Александр Гуров - Короткая зима

«Ула родилась в Московской области недалеко от железнодорожных путей, — былинно начал он. — В том самом месте, где Анна Каренина когда-то бросилась под проходящий мимо поезд, и это событие, очевидно, никак не повлияло на дальнейшее развитие нашей с тобой Улы». «Тогда зачем ты мне всё это рассказываешь?» — справедливо поинтересовался Вася. «Просто украшательство, исторический эпизод и ничего более», — успокоил его сомик. «Прежде это место носило разумное и тёплое имя Обираловка, но по иронии местных жителей к моменту рождения Улы оно уже превратилось в угрюмый город Железнодорожный, тем самым провозглашая неизменную победу прогресса над рефлексирующей публикой. Даже детские секретики под стёклышком, что в те годы девочки закапывали во дворах, состояли у Улы не из набора разноцветных красивостей, как у других сверстниц, а были максимально лаконичны, только какая-то одна вещица помещалась под стекло, маленький индивидуальный домик. Ведь две вещи — это уже неуправляемая толпа. Они же могут и перессориться там под стёклышком, и деться им друг от друга будет некуда, считала Ула и отчасти была права. В Великобритании это называется „privacy“». «Но почему её так необычно назвали, если произвели на свет в Подмосковье? — резонно спросил Вася, попыхивая ароматным дымом. — Ула, это же кельтское имя, как мне кажется, откуда ему тут взяться? Что за причуды у её родителей? Вот меня назвали Вася, как соседского кота, а может быть, даже и в его честь, и я живу с гордо поднятой головой среди Иванов, Витек и Колек. В чём тут подвох?» «Подвоха никакого и нет, — ухмыльнулся сом. — Родители здесь совершенно ни при чём, всё это моя личная заслуга. У меня нюх на людей с потенциалом, а Москва и Московская область — зона моей ответственности. Неплохо, да? Хороший приход, богатый. Но я это заслужил. Так вот именно я тогда и нашептал в уши родителям это имя, они-то хотели назвать её Наташа». На этом месте Васе снова показалось, что сомик гнусно усмехнулся в усы. «На последующие двадцать девять лет я как-то упустил её из виду, — продолжал сомик, — обычно много забот в столице, а она не подавала никаких признаков, я было даже подумал, что ошибся в ней, но в этой-то тишине и оказалось всё дело. При последней ревизии выяснилось, что она никому не принадлежит и ни к какой стороне не склоняется. Её как будто и нет на свете. Неучтённый человек. А неучтённый человек — это целая бомба!»

