Софи Кинселла - Ты умеешь хранить секреты?

Нет. Вычеркни это. Мы вовсе не хотим вместе спать. Мы хотим.... Нет, дело в том, что мы не хотим... А, брось. Все равно. Ничего тут хорошего нет.

– О! – восклицает Лиззи, глядя в пол. – Господи... э... привет, Эмма.

– Привет, – выдавливаю я. – Решила пойти домой. Офис... там... просто кошмар творится...

Последнее слово я проглатываю. Молчание продолжается несколько минуг, становясь почти что непереносимым.

– Значит... значит, ты все видела, – начинаю я.

– Видела, – кивает Лиззи, не поднимая головы. – И... – Она откашливается. – Я только хотела сказать: если попросишь, чтобы я переехала, это твое право.

Огромный комок стоит в горле, мешая дышать. Так я и знала. Мы дружили двадцать один год, и вот теперь все кончено. Один крохотный секрет выплыл наружу, и теперь мы чужие люди.

– Не важно, – шепчу я, боясь заплакать. – Я сама перееду.

– Нет, я, – смущенно лепечет Лиззи. – Ты ни в чем не виновата, Эмма. Это я... я тебя провоцировала.

– Ты? На что это ты меня провоцировала? Лиззи, все это чистый вздор.

– Ничего подобного, – убито вздыхает она. – Я чувствую себя ужасно. Настоящей преступницей. Просто никогда не понимала, что ты испытываешь... подобные чувства.

– Да ничего я не испытываю!

– Теперь я все ясно вижу! Я разгуливала по квартире полуголой. Неудивительно, что ты мучилась!

– Не мучилась я! Лиззи, я не лесбиянка.

– Значит, бисексуалка? Это еще называется «мульти-ориентация». В зависимости от того, какой термин тебе нравится больше.

– И не бисексуалк,а. Или «мульти...» как там ее.

– Эмма, пожалуйста! – просит Лиззи, схватив меня за руку. – Не нужно стыдиться своей сексуальности. Даю слово, я всегда буду рядом и поддержу тебя в любом случае, какой бы выбор ты ни сделала.

– Лиззи, я не бисексуалка! – кричу я. – И не нуждаюсь в поддержке. Подумаешь, какой-то сон! Ясно тебе? Сон! Не фантазия. Не мечта. Не видение. Что-то вроде идиотского кошмара, который от меня не зависел, но это не означает, что я лесбиянка, не означает, что я влюблена в тебя, и вообще ничего не означает.

– О... – Снова молчание, Лиззи явно растерялась. – Ну... тогда... Я думала... это было... словом, ты понимаешь. – Она снова откашливается. – Что ты хотела...

– Нет. Я видела сон. Один-единственный идиотский сон.

– Ладно.

Далее – длинная пауза, во время которой Лиззи пристально изучает свои ногти, а я – пряжку на часах.

– Так мы действительно... – начинает Лиззи. О Боже.

– Что-то вроде, – признаюсь я.

– И... и как я тебе показалась? У меня отваливается челюсть.

– Ты о чем?

– Ну... во сне. – Она смотрит прямо на меня. На ше-ках полыхают красные пятна. – Я на что-то годилась?

– Лиззи... – начинаю я, мучительно морщась.

– Я была настоящим дерьмом, верно? Настоящим дерьмом! Так я и знала!

– Нет, конечно, нет! – уверяю я. – Ты была... ты была просто...

Поверить невозможно, что я вполне серьезно рассуждаю о сексуальных доблестях своей лучшей подруги в лесбийском сне.

– Послушай, нельзя ли оставить эту тему? Мне и без того сегодня досталось.

– О Боже, конечно! – покаянно кивает Лиззи. – Прости, Эмма. Должно быть, ты чувствуешь себя...

– ...целиком и полностью втоптанной в грязь, униженной и преданной, – заканчиваю я, пытаясь улыбнуться. – Да, ты, можно сказать, попала в самую точку.

– Значит, кто-то из офиса видел передачу? – сочувственно спрашивает Лиззи.

