Иван Алексеев - Херувим четырёхликий

Дальше Седой, приближаясь к восстановленным им смыслам тайного разговора императора Николая с Пушкиным, заговорил о проблеме становления людей, связанной с сознательным и неосознаваемым атеизмом. Это место укладывалось в задумку Вадима Анатольевича практически полностью. А то, что не укладывалось, он привычно разделал на тезисы и сохранил, на всякий случай.

Тезисы Седого (часть пятая)

Понятно, что разница между учением Христа и исторически сложившимся христианством — огромна, о чём говорит хотя бы тот факт, что в Никейском символе веры нет ни одного слова Христа. Мы такое христианство называем сегодня идеалистическим атеизмом.

Идеалистические атеисты говорят, что Бог есть, но подменяют веру Ему верой в Него и, таким образом, отгораживаются от Бога с помощью служителей церковного культа и ритуалов.

Материалистические атеисты утверждают, что Бога нет, а есть законы природы, которые они боготворят.

После «Гавриилиады» у Пушкина были проблемы с императором и Синодом. Александр I сослал его в Михайловское под надзор местного попа за атеизм. За какой атеизм — материалистический или идеалистический? Императору и царским чиновникам такое деление было неизвестно.

Дела с религией в России обстоят, как описано в «Домике в Коломне». Сначала роль кухарки выполняла Фёкла, потом её заменили Маврой. Фёкла была сподвижницей апостола Павла, который извратил учение Иисуса. Пушкин первый показал идеалистический атеизм павлианства, представив кухарку Фёклу в «Домике в Коломне», как «добрую старуху, давно лишённую чутья и слуха». После Пушкина открыто писал об этом граф Лев Николаевич Толстой, за что был отлучён от церкви.

Именем Мавр подписывал свои письма в молодости Карл Маркс. То есть Пушкин каким-то образом предвидел и в художественной форме выразил в «Домике в Коломне», что на смену идеалистическому атеизму-павлианству в Россию придёт марксизм — материалистический атеизм.

Наконец, кружа и выбираясь из отступлений, монолог Владимира Михайловича Зазнобина подошёл к основной теме, с которой Вадим Анатольевич Дивин решил не сходить в своей версии рассказа — к загадке «Пророка», временно лишившей речи пытавшегося декламировать стих 14-тилетнего мальчика, и к её разгадке умудрённым жизнью человеком, оставшимся в душе честолюбивым мальчишкой.

Тут Дивину было всё понятно. Для живости текста осталось только представить обстановку музея-квартиры Пушкина и того места, где он расположен. Хотя Дивин много раз был в Питере и часто недалеко от музея, но, к своему стыду, никогда не проходил мимо него и не был внутри. Пришлось ему спасаться в Интернете: вертеть со всех сторон картинку с нужным домом на набережной Мойки и просматривать фотографии музейной обстановки, двора и памятника.

Загрузив мозг нужными видами, Дивин вернулся к началу рассказа, поскольку слабое начало не устраивало его совсем. Давно усвоив, что хорошее вступление — это половина успеха, он решил тщательно проползти через первые неровные страницы, оставив свои пометки внутри чужого текста, как камушки на болотистой тропе, чтобы было ему от чего отталкиваться.

Беседа в кафе «у Бирона»

Боль уходила. Почти двое суток она терзала его словно яростный зверь и вдруг стала затихать. И вот её нет. Неужели всё кончено? Он (кто?) открыл глаза и увидел себя (а как лежал, что увидел себя?) на диване, на который его уложил после ранения Никита (слуга?) .

— Да, это тот самый диван. (Почему тире? Лучше кавычки, отделяя мысль от речи. И какой тот самый диван? Откуда мы знаем, про какой диван речь?) Но почему он одет? Рубашка, сюртук, панталоны, штиблеты. Когда его одели? Или он сам оделся? Он оглядел книжные полки, привычную мебель (какую мебель?) — всё как всегда, всё на месте. Владимир Иванович (это кто? Даль, дежуривший у раненого?) говорил, что пуля застряла в позвоночнике, и потому любые попытки пошевелить ногами причиняли страшную боль. Пошевелил одной, другой ногой, странно, но боли не было. (То есть пули нет?) А что, если попробовать встать. Спустил ноги на пол, встал, прошёлся по кабинету. Тронул дверь в детскую — закрыто. Нажал на дверь в переднюю, приоткрыл и тут же закрыл её.

— Что такое? Что это за люди в странных одеждах ходят по его квартире — мужчины, женщины, дети? Вид из окна говорил о том, что на дворе лето, а ведь его привезли зимой, и Мойка была покрыта льдом, и метель завывала за окном. (Из какого окна вид? Из передней? Из кабинета? Тогда «он» должен был посмотреть в окно раньше открывания двери. И разве «вид» разговаривает? Лучше сказать «На дворе было лето». И зачем говорить «зима» вместе со льдом и метелью? Лучше «его привезли, когда Мойка была подо льдом, и за окном завывала метель» или «его привезли, когда на Мойке был лёд, а на улице — метель». ) Снова открыл дверь и… увидел себя. Конечно, это был не он, но кто-то был одет как он и загримирован так, что со стороны было не отличить от него. (Увидел себя? А кого «он» видел на диване? И почему «я», если раньше был «он»? ). Рядом с его двойником стояли какие-то люди. Они явно кому-то позировали. Огляделся и увидел молодого человека, державшего в руках небольшой предмет, попеременно испускающий лёгкие вспышки. (Могли Пушкина поразить одни вспышки, без просмотра фотографий? И разве вспышки делятся на лёгкие и тяжёлые?)

Попытался спуститься вниз — на улицу по парадной лестнице, но его взгляд упал на табличку, надпись на которой сообщала, что парадная закрыта. (Проще «Попытался спуститься вниз на улицу по парадной лестнице, но остановила табличка: «Парадная закрыта». ) Тогда он влился в небольшую группу посетителей, которая двигалась в сторону чёрного входа. Несмотря на то, что он был одет не как все, на него почти не обращали внимания, а те, кто шли навстречу, приветливо кивали ему и улыбались. («на него почти не обращали внимания», однако, «те, кто шли навстречу, приветливо кивали ему и улыбались»? ) Он миновал помещения цокольного этажа, в которых не было привычного запаха прачечной и кухни. (Были Пушкину привычны запахи прачечной и кухни? Часто он ходил цокольным этажом? Запахи кухни — понятно. А что в прачечной? Запахи грязного белья?) Вышел во двор — действительно лето. Во дворе чисто, в центре — стриженые кусты и памятник на высоком постаменте белого камня. У подножия памятника — цветы, много цветов. («действительно лето», «чисто», «стриженые кусты», «высокий постамент белого камня», «много цветов» — это ни о чём.) Подошёл ближе.

— Так это мне памятник! Вот и надпись — «Пушкин», а чуть ниже — 1950 год.

— Что же это такое? Мне 150 лет? Но это, скорее всего, — время установки памятника, а какой сегодня год на дворе? (Невнятные вопросы и интерес. Зачем нужна точная дата?)