Александр Гуров - Короткая зима

Домой Иваныч заходить не стал, а просто перебросил пенсне через окно на кровать и отправился прямиком на реку. На реке он уютно устроился в мягкой воде, и она понесла его вниз по течению, мышцы расслаблены, глаза закрыты. Только ближе к закату река встретила, казалось, теперь от своей неотъемлемой части, мощное сопротивление в стиле баттерфляй. За это время Иваныча далеко унесло течением. Набравшись сил, он вышел на берег и лёгкой трусцой побежал назад, попутно нанося стремительные удары по воздуху. На ходу подобрал брюки, ловко впрыгнул в них, не сбавляя шага, и устремился по косогору вверх. Чем объяснить такое поведение? Совершенно нечем. Как бы то ни было, возможно, оставив кого-то из нас в недоумении, он вернулся домой. Тем временем блик из миски исчез. Иваныч достал тонкую ученическую тетрадь в клеточку и вывел на обложке каллиграфическим почерком «Дополнения к трактату Краузе». Чуть поразмыслив, грея руку на вечернем солнце, он быстро записал что-то на первой странице и с последним закатным лучом закрыл тетрадь. С лоскутного одеяла на него смотрело солнечное пенсне. «Хорошо, будем в тебя смотреть, раз вся эта каша так густо заваривается, — вздохнул Николай Иванович, — старик Краузе был бы мной доволен». Он улёгся на кровать, сквозь утренние и вечерние окна по дому шнырял сквозняк, над крышей летний дождь собирался пролиться манной на огороды, завязать потуже капустные узлы и поднять на должный уровень луковые стрелки. Посреди всего этого великолепия Иваныч надел пенсне себе на нос.

Чей-то затылок наглухо закупорил перспективу аллеи. «Вы слышите меня? — произнес незнакомец. — Слышите?» Голос его был ровным и, казалось, не выражал никаких надежд быть услышанным. Будто он повторял эти слова давно, роняя их капля за каплей из сломанного крана рта. Теперь он надолго замолчал, слова зависли где-то на ободке губ. Копясь в глотке и подпирая друг друга, чтобы опять упасть монотонными каплями: «Вы слышите меня? Слышите?» Попытка заглянуть незнакомцу в лицо тоже не увенчалась успехом. Встав с кровати, Иваныч всё же попробовал зайти с другой стороны, но пенсне показывало только один ракурс: человек застыл на расстоянии вытянутой руки, были видны только его затылок и плечи, волосы колыхал ветер. Иваныч негромко ответил в темноту своей комнаты: «Я слышу тебя, говори». Но незнакомец снова и снова повторял те же слова, как брошенный в лесу радист несуществующей базе.

Иваныч прождал наверно с час, а может и больше. Дал время, но за этим ничего не последовало. Ветер всё так же полоскал волосы незнакомца и шумел листвой в усадебной аллее. Николай Иванович был человеком крайне любопытным, но совершенно точно не был впечатлительным юнцом. «Дам вам ещё один шанс, — сказал он, обращаясь то ли к пенсне, то ли к его обитателю, — но только завтра, когда как следует высплюсь, а пока оставлю вас. В общем, вы слышите, шанс сохраняется, можете занести его в книгу неиспользованных возможностей или просто обмозговать до утра». Он положил пенсне на печку и мощными ударами взбил незаменимую перьевую подушку, последнюю память о курицах прошлого века. Повернувшись на правый бок, он укрылся лоскутным одеялом и блаженно закрыл глаза. Пенсне с печки как будто печально и осуждающе покачало головой, хотя ни на чьей голове оно в общем-то не находилось.

Боги пнули землю, и Николаю Ивановичу пришлось просыпаться, футбол нашим шариком начинают точно по расписанию, тут высшим силам никуда не деться. Будьте добры, отвлекитесь от дел, пните кручёный мяч, заведите утро и отдыхайте до вечера. Дальше все сами попривыкли. За ночь вылился весь дождь, в огородах незаметно подросли плоды, и первый луч солнца традиционно стукнул Иваныча по лицу. Волшебный приём — останавливающая солнце ладонь — так же по традиции был жалок и требовал большего усердия, Иваныч замахал рукой, пытаясь отогнать яркий свет, и проснулся.

