Сергей Новиков - Соседи

— Не знаю, — ответил Коля. — Мне Лида сказала к тебе идти.

Из города до Лидиной деревни дошли молча. Коля сказал «до свидания», Лида бросила «Коля, пока!», и взбежала на крыльцо. Затягиваясь папиросой, Коля смотрел ей вслед.

Внезапно входная дверь распахнулась. В проёме стояла мать Лиды с полным ведром помоев.

— Ах ты…! — непечатно заорала она на дочкиного ухажёра и окатила его содержимым ведра. Папироса, дымившая в зубах у Коли, потухла.

— Мама, это ж не он!..

В глазах Лиды появились слёзы — то ли от смеха, то ли от обиды за незадачливого Колю, расплатившегося за чужие грехи.

Месяц спустя бойкая Лида вышла замуж за распускавшего руки Колю. Скромной пришлось ждать дольше. Однажды она спросила своего немногословного кавалера:

— Коля, а что это у вас Настя, сестра твоя, в Москву поехала?

Коля долго закуривал. Потом нехотя стал выговаривать слова.

— За продуктами. Свадьба же у нас скоро. Ещё материю надо купить мне на костюм. Ботинки нужны. Подарок невесте, туфли ей, бельё, материю на платье. Ну и всё вроде.

Лида будто почувствовала удар в солнечное сплетение — кроме самого Коли женихов в Колиной семье не было. Когда дыхание восстановилось, она сказала:

— Ну, дело это хорошее.

(Сказано было с той степенностью, с которой зажиточные селяне реагируют на новость об отёле незнакомой коровы из далёкой деревни).

Коля согласно промолчал, выбросил докуренную до гильзы папиросу и поджёг новую. Молодые прошли ещё с километр. Лида, искусавшая в темноте губы, отвернулась, несколько раз мокро сморгнула и решилась.

— А что у вас, женится кто?

— Я, — ответил Коля, честно глядя Лиде в глаза.

— А на ком это ты женишься? — Лида постаралась сделать вопрос как можно беспечнее, но вышло у нее не очень.

— На тебе…

Пока Лида рыдала, Коля выкурил три папиросы. Одну терпеливо, вторую смущённо, третью — с нежностью.

Как-то раз, когда единственный сын уже женился, а первый внук ещё не родился, сорокапятилетние Коля с Лидой снова остались наедине друг с другом.

Переносить свободу от детей оказалось нелегко. Коля любил выпить, Лида была убеждённой трезвенницей. Он мог при случае, что называется, сходить налево, она была верной женой. Энергичная Лида с удовольствием отрабатывала на телеграфе полторы ставки, попутно взваливая на себя неоплачиваемую общественную нагрузку, и после ночной смены шла в огород полоть грядки либо делала дома то, что в старых книжках называлось «хлопотать по хозяйству». Железнодорожник Коля над энтузиастами посмеивался и просто тянул лямку, руководствуясь принципом «работа дураков любит», а своим презрением к хозяйственным хлопотам он и вовсе бравировал.

В общем, причин для каждодневных конфликтов у них было хоть отбавляй. Коля с Лидой и раньше жили как на вулкане, а теперь вдобавок ко всему лишились спасительной возможности отвлечься на ребёнка или объединиться ради общих забот, с ним связанных.

Долго ли, как говорится, коротко ли, а только решили они развеяться. Приглушить конфликты неспешным железнодорожным путешествием в далёкий Ташкент, где жил Колин брат. Благо Коле, как работнику министерства путей сообщения, раз в год полагался бесплатный проезд на поезде в любой конец Союза и обратно.

Тут самое время заметить, что финансовые отношения в семье Коли и Лиды строились по классической советской модели, базовыми понятиями которой были «получка» и «заначка». Получкой, как известно, называлась зарплата мужа, а заначкой именовалась та часть получки, которую мужу удалось утаить от жены. На советских свадьбах свежеиспечённый муж клялся отдавать жене, на которую возлагалась обязанность вести совместное хозяйство, всю получку до копеечки, а новобрачная в ответ обещала не слишком усердно рыскать в поисках мужниных заначек. Однако с жизнью все эти клятвы никак не пересекались. В день получки большинство жён пытались перехватить мужей у кассы или проходной, чтобы конфисковать полученную мужьями зарплату до того, как те понесут её в винный магазин. Ну, а мужья, соответственно, старались не дать жёнам такой возможности.

Увы, но рабочий график Лиды не позволял ей изымать Колину получку описанным выше способом, и ей приходилось довольствоваться теми суммами, которые Коля считал возможным выдать жене добровольно. Ну, а поскольку клятвой отдавать всю получку жене Коля пренебрегал слишком уж явно, то и Лида насчёт его простодушных, рассованных по карманам заначек не особенно стеснялась.

Впрочем, как любой доморощенный кодекс, советский финансовый матриархат содержал множество противоречивых оговорок и исключений. Так, в семьях свято соблюдалось правило: «на людях (произносится в одно слово, ударение на первый слог, «на́людях» то есть) мужчина всегда должен быть с деньгами (ударение тоже на первый слог, вот так вот: «с де́ньгами»). Поэтому Коле перед каждым выходом в люди выдавалась свеженькая, хрусткая и пахучая десятирублёвка, которую он помещал в нагрудный карман форменной рубашки. Десятка была неразменной и функционировала следующим образом. Когда нужно было расплатиться в каком-нибудь буфете или ресторане, Коля с небрежным шиком выхватывал из кармана новенький червонец, а Лида артистично косилась на кассира и озабоченно спрашивала мужа, нет ли у него денег помельче, «а то ведь со сдачей-то знаешь сейчас как, мелкие-то деньги в кассе найти всегда проблема». Коля высокомерно сообщал, что мельче нету, Лида вытаскивала свой кошелёк, и, улыбаясь кассирше, растрогавшейся от такой заботы, рассчитывалась рублями и металлической мелочью.

И вот, значит, прибывают Коля с Лидой в Ташкент и садятся в маршрутное такси РАФ-2203 производства рижской автобусной фабрики. Старожилы наверняка припомнят, что дверь в «Рафике» была очень низкая, и при входе в салон пассажирам приходилось кланяться чуть ли не в пояс и брести к посадочному месту, согнувшись в три погибели. Ну, а остальным читателям мы только что об этой технической детали сообщили.

Сразу после посадки в ташкентскую маршрутку Коля ни с того, ни с сего вдруг сиять начинает. Улыбается во весь рот и сияет прямо как начищенный пятак. Лида, которой сияющего по трезвянке мужа видеть, мягко говоря, непривычно, недоумевает и принюхивается. Да нет, не пахнет, трезвый сияет. Она его осторожно спрашивает, в чём дело, случилось что ли чего, а Коля на её вопросы огрызается злобным шёпотом, отстать требует, но сиять не перестаёт.

Лида, конечно, отстала, а вечером, когда Коля в честь встречи с родственниками от души выпил и пуще прежнего сиять начал, снова его спросила о причинах внезапной радости. Расслабленный Коля сменил гнев на милость и раскололся.