Наталья Самойленко - Давай пошепчемся...

И уберечь от жадных нудных скряг —

Людей, что продаются за потёртый

пятак.

Снежинки поцелуй игривый

Скатился талою водой.

Летят, летят, ловлю рукой.

Сменился серый день дождливый

Снегопадением. Домой

Спешит прохожий суетливо,

Машины тащатся лениво,

Грязь превращается в подливу,

Деревья — с белой бородой,

А, может, кони с белой гривой?

И воздух чистый и густой…

Стою, дышу неторопливо,

Я — зацелована зимой.

Костром горят берёзы на восходе

Рыжеет тополь, жжёт рябины цвет.

Идёт октябрь, одетый не по моде —

В седой туман и розовый рассвет.

В ботинках — ворох листьев. Белый иней,

Как первые следы лихой зимы.

Небесный плащ тончайший — синий-синий! —

С декором из малиновой тесьмы.

Мы встретились случайно. «Ты не осень?» —

Спросил он и дыханием обжёг.

Ответила: «Нет-нет», а он серьёзен.

Твердил мне, что от страсти занемог,

Что помнит горечь нежных поцелуев,

Рябиновые бусы, дождь волос,

Что никогда он не любил другую,

И без неё сместилась жизни ось…

Я поправляю прядь его седую

И не могу сдержать горячих слёз.

В пустынном парке под листвы парчовым пологом

Бродила я, укрыта вязкой тишиной,

А разноцветья карусель кружила голову,

И небо в лужах волновалось подо мной.

Стонала старая скамья — «скрип-скрип» — застенчиво.

От ветра может быть, а может помня что:

Сидели мы на ней осенним долгим вечером,

Дыханьем руки согревал, потом… потом

Сказал, что «тропки жизни слишком переменчивы,

Судьба моя, увы, расходится с твоей,

Что есть другая — та, с которой вы повенчаны…»

А ветер бил в лицо — не плачь и не жалей…

Так много лет прошло, и ты и я — не молоды,

Но встречи жду в дожди и в жуткую метель.

Хочу, хочу, чтобы опять вскружила голову

В листве цветной любви шальная карусель.

Лето было недолгим. Прошло, ускользнуло, исчезло…

Натянув мне на хрупкие плечи сукно пиджака,

Осень с лёгкой улыбкой коснулась седого виска

И раскинула в небе холодном пригоршни созвездий.

С благодарностью я принимаю такую заботу:

Наливаю ей кофе с ликёром и кутаю в плед.

Зажигаю камин, с табаком раскрывая кисет.

А она: «Не курю! Поболтаем? Разгоним дремоту?»

Шелестели слова то листвой, то дождём за окошком.

Незаметно уснули в напевах печальных ветров

Я и осень, и город, и строки скупые стихов

Под расшитой туманами утренней мягкой рогожкой.

Читаю письмо, а пальцы врастают в строчки.

Свеча на столе и мятою пахнет чай.

Во тьме расплескали тучи тоску-печаль.

Роняю слезу, но время пришло «сорочье»,

О чём-то полночи поленья в печи трещат.

Читаю письмо, а листья срывает ветер.

Стучится в окно, шипит: «Никого не жаль».

Закованы плечи холодом, вмёрзли в фальшь.

Склонили деревья ветви, чернеют плети.

Горчит в шоколадной глазури сырой миндаль.

Читаю письмо и знаю — года не лечат.

Там, в строках чужих, — обиды моей февраль.

Вереницы огней… Точно бусы на ниточках тонких,

По асфальту рассыпались в каплях дождя фонари.

Силуэты домов отражаются в лужах,

заденешь легонько,

Каблуком прочеркнёшь — исчезает картина. Замри!

На минуту замедли шаги, я прошу — на минуту.

Под зонтами прохожих, за спинами серых пальто

Отыщи меня, слышишь, в сентябрьском

вечернем этюде!

Только ты это сможешь, а больше не сможет никто…

А потом проводи, прикасаясь волнующим взглядом,

Обнимая прохладою ветра, круженьем листвы.

В этом городе в это мгновение будь со мной рядом

И впусти свою нежность в мои чёрно-белые сны.

Зацепившись животами за туманный свод небесный,

Отдыхают с облаками горы в снежных покрывалах.

В складках мантий черных склонов

свищет, воет шквальный ветер.

Он пытается забраться под подолы кружевные,

Чтоб сорвать сандалии леса

с крепкой каменной подошвы

Или в танце закружиться с дождевыми мотыльками.

Те из туч летят клокастых на распаренную землю

После летних жарких ливней,

чтобы дымкой серой, волглой

По утру подняться в горы, что лежат, за небо крепко

Уцепившись животами…

Запахи любимого города —

Пирожных, велосипедных покрышек,

Сырых парапетов, еловых шишек,

С патокой медового солода;

Пульсация узеньких улочек

С мокрым постельным бельём на верёвке,

Заквашенная капуста в кладовке,

Нежность тёплых румяных булочек;

Лужи с кораблями бумажными —

Нотки лета на тенистых аллеях;

Жасмина с хмелем седые метели

С послевкусиями грильяжными…

Запахи любимого города —

Чердаки да ржавость железной крыши.

Утром на листьях горечь холода —

Осени ранней дождливой рыжей.

Ветер перебирал струны моей гитары.

Вместе играли мы старый простой романс.

Белых акаций плен в лунном златом сиянье,

Тонкой рябины стан, листьев кленовых рябь.

Нежность напрасных слов, пледа тепло и ласка.

Томно мурлычет кот: «Только не уходи»

Гулкая рань весны с дымом цветущих яблонь,

Встреча (она лишь раз), где разорвали нить.

Что нам отрада, что? Лить с упоеньем слёзы?

Яркой звездой гореть прошлых минувших дней?

Ветер купал меня в медленном переборе,

Тихо жужжал в струне добрый мохнатый шмель.

Шагает в год неделя за неделей.

Вот осень, чиркнув спичкой золотой,

Зажгла листву на дремлющих аллеях,

И хлынул воздух сочный и густой

На улицы и скверы городские,

Укутал пеленой речную гладь,

И заплясали капли дождевые,

Чтоб лужи на земле нарисовать.

За днями дни, и слякотная осень

Привычно растворится в полусне.

Застынет мир в крещенские морозы,

Чтобы оттаять в сретенье к весне.

Потом опять расплавленное лето

Потянет вечера в неделю, в год…

Истлеет позабытой сигаретой…

И осень пепел в зиму унесёт.

Руки мои — крылья птиц в перелётных стаях —

Машут, машут, но только давно устали.

Иногда кажется — они из холодной стали —

Руки, что когда-то тебя обнимали,

Руки, что росу собирали в цветущем мае,

А сейчас вбивают крепёжные сваи,

Чтобы хоть как-то дом, построенный нами, держали.

Знаешь, я обойдусь на земле без рая,

Лишь бы руки мои в ладонях твоих лежали…

Летний вечер.

В речке отражаются

Маковки соборов и церквей.