Дмитрий Зорин - Сказка и быль

Это было первое юношеское чувство, поэтому такой исход воспринимался мною как катастрофа. Валя стала для меня олицетворением всего самого плохого, что может нести в себе неверная девушка. Я внутренне принял для себя решение расплатиться за поруганное, как мне казалось тогда, чувство, и не только с Валей, но и со всем женским родом, который будет встречаться на моем пути. Это, конечно, было глупо и говорило о моей неспособности ещё достойно принимать удары судьбы. Надо сказать, что этот разрыв (как говорят, «нет, худа без добра» ) подтолкнул меня к необходимости пойти учиться. Конечно, это было продиктовано стремлением, не уступать в образовательном уровне той же Вале, чтобы меня не считали простым необразованным работягой, с которым можно обходиться, как вздумается. Вот такие мысли забивали тогда мою глупую голову.

Отдохнув положенный по закону месяц, я вернулся на работу на комбайновый завод, откуда уходил в армию. По предложению инспектора отдела кадров я согласился идти работать в цех по сборке молотилок на сборку транспортёров — слесарем-сборщиком. Эта однообразная работа, заключающаяся в креплении к роликовым цепям буковых реек с помощью заклёпок, не вызывала энтузиазма, и у меня все больше крепло решение идти учиться в техникум.

Вскоре Григорий Михайлович нашёл свою потерянную во время войны семью и вернулся к ней, оставив мою маму. Их брак был гражданским, поэтому не требовал никаких формальностей. Он не переставал искать свою семью, и хотя, как я замечал раньше, мама догадывалась об этом, но из чувства сохранения зыбкого счастья не подавала вида. Бабушка же чувствовала причину раздвоенности натуры Григория Михайловича, понимала, что он временный человек в семье, и не испытывала к нему симпатии. Ей было жалко дочь и обидно за неё. По истечении многих лет я казнил себя за тот глупый детский эгоизм, который привёл самого близкого мне человека к одинокой старости. Получив горький опыт нашего отношения к ею намерению устроить свою личную жизнь, она больше таких попыток не делала. У нас с братом были уже свои взрослые дети, а наша мама, будучи в преклонном возрасте, оставалась на долгие часы одна со своими многочисленными болезнями и воспоминаниями о прожитой нелёгкой жизни. Никакие наши с братом стремления опекать нашу маму не могли заменить ей любящего человека, на которого в любую минуту можно было опереться. Человек этот вследствие общности пережитого являлся бы желанным собеседником, внимательным другом, готовым в любую минуту оказать помощь и поддержку.

К сожалению, осознание этого приходит слишком поздно, когда исправить уже ничего невозможно. По моему глубокому убеждению, родители имеют право оценивать поведение детей и решать, как им поступать по отношению к своим детям в том, или ином случае. Потому что они дают им жизнь. Выполняют перед ними свой родительский долг — любят, растят, воспитывают их, как умеют. Зачастую делают это за счёт своего здоровья и благополучия, а когда необходимо — и за счёт своих жизней, что и произошло с родителями моего поколения, не вернувшимися с войны или потерявшими на ней здоровье. Я никогда, ни при каких обстоятельствах не позволял себе и не приемлю попыток не своих детей, ни кого другого не только публично, но и в мыслях осуждать своих родителей, даже если они в чем-то, может быть, и были не правы. Не советую это делать никому, чтобы никогда не испытывать угрызения совести за допущенное, чувство вины, которую искупить уже нельзя.

«Не судите, да не судимы будете. Ибо, каким судом судите, таким, будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» [4, стр. 22], — предупреждает Иисус о неизбежности суда Божьего и наказания за неправедные поступки.

Забвению этого завета, а значит, и моральной деградации общества активно содействуют сегодня некоторые СМИ, и, прежде всего телевидение, которое в отдельных шоу-программах публично насаждает мнение о виновности родителей перед детьми. Они утверждают, что родители своим вмешательством в жизнь детей отравляют ею, они говорят о каком-то надуманном долге родителей всю жизнь быть обязанными детям и об отсутствии обязанностей детей перед родителями и так далее. И, несмотря на то, что все это противоречит самой природе, подобные, я считаю, мракобесные идеи находят отражение в жизни нынешних наших потомков. И виноваты в этом не столько растлители человеческих душ от СМИ и другие бесовские прорицатели, а, прежде всего мы, допустившие это.

По отношению детей к родителям оценивают нравственный уровень развития детей. По отношению общества к старшему поколению, престарелым людям и инвалидам оценивают нравственный уровень развития общества.

Я все ещё чувствовал себя учеником среди профессионалов. Профессия рабочего в созданном мною образе по книгам и кинофильмам, чем больше я в рабочей среде вращался, приобретала совсем другой, лишённый романтики гегемонизма вид. Моё понятие о рабочей среде, как о передовом классе общества, тем более как о гегемоне, со временем становилось каким-то расплывчатым и, как утренний туман, садилось на землю. Среди рабочих я встречал таких же разных людей, как и везде, умных и недалёких, порядочных и непорядочных, честных и вороватых, тружеников и лентяев, людей с творческим мышлением и просто исполнителей. Весь спектр характеров, ничем особенно не отличающийся от других слоёв общества — инженеров, служащих, крестьян и так далее, разве больше заорганизованный. Я все пытался найти какое-то существенное отличие рабочих от людей других профессий, но, к сожалению, а может быть, так и должно быть, не находил в них особых качеств, которые их выгодно бы отличали. Как и везде, при большевистском режиме под пристальным вниманием власти находилась так называемая серая прослойка, куда входили и рабочие.

Видимо, выгодно было серость превозносить, она более послушна, и ею легче управлять. Но тогда я ещё был молод и в силу незнания жизни не мог это видеть и сознавать. Несмотря на явное наличие «нескладушек», я даже не пытался их осмыслить и воспринимал рабочий класс как избранную касту общества, его гегемона. Рабочие высокой квалификации составляли элитное меньшинство, но именно они определяли лицо рабочего класса — выполняли его представительские функции как стержня общества, на них делали ставку большевики в осуществлении своей идеологической экспансии. Из их среды формировалось ядро первичных парторганизаций и парткомов на предприятиях, из их среды выдвигались кандидаты в парторганы, в общественные организации, в государственные органы управления всех видов и уровней по установленным партией нормам представительства. Кроме этого, существовали нормы представительства рабочих на награды и поощрения, в состав президиумов, при выборах в различные органы вплоть до Верховного Совета СССР — все это было основополагающей частью проводимой большевиками идеологии.