Дмитрий Зорин - Сказка и быль

Первая половина ХХ столетия для многих народов мира отмечена тяжёлыми испытаниями и бедами. Наибольшая их часть выпала на годы второй мировой войны. Жертвами, которой стали десятки миллионов жизней, воинов и мирного населения. Наибольшие жертвы пришлись на долю населения Советского Союза. Детские годы нашего поколения выпали на самый тяжёлый этап этого лихолетья. Конечно, они навсегда остались в нашей памяти. Но время не остановишь, а в беде оно бежит быстрее и вместе с ним взрослели мы, может быть быстрее, чем это отмерено природой. Для нас подростковая пора наступила как-то незаметно.

Шёл 1950 год, прошло пять лет как мы вернулись жить в Красноярск. Нам предстояло сменить пятое место жительства, т.к. барак в котором мы проживали, пришёл в негодность для проживания и подлежал сносу. Нас подселили в квартиру из трёх комнат, занимаемую семьёй из трёх человек. Эта семья была в родстве с известным красноярским поэтом Игнатием Рождественским, чьи стихи мне очень нравились, а одно из них — «Я солдат» — я вслед за мамой читал со сцены на различных концертах и смотрах художественной самодеятельности. Приобщению к сценическому искусству я во многом обязан маме, много лет, несмотря на загруженность основной работой, занимавшейся актёрским мастерством в любительском драматическом коллективе гарнизонного дома офицеров. Руководили коллективом ведущие профессиональные актёры и режиссёры краевого драмтеатра имени А. С. Пушкина. Она была постоянным участником художественной самодеятельности госпиталя в качестве чтеца и ведущей программ, за что не раз поощрялась командованием госпиталя, гарнизона и округа. Найдя во мне задатки к сценическому искусству и, видимо, в немалой степени руководствуясь благим стремлением ограничить влияние на меня уличной среды, она всячески приобщала меня к участию в концертных программах, много занималась со мной сама и поощряла мои успехи. Школьные годы для меня в немалой степени памятны первыми успехами, выраженными зрительским признанием и похвальными оценками специалистов моих выступлений. Со мной занимались профессионалы (заслуженные артисты РСФСР Жарников и Кульзбеков) и самобытные представители актёрского мастерства, к которым я отношу свою маму. Я бесконечно благодарен им всем, внёсшим неоценимый вклад в процесс формирования моей личности. Они много сделали для оздоровления моей натуры, подверженной в какой-то степени нездоровому влиянию уличной среды, для выработки у меня иммунитета к плохому и тяги к хорошему. А сколько было таких, как я, или похожих на меня — тысячи, десятки, сотни тысяч? Кто нас считал? Мы росли в сходных условиях жизни, но вырастали разными людьми, у каждого была своя судьба. И, тем не менее, у представителей моего и близких ему поколений было много общего. Поэтому своё жизнеописание я привожу как обобщающий пример для того, чтобы у читателя сложилось представление о нас, о нашей жизни, о среде и условиях, в которых формировались наши характеры, наша мораль, наши жизненные приоритеты.

Вчетвером мы ютились в комнате площадью 12 квадратных метров, но, несмотря на тесноту, жили с хозяевами дружно. Это была добропорядочная еврейская семья, жившая на скромный достаток. Их семейный бюджет формировался из заработка хозяйки — медицинского работника госпиталя, где работала наша мама, дохода её дочери от уроков музыки, и пенсии бабушки. Они нежно заботились друг о друге и были добры и внимательны к нам, их квартирантам. Наблюдая за этой семьёй, мне хотелось совершать только добрые дела. Иногда одно визуальное общение несёт в себе мощный побудительный заряд. Он может быть как положительным, так и отрицательным. Этот пример я использовал в будущем в своей педагогической деятельности при формировании микроклимата своего общения с учащимися и в коллективе учебной группы. Жили мы в двухквартирном одноэтажном деревянном доме, расположенном на пересечении двух центральных улиц города — Красной Армии и Декабристов. Во второй половине дома проживала семья из шести человек: — двух родителей и четырёх детей — двух девочек нашего возраста и двух мальчиков помладше. Глава этой семьи, отец детей, работал шеф-поваром в госпитале, мать была домохозяйкой. Фамилия их была Бойко. С одной из девочек — Людмилой, старшей среди детей, мы участвовали в художественной самодеятельности госпиталя. Впоследствии мы встречались на концертных площадках, в том числе смотрах художественной самодеятельности разного уровня, организация которых было одним из элементов идеологической работы с населением. Организация работы в этом направлении с молодёжью, осуществлялась по комсомольской линии. Эта девушка мне запомнилась целенаправленной энергией, красивой фигурой, внешними данными. Её отличала одна особенность, данная ей природой. В её волосах прямо ото лба почти до затылка была седая прядь, которая гармонично вписывалась в причёску и украшала её. Хорошая дикция, звонкий, хорошо поставленный мелодичный голос, прекрасные внешние данные заметно выделяли её среди сверстников, она это знала, и умело использовала в своей жизни. В то время она была бессменным ведущим не только конкурсных, концертных программ, но и многих общественно-политических мероприятий. Казалось, сама природа заложила в неё задатки, необходимые для лидера, надо признать, она сумела развить в себе эти задатки и стала впоследствии заметной фигурой в общественно-политических организациях, включая комсомол, партийных органах и органах советской власти разных уровней регионального масштаба на профессиональной основе.

Последний раз меня свела с ней судьба в 1983 году на заседании бюро Свердловского районного комитета КПСС города Красноярска, на котором меня исключили из рядов партии. Сделано это было по инициативе директора Красноярского политехнического техникума, с которым у меня возник конфликт по работе. Я убеждён, что вся эта гнусная процедура была заранее согласована им с отдельными поддерживающими его лицами из руководящего органа управления райкома партии. Сделано это было вопреки предшествующему решению первичной парторганизации техникума, в котором я в то время работал преподавателем. Людмила Ивановна Старикова, такую фамилию тогда носила второй секретарь Свердловского райкома КПСС, в прошлом Люда Бойко, о которой я с таким восторгом отзывался, сидела, потупившись, на этом «лицедействии», и делала вид, будто не знает меня. По другому я не могу назвать этот разыгранный по заранее выстроенному сценарию спектакль.. Она не произнесла ни одного слова, ни в пользу моего обвинения, ни в пользу моей защиты. Этот эпизод внёс смятение в мои представления о чести, порядочности людей, которым я верил, и которые выступали от имени партии и власти.