И утро завертелось: душераздирающее обливание ледяной водой, кормление меньших братьев и бокс, обязательный бокс с яблоком, крепкая антоновка держится долго, тогда как последняя груша пала уже на той неделе. После десяти минут упражнений короткий резкий апперкот подбросил яблоко на пару метров вверх. Молниеносно просчитав в голове возможную траекторию, Иваныч не глядя вытянул руку, и яблоко упало ему точно в ладонь. Иногда приятно, что законы физики соблюдаются. Будет десерт. Готовил он на костре виртуозно, на завтрак были жареные кабачки и ломтики сулугуни. На десерт — печёная антоновка в липовом меду. Полная готовность. Он слазил на чердак, отсоединил от солнечных батарей маленький старинный телефон и вызвал такси из Зарайска. На телефоне было семьдесят четыре пропущенных звонка, семьдесят пятый, почувствовав прикосновение, немедленно разразился вызовом, но Иваныч так же оставил его безответным. Телефон лёг обратно на зарядку. Нужно снова скататься к аллее, кто-то там застрял. Краузе, если ты не помер, волшебный старикашка, будет тебе пища для размышлений.

Через полчаса Николай Иванович благополучно добрался до кладбища. Отпустив водителя, он двинулся дальше один. Просёлочная дорога вела его через поле, где на другой стороне виднелась уже стрелка усадебной аллеи. Тем временем пенсне в его кармане заметно распалялось, теперь оно снова, как и вчера, настойчиво принялось прожигать в зелёных брюках дыру. Пришлось спешно доставать его из кармана и нести в руках, остужая на ходу августовским воздухом. Иваныч точно знал, откуда стоит начать поиски, за долгие прогулки он прилично исходил эти места, и каждый ракурс был ему хорошо знаком. Человек, которого он видел ночью, стоял тогда посередине аллеи там, где кусты создавали своеобразный альков для перехода во вторую её часть, состоящую из такого же стройного ряда, но теперь уже не лип, а великолепных лиственниц, этот переход и закупоривал своей головой незнакомец. То, что он здесь каким-то образом застрял, было совершенно ясно из его безответной и монотонной просьбы быть услышанным. Сложенное из солнечных пятен пенсне тоже можно объяснить — чьё-то потерянное сознание отчаянно подавало сигналы бедствия, плавая в стакане вязкого киселя, питательного ровно настолько, чтобы еле-еле поддерживать в нём жизнь, оно существовало, пыталось высвободиться, связаться хоть с кем-то, но никто его не слышал, и только в этот раз адресат был угадан верно. Возможно, у Иваныча и найдутся рычаги вытащить его оттуда, только сначала нужно понять и взвесить, не будет ли это иметь каких-либо неприятных последствий. Многих губит любопытство, но, конечно, Николай Иванович не мальчишка и даже не старик и не будет впадать в безумие.

Он быстро отыскал то место и занял нужную позицию. «Давайте посмотрим, что тут может случиться», — и он снова надел пенсне себе на нос. Аллея нехотя поменяла оттенки цветов, но человека нигде не было видно, чистая липовая перспектива, прореженная солнцем, свободно устремлялась вдаль. Ничего особенного не витало в воздухе. Иваныч пару раз успел пройтись туда и обратно, покуда наконец его спина, спина первопроходца, не почувствовала рядом чьё-то чужое присутствие. Он неспешно повернулся и как будто рассеянно осмотрелся по сторонам. Опытный глаз сразу уловил изменения, но он не подал виду. Ночной человек, опять повёрнутый к нему затылком, притаился примерно в ста шагах за стволом одной из рядовых лиственниц. По той части, что выглядывала из-за дерева, можно было разглядеть, что он очень худ и одет в тёмные неопределённого вида лохмотья. Несмотря на укрытие, в котором затаился незнакомец, Иванычу всё же показалось, что тот его не замечает и даже не подозревает о его присутствии. Очень скоро зазвучало уже знакомое бесконечное «Вы слышите? Слышите? Слышите…» Резко свернув в сторону, Николай Иванович предпринял очередную попытку обойти незнакомца по кругу, не хотелось ему снова говорить в затылок, будто залезать с ногами в мозг, пробираясь по чужой серой непроглядной массе. И всё, же как он ни старался, аллея будто магнитная стрелка на компасе поворачивалась вместе с ним, указывая только одно направление, не давая ему выйти за её пределы. Не теряя самообладания, он снял пенсне и попробовал попасть в нужное место, смотря вокруг обычными глазами без всяких посредников. Он беспрепятственно покинул аллею, вышел на поле, обогнул место, где только что стоял незнакомец, и приготовился встретиться с ним лицом к лицу. Пенсне снова взлетело к глазам, но человек в лохмотьях уже исчез. «Ну, что ты будешь делать, форменный кузнечик!» — раздосадовался Иваныч. К счастью, незнакомца вскоре удалось обнаружить в пятидесяти шагах к югу, монотонно бормочущим всё те же слова. Худая фигура, повёрнутая спиной, теперь картинно застыла в центре аллеи. «Ладно, пусть так, постучим со спины», — буркнул Иваныч и решительно направился к незнакомцу.