемного сына к исполнению долга, если ему, по существующему закону, ничего не достанется по наследству? Если бы он однажды вступил в свои права, то поклонение предкам стало бы железным правилом, в противном случае, семью в дальнейшем постигли бы одни неудачи.

Ду Ман Не была в затруднительном положении.

- Моя просьба не пуста, - сказала Каннан слабым хрипящим голосом. - Я обращусь с просьбой к госпоже Юн, чтобы она выделила вам клочок земли для возделывания риса.

Ду Ман Не от неожиданности тотчас раскраснелась: о таком они с мужем не могли мечтать даже во сне.

- Это для меня не просто... Но я попрошу госпожу. Думаю, она отнесется к моей просьбе с пониманием.

- Тетушка...

- Надеюсь, скоро все решится…

- Тетушка, я не нахожу слов... Я непременно расскажу обо всём мужу.

- Поделись... Я потратила столько сил, чтобы придти сюда... Как грустно, когда нет детей...

- Тетушка, я вам очень благодарна... - смущенная и одновременно возбужденная Ду Ман Не застыла в одном положении, сложив на груди руки.

- А теперь мне пора. Только не знаю, дойду ли...

- Не беспокойтесь, тетушка, я отнесу вас на спине.

- Сможешь?

- Конечно.

Во дворе девочка толкла ячмень в ступе, зажав в руке пестик. Полы ее короткой черной юбки шевелил ветерок. Когда Сон И поднимала руку с пестиком вверх, то невольно вставала на цыпочки, при этом казалось, что она сама словно отрывается от земли и поднимается к небу.

- Бабушка, вы уходите?! - окликнула она, заметив, как мать со старушкой на спине выходит из веранды.

- Пора, моя деточка, засиделась у вас, - отозвалась Каннан.

- Я скоро, - сказала дочери Ду Ман Не, направляясь к калитке.

- До свиданья, бабушка!

- До свиданья, милая!

Ду Ман Не шла неспешно по дороге, нести старушку ей было совсем легко, она почти не ощущала тяжести: шагая, думала о своём, а еще о том, как было бы замечательно иметь собственный участок земли.

Юн Бо, навестивший могилу родителей, шагал домой по проселочной дороге. Вскоре он настиг человека, который был явно не в духе, недовольно бурчал что-то себе под нос и размахивал рукой с зажатой курительной трубкой. Юн Бо узнал в нем школьного учителя Ким Хун Чана и крикнул тому в спину:

- Что произошло, учитель?! В такой погожий день нельзя ни на кого сердиться!

Ким обернулся и сердито проговорил:

- Мир рушится, вот что!

- Ну и что с того?

- Этот негодник Со Кым Доль... - учитель не договорил и со злостью сплюнул.

- А чем он провинился перед вами? - Юн Бо поравнялся с учителем, широко улыбался, обнажая редкие зубы. Они проходили мимо дома Со Кым Доля, на плетне сидел петух с красным гребешком, грозным взором осматривающий всё вокруг.

- Кем бы человек ни был, он должен уважать других. Иначе чем он отличается от дикаря?.. У этого Со ведь есть невестка, ему подобает вести себя более прилично.

- Не знаю, что он вам сделал, только скажу, что Со - человек жизнерадостный и веселый. Вы бы, наверное, тоже были таким же, будь ваша супруга жива.

- Вот, мерзавец! - вырвалось вдруг у учителя Кима и брови над его глазами приняли форму треугольника. - Ты следи за своим языком, а то я его вырву!

- Хе-хе-хе... Не стоит вам так сердиться.

Некоторое время они изучающее разглядывали друг

друга, затем Ким Хун Чан, не удержавшись, съязвил:

- Какой ты негодяй, все-таки... Как рыба-пеленгас выпрыгиваешь из воды, дразнишь... Насмехаться над янбаном вздумал?..

Юн Бо молча шел рядом, уже сетуя на себя, что зря так разгневал учителя.

Ким Хун Чана в деревне почитали, как очень пожилого человека. Его лицо, испещренное сетью морщин, напоминало сушеную тыкву. Внешне он выглядел на семьдесят с лишним лет, хотя истинный его возраст никому не был известен. Волосы его были редки и наполовину седы, а брови и борода походили на пряжу из рами. Но когда он работал на поле, деревенские, глядя на его широкую спину и бугрящиеся мускулы рук, говорили: «Да ему нет и шестидесяти! Он же фору даст молодым!»