Дмитрий Зорин - Сказка и быль

Тогда я ещё не знал, что это обычная практика психологического воздействия на людей, которые, по мнению партийной, номенклатуры проявляли несовместимую с членством в партии самостоятельность. То, что это нередко заканчивалось трагедией, партийных инквизиторов не трогало.

Впоследствии мне не раз придётся столкнуться с наличием двойных стандартов в осуществлении политической, общественной и государственной деятельности различных организаций, органов власти и лиц, их представляющих, но разговор об этом впереди. Просто я лишний раз убедился тогда в глубоком смысле, заложенном в поговорке «Друзья познаются в беде », я бы уточнил: «Все познаётся в беде». Воистину мудрость народная не стареет и остаётся актуальной во все времена. Но вернёмся к основной теме.

Из своих наблюдений о жизни окружающих нас людей в разное для общества и страны время, даже в очень тяжёлое, голодное послевоенное время разные люди жили по-разному. Одни, и таких было подавляющее большинство, из последних сил трудились, едва сводя концы с концами, а другие находили возможности улучшения своего благосостояния за счёт обкрадывания окружающих их бедствующих сограждан. Нечто подобное происходило и в семье наших соседей, глава семьи которых работал шеф поваром в гарнизонном госпитале, где работала наша мама, и об одной из дочерей которого я упоминал выше. Я не считаю себя вправе предавать гласности случившуюся с их отцом историю, результатом которой стал преждевременный его уход из жизни от сердечного приступа, скажу лишь о том, что она оставила в коллективе госпиталя неприятный осадок. Этот случай тяжело отразился на членах этой семьи. Для меня стало ясно одно, что нельзя никакими искусственными мерами исключить качества, заложенные в ком-то или в чем-то природой. Можно только их подкорректировать.

В то время у меня у самого как снежный ком росли проблемы на бытовом уровне, потому что нет-нет, да я, мягко говоря, заимствовал без спросу у бабушки энную сумму денег. Это вошло в привычку, несмотря на жёсткие наказания и негативное отношение близких родственников, которые были в курсе моей дурной наклонности. Посторонние об этом не знали. Но, как говорится, «все тайное когда-нибудь становится явным». Однажды бабушка, быстро обнаружив пропажу, приехала в школу в надежде на то, что я не успел истратить взятые деньги. Она, пригласив классного руководителя на помощь, устроила мне обыск, но денег сразу не нашла. Они провалились в дырку в кармане пальто.

Проблема взаимоотношений в семье резко усугубилась, но вскоре решилась неожиданным для меня образом. Как-то по пути из школы домой меня остановил милиционер и сопроводил в милицию. Там меня завели в комнату и, предупредив, чтобы я ничего не трогал, закрыли на ключ. Я сидел, ни жив, ни мёртв в догадках, за что меня забрали. Приблизительно через час дверь открыли, и в комнату вошли Софья Николаевна, моя классная руководительница, моя мама и майор милиции. Офицер спросил их, принесли ли они документы, они ответили утвердительно и стали выкладывать на стол какие-то бумаги. Сотрудник взял их, посмотрел и, сказав: «Все на месте, будем оформлять» , стал заполнять какую-то анкету. Через некоторое время я по коротким репликам понял, что идёт процесс оформления меня в детскую исправительную колонию. Мама горячо говорила о тщетности своих попыток исправить меня. Софья Николаевна утверждала, что школа тоже ничего не может со мной поделать. Готовность милиции забрать меня и направить в исправительную колонию не вызывала у меня сомнений. Я был подавлен и не способен ни к каким поступкам. Потом со мной случилась, чуть ли не истерика, я плакал, просил у всех прощения, клялся, что больше никогда не буду что-либо брать без спросу. Просил поверить мне, и если не оправдаю доверия, тогда пусть отправляют меня в колонию. Мне с «трудом поверили» и, предупредив об ответственности, отпустили домой. Уже потом, по истечении многих лет, я узнал, что тот случай был заранее хорошо продуманным и отлично исполненным спектаклем. Но это навсегда отбило у меня охоту прикасаться к чему-либо без спросу. К счастью, моя дурная склонность ограничивалась только нашей семьёй и не получила развития, а то все могло закончиться довольно печально. И как сложилась бы моя дальнейшая судьба, одному Богу известно. Думаю, что сегодня вряд ли и школа, и милиция, да и значительная часть родителей занялись бы подобными экспериментами ради спасения подростка. Этот памятный для меня эпизод я привёл для того, что бы показать, что вопросам воспитания в то время уделялось достаточно много внимания.

Последний прокол в учёбе, когда я остался на второй год в пятом классе задел моё самолюбие и заставил внутренне собраться, чтобы принять решение в будущем исправить положение. Не последнюю роль в этом сыграла моя мама. Трудно было без угрызений совести смотреть на убитое от беспомощности лицо матери, потому что я горячо любил её и уже достаточно вырос, чтобы не осознавать свою вину в этом её состоянии. Кроме того, мне надоело положение «недоросля», которое я занимал в среде сверстников, и далее мириться с ним не хотелось. Не сразу улучшились оценки, но моё отношение к учёбе кардинально изменилось в положительную сторону. Я начал заниматься различными видами спорта, посещать драмкружок, приобщаться к общественно-полезной деятельности. Очевидно, я повзрослел и учился анализировать свой образ жизни.

Конечно, все это не могло не сказаться положительно на моем дальнейшем развитии. В то же время сразу невозможно было полностью отрешиться от уже ставшего привычным образа жизни уличного мальчишки, приверженного неписаным правилам среды, в которой я привык вращаться. Я курил самокрутки, набиваемые из потрошёных «бычков», или сами «бычки», собранные на улице. Мне запомнилась карикатура на меня в школьной стенгазете, где я был изображён торчащим головой из уличной урны для мусора с окурками, или, как мы их называли, «бычками», во рту и в руках. Меня за занятием сбора окурков на центральной улице города, проспекте Сталина, ныне проспект Мира, застал учитель физкультуры Исай Моисеевич Шмуклер. Его заботам я и был обязан появлению на меня этой карикатуры.

С большой признательностью вспоминаю своего классного руководителя Софью Николаевну, других учителей, руководителя драматического кружка, всех тех, благодаря чьим усилиям я участвовал в художественной самодеятельности, приобщился к спорту, общественной деятельности, чтению художественной литературы. Уже в то время я полюбил театр и не пропускал практически ни одного спектакля Краевого драматического театра имени А. С. Пушкина.