Сергей Яковлев - Советник на зиму

— Интересно, откуда? — насмешливо спросила Постила.

— Потап Степанович! — Маргарита Разумовна попробовала вмешаться, предчувствуя беду. Было ясно, что Потап Степанович блефует напропалую: по старческой ли вздорной задиристости, от безысходности ли — кто знает!

— Вы просто не в курсе, — продолжал губернатор, сверкнув на Касаткину злым глазом. — Я продал ранее приватизированную недвижимость, театр и еще кое-что, мне должны крупную сумму. Сегодня доставят. Как только деньги придут, я тут же передам их в казну. Надеюсь, моему примеру последуют другие.

Собравшиеся загудели, переваривая новость. Маргарита Разумовна сидела ни жива ни мертва. В передних рядах шушукались посвященные, поминали Козлова. «Жди его теперь!» — сказал кто-то. Но тревожное жужжание вдруг прорезал чужой, никому не знакомый голос:

— Дедуль, ты ничего не перепутал? Это не ты кое-кому должен, а?

— Я возвращу деньги народу! — сказал Потап Степанович. — Тем, кто их заработал.

— Ка-кому народу?! — взбесился Дима. — Ты что, о расписке забыл? Не твои это деньги!

— Да, я обещал пожертвовать эти деньги на церковь. Но пусть люди сами решают, всем миром. Если предпочтут строить церковь — ну, тогда…

— Не твои это деньги, и не твоя забота, куда они пойдут!

Дима угрожающе поднялся, отбросив стул ногой. Ближние видели, как у него задергалась щека под мертвым глазом.

— Ты что об этом думаешь? — Павлыч пытал Негробова.

— А чего тут думать? — торопился ответить за медлительного соседа Щупатый. — Пообещал — отдай! Первая купецкая заповедь. Если губернатор не держит слова — кому можно верить?!

— Потап Степанович, дорогой, отдайте им деньги, они же вас убьют! — почти стонала Маргарита Разумовна.

— О чем вы спорите, какие деньги? — кричал Асмолевский, прерывая себя истошным хохотом. — На блюдечке с голубой каемочкой?..

В эту самую секунду дверь распахнулась, и на пороге появился безмятежный Козлов — в новом полосатом пиджаке, со свежим загаром на лице, напомаженный.

Раздались вначале одиночные возгласы радости, затем все слилось — люди как по команде встали и устроили восторженную овацию.

— Теперь живем! — сказал Миша, оборачиваясь к Вовочке. — Косой подождет. У них в «Абнаве» денег куры не клюют. Сначала зарплаты!

Губернатор тоже поднялся и хлопал, искательно улыбался, судорожно вправлял выпавшую во время нервной перепалки с Димой челюсть.

— Мне… Мне надо ш вами поговорить! — прошамкал он Марату Сафарбеевичу.

— Конечно, Потап Степанович! — с подчеркнутым уважением отозвался Козлов. — Что, прямо сейчас? Во время заседания?

— Прямо шейчаш. Устроим перерыв!

Сходя со сцены, Потап Степанович оступился; если б не подоспевший Марат Сафарбеевич — грохнулся бы навзничь. Козлов остался рядом, под руку повел его к выходу, деликатно приноравливаясь к мелким шажкам.

Зал провожал их взглядами. К удивлению многих (в первую очередь Негробова, обеспокоенного судьбой банка), Дима остался на месте. Вынул из кармана семечки, стал щелкать, сплевывая шелуху на паркет. Что-то он уже разглядел своим одним глазом, чего не видели пока другие.

Павлыч дотянулся короткопалой пятерней до Касаткиной:

— Идите, идите с ними!

— Да что вы меня толкаете! Вам-то какое дело!

— Идите! — настойчиво повторил Павлыч. — Как бы чего не вышло. Дед совсем плохой…

О том, что произошло между Потапом Степановичем, Маратом Сафарбеевичем и примкнувшей к ним Маргаритой Разумовной за плотно закрытыми дверями губернаторского кабинета, в городе гадали долго. Одни говорили, будто Козлов представил губернатору неопровержимые доказательства, что никаких денег от Кудряшова не получал. Другие рисовали довольно сложную картину: Козлов-де сумел вывезти деньги за границу (для того и путевку покупал), вложил их там в дело, а Потапа Степановича убедил, что забирать их назад невыгодно, и договорился с ним (возможно, и с Касаткиной) о дележе прибыли. По уверениям третьих, Козлов в лицо назвал Потапа Степановича грабителем и беспредельщиком, сказал, что тот приватизировал городскую недвижимость незаконно, используя служебное положение, а потому он, Козлов, с чистой совестью оставляет эти деньги у себя; когда же Потап Степанович взмолился, сославшись на расписку и на грозящую ему опасность, Марат Сафарбеевич ответил: «Это ваши проблемы» — и пригрозил донести куда следует. Четвертая версия гласила, что жадный старик получил от Козлова мешок денег и тут же, не выходя из кабинета, спрятал его в одному ему известном тайнике, где он и пребывает до сих пор. По пятой версии (она имела вполне конкретную цель и ходила не слишком долго, хотя и оставила после себя грязные следы) деньги действительно были переданы губернатору, но он зачем-то вручил их на время Маргарите Разумовне (вариант: покинул на минуту кабинет, оставив ее наедине с деньгами), после чего они словно испарились…

Что говорить, от старого чудака можно было всего ждать. Поэтому народ слушал знающих людей и мотал на ус.

Жиденько где-то проклюнулось даже, что деньги успел перехватить Низговоров, которому Потап Степанович будто бы слепо доверял до самого конца, намереваясь вынести ему оправдательный вердикт, — но где проросло, там и завяло. Низговоров к тому времени был настолько скомпрометирован, что лишнее обвинение не добавляло к его образу новой краски.

Но не будем забегать вперед.

Второй перерыв Низговоров поневоле провел там же, где первый, и услышал еще один разговор — на этот раз между Асмолевским и Павлычем.

— Кто внесет подарок? — отрывисто спрашивал Асмолевский.

— Рябой.

— Не поверит. Лучше, чтобы кто-нибудь из своих. Поручите Гадиной.

— Они поссорились.

— Тогда — Щупатому! Он знаком с Турмагомедовым. Пускай скажет, что подарок от него.

После перерыва Потап Степанович вернулся в зал в одиночестве и выглядел разбитым как никогда. Взоры всех были обращены к нему. Самые толковые тотчас отвернулись — кто кипя негодованием, кто более или менее равнодушно; Дима даже зевнул от предсказуемости и скуки жизни. Асмолевский выразил на лице презрение.

Павлыч склонился к заметно огорченному Негробову, шепнул:

— Денежки — тю-тю! Он с братками сговорился. Через ваши головы. — И моргнул в сторону соседа справа, равнодушно лузгавшего семечки.

Козлов не показывался. Маргарита Разумовна вошла с опозданием; судя по зеленоватому лицу и бледным губам, ей только что было плохо. И почему-то пустовало место Щупатого.

Кое-как одолев подъем на сцену и добравшись до председательского стула, Потап Степанович, едва справляясь с дыханием, вымолвил:

— Такие дела. Никто ничего не боится. А стыда не осталось.

И тут же, ни к кому не обращаясь, но глядя почему-то на Нину Мордуховну, гневно вопросил: