Александр Гуров - Короткая зима

Дарья катилась на своём велосипеде вниз по улице, и настроение у неё было паршивое, это уже был восьмой, двенадцатый или двадцать пятый съезд к дому, потом её снова неодолимо тянуло вверх, сидеть в своей комнате было для неё невыносимой мукой. С таким непоседливым характером ей нужно было сразу родиться взрослой и прямо с порога отправиться в путешествие, никому не докладывая, во сколько она вернётся, но она родилась маленькой круглолицей девочкой, и якорь её был брошен на втором этаже. Дарья свернула во двор, ничего в общем не ожидая там увидеть, а только чтобы совершить круг почёта и снова упрямо потащиться в горку. Вася неожиданно вырос перед ней, как флагманский фрегат из тумана, как свежий ветер с луга, как прямо не знаю, что. Велик полетел в одну сторону, а Дарья в другую, но не ушиблась. «Привееет!» — раздался уже знакомый протяжный клич. Она подбежала и застыла в нескольких метрах, не зная, как себя вести. «Привееет!» — передразнил её Вася. «А я тебе кое-что привёз. Вот твой портрет, владей», — и Вася протянул ей картонку с её лицом.

Что-то кувыркнулось в Дарьиной душе, истово закрутило педалями и в миг оторвалось от двора. «Как же здорово! Как же здорово! Мой портрет! Мой портрет!» — проносились в её голове мысли, только в совсем непохожих формулировках. Кто знает, как на самом деле думают семилетние девочки. Она уже и забыла, что только что выбивалась из сил, лишь бы наполнить этот тягучий день усталостью и бороться только с ней. «Вы не уезжайте без меня, подождите. Я только скажу маме, что я поеду», — сообщила она и со всех ног побежала домой. «Мне пора, Дарья. Увидимся!» — безнадёжно крикнул ей в след Вася. Слова как сквозь вату донеслись до её ушей, но она не слушала, стараясь поскорее уладить все формальности и отправиться в путь.

Машина тронулась и покатилась вниз по улице, на крыльце дома всё еще никого не было видно, Дарья где-то бегала в недрах своих этажей. Неугомонная девчонка. На повороте водитель притормозил, и Вася напоследок бросил взгляд в боковое зеркало. Как раз тогда из подъезда на крыльцо выбежала запыхавшаяся Дарья и сразу всё поняла. Её маленькая расстроенная фигурка застыла в ожидании неизвестно чего. Водитель нажал на газ, и картинка исчезла за поворотом.

Многие живущие в средней полосе полагают, что в апреле они рождаются заново и что в их жилах никакая не водица, а бродит настоящий берёзовый сок и питает надежды, но это, конечно, приятное заблуждение, я их встречал и раньше. Среди них, почти неотличимы, есть и те, кто дышит запахами прошлых вёсен и идёт по апрелю забытым башмаком, будто солнце в этот раз не покажет им дорогу и остаётся только провалиться в чёрную хлюпающую канаву и больше уже никуда не бежать. Вася не принадлежал ни к той, ни к другой категории. Он жил непрерывно, зная, что за тучами неустанно трудится солнечный диск и вороны часто каркают по всяким пустякам.

Но вернёмся на кладбище. Вы уже и забыли, наверно, что мы ненадолго оставили там Васю с семилетней Дарьей беспечно болтающими о достоинствах подержанных кофемолок, и они уже тогда собирались уходить. С тех пор прошло, навскидку, минут пятнадцать-двадцать, не больше, и сейчас их здесь очевидно уже нет. Давайте же протолкнёмся сквозь скорбные спины в чёрных одеждах и нагоним их вон там, за поворотом, у синих куполов Благовещенской церкви, они идут как старые друзья. По дороге их подхватывает Володя на своём вольном грузовичке, и уже втроём, хорошей компанией, они отправляются в старую крепость поглядеть на новую находку Пуха, на этот раз ему попался бизон. О нет, только не подумайте, не в натуральную величину, а так, вроде статуэтка с ладонь взрослого мужчины, но редкая, зараза. Так что Пух снова катался в лучах славы на гребне палеолитической волны, отгородившись от кулуарных завистников ледяным щитом Валдайского периода. Но нашей компании Пух был рад и рассказал всё без утайки, перескакивая через тысячелетия и двигая стада мамонтов как пешки по игральной доске.

Соблюдая непрерывность, Вася дожил до ночи, в кармане у него лежал билет на поезд, и всё не давало ему покоя. Он вызвал такси, и оно прибыло почти через мгновенье. Городок рассчитан на двадцать четыре тысячи жителей, и на какой бы улице ни спал таксист и в каком бы квартале вы ни жили, он всегда будто дежурит у вашего дома и ждёт вашего решения покинуть насиженные места. Вокзал располагался в соседнем городе, и Вася бросил таксисту: «Поехали, до отправления поезда час».

Здесь в городке раньше тоже была тупиковая железнодорожная ветка, она есть и сейчас, но станция разобрана и давно не принимает пассажиров. Перевозки как-то тихо сошли на нет, оставив город на обочине, хотя по документам чиновников станция всё ещё существует. Никто торжественно не объявлял о её закрытии и не перерезал ленточку в обратном порядке. Они проехали мимо тёмной доминанты крепости, мимо спящего Дарьиного двора, мимо кладбища. Всё янтарём залил космос, но не застыл. Завтра, в апреле, всё оттает заново.

В яркий солнечный день Вася вышел на улицу из здания Финляндского вокзала. Выходить из других, менее звучных названий он бы даже не подумал, билеты в Петербург он намеренно покупал с тем расчётом, чтобы прибывать именно на Финляндский, а не умалять торжественность момента на вокзалах Московском и Витебском. Есть названия блестящие, как каски гвардейских парадов, и это как раз тот случай. Кто мешал людям назвать вокзал Финским? А теперь, поди ж ты, Финляндский переливается всеми цветами зимнего солнца и из самого его нутра в город выходит Вася Итальянец. Движется он прямиком к Неве, чтобы насладиться видом ледяных торосов, а потом так же неторопливо сесть в метрополитен и мчаться на Садовую. У спуска к Неве его уже ждёт оставленный кем-то чемоданчик системы кейс, но Вася об этом пока не догадывается, слишком уж это неожиданная мысль. Он спускается к реке, а чемоданчик уже тут как тут, стоит на промёрзших камнях, чёрный и манящий, наверняка наполненный чем-то опасным. Бомбой? Деньгами? Личными вещами командировочного? Что же в нём, Господи!? Вася нисколько не мучается выбором сдать кейс в бюро находок или открыть. Ведь зачем-то этот чемоданчик стоит здесь, мозолит глаза, ведь не затем же, чтобы прохожий не любопытствуя сдал его в это самое утопическое бюро. Вася подходит к кейсу и решительно открывает холодные замки, ожидая по крайней мере падающие к ногам пачки купюр, впопыхах оставленные и позабытые рассеянной мафией, или, на худой конец, смертоносную бомбу, или, в лучшем случае, трогательные личные вещи, но чемоданчик пуст, и это, представьте, наилучшее содержимое, никакого лишнего груза.

Вася оставляет чёрный кейс открытым, достаёт из рюкзачка свой знаменитый фотоаппарат устаревшей модели и делает великолепный снимок. Ему это ничего не стоит, ведь у него великолепный глаз. Этот чемоданчик непременно нужно чем-то наполнить, и не важно, что кейс остался далеко позади и Вася шагает теперь по Садовой, в бездны чемодана уже полетела первая фотография.