«Ну, быть интровертом — это ещё не рецепт уникальности, — заметил Вася, — хотя и мой любимый ингредиент. Что же дальше, что положено на другую чашу весов? Я заинтригован, сом. Знаешь ты своё дело, чертяка». «Ещё одна грань её жизни — это чистота, — не моргнув глазом продолжал сом. — Чистота, маниакальная чистота, противопоставленная всему миру. Чистота — война со вселенной. Сколько бы раз я ни произнёс это слово, для неё этого было бы недостаточно. Я пристально следил за ней последние полгода и опишу тебе её обычное утро, всё это время я, разумеется, только наблюдал и не пытался вторгаться в её жизнь. Так вот, наступает утро, вернее, даже вечер, она закрывает глаза, ложится на спину и спит. Засыпает она сразу, как только закрывает глаза и в одно и тоже время, в одиннадцать часов, и за всю ночь не совершает никаких движений. А где ты видел людей, которые долго не уламывают подушку перед сном, не вертятся с бока на бок или не считают баранов? Когда же кого-то будоражат мысли и не дают уснуть, этот кто-то идёт к холодильнику и уминает в темноте вожделенные продукты, запивая ягодным морсом, или даже разогревает суп. Есть ещё множество ночных занятий, всех их и не перечислить, тем более, что большинство из них вредны для организма и многие тебе знакомы. Люди думают, что ночью их плохо видно. Ха-ха. Так вот наша Ула не ворочается и не совершает других глупостей, она спит! Как ты себе это представляешь?! Как и положено человеку, она набирается сил перед следующим днём, так сказать, восполняет энергетические затраты. И так каждую ночь. Да, конечно, так было задумано изначально: выспался и бодрый вступаешь в новый день, но кто же этого придерживается? Тем более, что ещё случаются непреодолимые обстоятельства в виде неизбежной работы. У всех находится тысяча разных причин не спать. У Улы таких причин нет, потому что она считает сон полезным. Польза — это ещё один краеугольный камень её натуры. Чтобы не манило нас в ночи, она считает, что это может подождать до утра. И вот она открывает глаза. На работу ей к десяти, но будильник заведён на пять. Немного простейшей математики. Пятнадцать минут она позволяет себе понежиться в постели, потому что сразу вставать вредно. Надо обязательно дать телу проверить все исходные данные и сладко потянуться. Кстати, спит она на жёстком матрасе на полу, вроде тебя. Но это единственное, чем вы схожи». «Она мне всё больше нравится, у неё хороший крепкий каркас, не какая-нибудь ветреная девчонка», — сказал Вася, стряхивая пепел с уголька на фольге и водружая уголёк обратно в кальянную корону. «Не томи, сом, но и не упускай детали, я уже почти согласился, пятьдесят один процент акций твой, но пока всё зыбко, и я ещё не решил, буду ли участвовать в этом мировом заговоре. И, может, ты всё-таки вылезешь из аквариума, скажешь своё имя, и мы посидим, покурим, выпьем кока-колы и сверху торт, как ты выражаешься? Пора переходить к неформальной беседе. Плаваешь ты не очень убедительно. Спешу сообщить тебе, что рыбы редко плавают кверху брюхом и не машут усами вместо плавников». «О, это разумно!» И сомик исчез.

Из кухни раздалось брякание посуды, и тотчас что-то грохнулось об пол и разбилось. Вася осторожно прошёл туда. «Я склею», — произнёс Саша Телефонист, сосед с пятого этажа. При том это был Телефонист лет на двадцать моложе, чем Вася его видел вчера. И в этот раз от него совершенно не пахло перегаром. Это был идеальный Телефонист, каким он должен был быть, но никогда не был. Это прозвище «Телефонист» приклеилось к нему за то, что когда он даже просто мирно разговаривал, он всё время как будто орал в трубку абоненту, который из-за помех его совершенно не слышит, и, конечно, за его излюбленную фразу, с которой он начинал почти любой разговор. «Алё, гараж!» — кричал он вместо приветствия или для установки связи, кто его разберёт.

«Не изумляйся, это я», — произнёс Телефонист голосом сомика. На столе между тем появилась запотевшая стеклянная бутыль с кока-колой, заткнутая эффектных размеров пробкой, а подле неё скромно расположился маленький «Ленинградский» тортик. За окном немедленно пошёл дождь, и на кухне стало как-то по-особому уютно. Вася открыл окно и уселся рядом на табуретку, глядя, как дождь барабанит по подоконнику, капли отскакивали и попадали ему на лицо, он морщился, но не отодвигался вглубь кухни. Собирательный образ сомика — Телефониста расположился за столом, разлил по стаканам искрящуюся кока-колу и протянул стаканчик Васе, сам же тем временем принялся усердно склеивать разбитую чашку, по-детски высунув в уголок рта кончик розового языка. Со стороны создавалось впечатление, что на кухне проходит обычное дождливое утро. Все роли распределены, слова давно сказаны, и каждый знает, чем ему заниматься — изо дня в день склеивать чашки и смотреть, как барабанит дождь. «Так вот, пять пятнадцать, — через некоторое время нарушил молчание гость. — В пять пятнадцать она встаёт и до пяти тридцати совершает тщательнейшие гигиенические процедуры, потом возвращается в комнату, а ей, к слову сказать, принадлежит только одна комната в общей шумной и неряшливой квартире. Дальше следуют два часа упрямейшей йоги, пока соседи, наоравшиеся ночью в караоке, не успели проснуться и не начали греметь посудой посреди Шавасаны. И при этом, Василий, в пять утра она смертельно хочет спать, но Ула не переводит будильник на попозже».