– Кто-то? – Я круто разворачиваюсь. – Лиззи, ты что, не помнишь? Я ведь не зря просила тебя записать интервью на видео! Спроси лучше, кто его не видел? И все поняли, кого Джек имел в виду! И все смеялись надо мной. А мне хотелось только свернуться клубочком и умереть...

– Кошмар, – ужасается Лиззи. – Неужели?

– Это было ужасно! – Я закрываю глаза в новом приступе горчайшей обиды. – Мне еще никогда не было так стыдно. Словно меня выставили... голой перед всем светом. И теперь весь свет знает, что я нахожу стринги неудобными, что я не занимаюсь кикбоксингом, что никогда не читала Диккенса. – Голос дрожит все сильнее, и тут я, неожиданно для себя, громко всхлипываю. – О Боже, Лиззи! Ты была права. Я чувствую себя такой... словом, полной дурой. Он вправду использовал меня, с самого начала. И никогда мной не интересовался. Я... я была для него просто средством исследования рынка.

– Но ты не можешь этого знать! – с досадой восклицает она.

– Знаю! Конечно, знаю. Поэтому его и захватила моя жизнь. Поэтому он и ловил каждое мое слово. Не потому, что любил меня. Просто сообразил, что его покупатель, на которого он хочет ориентироваться, здесь, прямо под носом. Та самая обычная, ничем не примечательная девушка с улицы рядом. При других обстоятельствах он и не посмотрел бы на нее! – Я прерывисто всхлипываю. – Ведь как он описал меня в интервью! Как заурядную серость!

– Вранье! – свирепо шипит Лиззи. – Ты не серость!

– Именно серость. Обыкновенное ничтожество. И я оказалась так глупа, что ему поверила. Искренне поверила, что Джек меня любит. Ну... не совсем любит. – Я чувствую, что краснею. – Ну... понимаешь, испытывает ко мне то же, что я – к нему.

– Понимаю, – кивает Лиззи с таким видом, словно вот-вот заплачет сама. – Ты... в самом деле... его... Она бросается ко мне и крепко обнимает. И неожиданно неуклюже отстраняется.

– Надеюсь, я не смущаю тебя? То есть... не завожу или что-то...

– Лиззи, в последний раз – я не лесбиянка! – раздраженно втолковываю ей.

– Ладно, – поспешно соглашается она. – Хорошо. Прости. – Она снова стискивает меня и встает. – Пойдем. Тебе нужно выпить.

Мы выходим на крохотный, заросший плющом балкон, который хозяин при сдаче квартиры описывал как «просторную террасу на крыше», садимся на солнышке и пьем шнапс, купленный Лиззи в прошлом году в магазине дыоти-фри в Германии. При каждом глотке во рту невыносимо горит, но через несколько секунд по телу разливается приятное тепло.

– Мне следовало знать, – повторяю я, глядя в стакан. – Следовало знать, что мультимиллионеры не обращают внимания на таких, как я.

– Невозможно поверить, – в тысячный раз вздыхает Лиззи. – Невозможно поверить, что все это было подстроено. А начиналось так романтично! Он даже не поехал в Америку... и автобус... и розовый коктейль...

– В этом все и дело. – Слезы снова подступают к глазам, и я яростно их смаргиваю. – Это и есть самое отвратительное! Он точно знал, что понравится мне. В самолете я призналась, что мне надоел Коннор. Он понял, что в моей жизни не хватает волнений, интриг и большого романа. Вот и скормил мне все, что, по его мнению, я проглочу. А я верила... потому что хотела верить.

– Ты вправду считаешь, что все было задумано заранее? – спрашивает Лиззи, кусая губы.

– Еще бы, – отвечаю я со слезами. – Он специально преследовал меня, наблюдал, смотрел, что я делаю, хотел влезть в мою жизнь. Вспомни, как он заявился в спальню и всюду совал свой нос! Расспрашивал про каждую мелочь! Наверняка потом все записывал. Или держал в кармане включенный диктофон. А я... я сама же его и пригласила! – Делаю огромный глоток шнапса, и меня передергивает. – Никогда больше не смогу доверять мужчине. Никогда.