Александр Кириллов - Моцарт

Какие площади, — хохочет мой циник , — при чем здесь живописные улицы. Ехать в Зальцбург не хочется — это понятно…

«Что касается попутчика коммерсанта… он заботится обо мне больше, чем о самом себе. Ради меня, он отправится со мной в Аугсбург, Мюнхен и, может быть, в Зальцбург. Мы оба льем слезы, думая, что однажды должны будем расстаться. Это человек не просвещенный, но опытный. Мы с ним, как дети. Если он вспоминает жену и своих чад, оставшихся в Париже, я его утешаю, когда же я погружаюсь в невеселые мысли о своем — он старается меня поддержать».

Это другое дело, — удовлетворенно хмыкнул мой правдолюб , — а то — «красивые дома, широкие улицы»… Кто такой этот коммерсант… очень странный тип. Не мальчик и даже не молодой человек — у него есть дети, он льет слезы, готов сопровождать Вольфганга вплоть до Зальцбурга. Что за такая экзальтированная личность? Страждущий — всегда мог располагать временем, кошельком и талантом Вольфганга (написал же он для Михаэля Гайдна два дуэта, чтобы спасти его от гнева архиепископа), но здесь особый случай — не коллега, не меломан, совсем не их круга, солидный , как характеризует его Вольфганг: что ему надо?

У меня, как и у Леопольда, не спокойно на душе. Нельзя сказать, что Вольфганг совсем «без царя в голове», он в людях разбирается и у него есть чутье. Конечно, он искренний, импульсивный, но тем не менее он сам должен очень-очень поверить в то, что кто-то хочет внушить ему, преследуя свои цели… Но уж если он кому поверит, он — ваш, забудет отца и мать, всё, чем был занят, обязательства на службе, сыновний долг, спешный заказ и со всей присущей ему страстью займется вашими бедами, с головой уйдя во все тонкости и детали ваших обстоятельств, пока его не «окликнут» и не «встряхнут»… Но если вдруг неосторожным словом вы невзначай заденете его, всё может радикально измениться, и тогда окажется, что он видел вас насквозь, но параллельно сочинял другого человека, кому всей душой сопереживал.

Мне не понятно, — не унимался мой шерлок холмс , — куда исчез его попутчик, когда они добрались до Мангейма. Кажется, тот собирался сопровождать Вольфганга до самого дома или они расстались еще раньше? Понятно, что о своих промахах он не любит вспоминать. К тому же, его внимание часто распыляется то на одно, то на другое. Встретит старого знакомого и тут же забудет о новом. А в Мангейме и вовсе теряет голову, вздыхая по Лиз. Я совсем не удивлюсь, если он даже не простился со своим коммерсантом, сойдя с подножки дилижанса. Он очень внушаем, и в его отношениях с другими, как мне кажется, отсутствует глубина. Может легко повторять чужое мнения, особенно не задумываясь. Вот и мелет что-то вроде того, что сдох архиплут Вольтер. Ну какой он плут, огульно обзывать вообще нехорошо, уж не говоря о том, что Вольтер в четыре раза его старше. Может быть хватит, Вольфганг, всё повторять за отцом как попугай. Но откуда ему взяться другому. «Его привязанность к родителям всегда была так велика , что он не решался без их позволения проглотить даже маленький кусочек или взять что-либо, когда его угощали [вспоминал друг семьи Шахтнер] … он не знал, как распорядиться деньгами, был неумерен и неразумен в развлечениях — он всегда нуждался в руководителе». Кант объясняет подобную инфантильность — несовершеннолетием по собственной вине .

«Причина тут заключена не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого бы то ни было» (Кант) «Sapere aude! 201 201 (лат.) Решись быть мудрым! — имей мужество пользоваться собственным умом», говорит тебе Кант (кстати, это девиз Просвещения). И забудь уже, что «Папá — второй после Бога». Отцу позволительно с неприязнью думать о Вольтере, он старого закала «времен очаковских и покорений Крыма», 202 202 А. Грибоедов «Горе от ума» он вырос в той эпохе, плоть от плоти её. Но ты, дитя просвещения, открой глаза. Ты действительно дитя своего времени, и в музыке ты остаешься верным Канту, заметившему, что главное в жизни обрести свой голос, перестать петь с чужого. Папа римский родил батюшку царя, батюшка царь родил отца родного князя-архиепископа, отец родной князь-архиепископ родил папашу интенданта придворного театра, папаша интендант придворного театра родил пахана капельмейстера, пахан капельмейстер родил Папá музыканта, Папá музыкант родил сына Вольфганга… При абсолютизме, к несчастью, отеческая опека в порядке вещей: кто кочевряжится — объявляется смутьяном. Отеческим правлением обозвал этот режим и Кант, «при котором подданные, как несовершеннолетние, не в состоянии различить, что для них полезно, что вредно — и это является [по мнению философа] величайшим деспотизмом ». * Неужели Леопольд ни разу не задумывался, что его сын когда-то будет жить без него. Или это его совсем не заботило? Мне всё слышатся сыновьи причитания Вольфганга в самом начале поездки: «Нам не хватает только Папá, но такова воля Божья». Это точка отсчета? Бог не дал на этот раз Папá и всё закончилось полнейшим фиаско для сына и смертью для матери. Значит ли это, что они ослушники — и за это наказаны: самовольничали, отступились от воли Божьей; или Господь осознанно не дал им Папá в этом путешествии и хотел того, что произошло? А иначе, в чем бы состоял задуманный Им урок для его спасения? Сын уезжает без благословения отца — случайность или Промысел Божий? Или Вольферль должен был стать Вольфгангом, чтобы в ответ на ультимативный призыв Леопольда вернуться домой, посметь ему высказать со всей откровенностью: «Допускаю, что вы хотите мне счастья, но замечу вам, если бы мой отец был в курсе моей нынешней ситуации и благоприятных перспектив (и не был бы введен в заблуждение каким-то „добрым другом“), он, думаю, не написал бы мне в таких выражениях, чтобы я никак не смог ему сопротивляться. […] Если бы я набрался немного терпения и остался бы в Париже, я уверен, что достиг бы своего, добившись и чести, и славы, и денег, и вы бы, конечно, расплатились с долгами. Но что сделано, то сделано, не надо думать, что я об этом сожалею […] но уверен, если бы не желание обнять вас как можно скорее, я бы ни за что не приехал в Зальцбург, и я не считаю это моё намерение похвальным и доблестным. В действительности я совершу самое настоящее безумие на свете. Поверьте, что это мои собственные мысли, а не кого-то другого » (курсив — мой).

Страсбург, 15 октября . Здесь все очень бедны. Но я дам послезавтра, в субботу 17, сольный концерт по подписке… это мне будет стоить с иллюминацией 3 луидора. 26 октября . Короче, я заработал 3 луидора… мне посоветовали остаться до следующей субботы и дать большой концерт в театре. К удивлению, досаде и стыду всех страсбуржцев сбор был таким же. 2 ноября . Я вновь дал концерт 31-го, который, после оплаты всех издержек (незначительных на этот раз), мне принес 1 луидор.