Дойна Галич-Барр - Колокола и ветер

Милая моя Дельта – так я буду тебя отныне называть , – ты осталась в монастыре еще на несколько месяцев, и заметно, как помогли тебе разговоры с игуменьей.

Сегодня я получила от Изабеллы корзину белых маргариток и икону святой Параскевы Пятницы. Таких красок я еще не видела. В руке у нее, кроме креста, еще и четки, а в другой – красивый цветок из Эфиопии – белая лилия, такая реальная, что я ощутила в воздухе ее благоухание.

Помнишь, милая Дельта, как мы сажали лилии – не только возле монастыря, но и на пути к нему и во всей округе. Я впервые видела, как ты касаешься земли своими нежными, ухоженными, белыми, как снег, руками. На голове у тебя был пестрый платок в виде тюрбана, платье было сшито из мягкой пестрой ткани. Женщины и дети сшили для тебя это платье. Ты была в нем краше, чем в длинных нарядных одеяниях твоих оперных персонажей. Я не видела Изабеллу более счастливой, чем когда она писала твой портрет, а ты пела собравшимся детям песни, которым они тебя научили.

После того как тебя крестили в эфиопском православном монастыре, произошло чудо. Здесь удивительные церковные песнопения. Монахини обнаружили в тебе новый талант. Я никогда раньше не знала, что ты сочиняешь музыку. Игуменья Иеремия приняла тебя, как приняла когда-то твою мать. Она поощряет в тебе любовь к сочинению и пению церковной музыки.

Не знаю, известны ли тебе некоторые детали ее мирской жизни. Она ведь пела в миланском «Ла Скала», как теперь поешь ты. Твой голос и присутствие словно привносят частицу ее родины в суровую красоту Африки. А вера здесь крепче, нежели в городах, где церкви залиты светом, где полно туристов, но мало истинной веры и воли к молитве. С тобой она говорила больше всего, посвятила тебе много времени. Она постриглась в монахини не потому, что была несчастна или бедна, как бывает чаще всего. Напротив, ее семья была богата, а она удалилась от жизни в расцвете славы. Ощутила пустоту и услышала призыв Господа.

Она увидела в музее картину Веронезе «Шествие на Голгофу», где художник изобразил себя подле Христа, и, пережив религиозный экстаз, стала частью этой процессии. Заговорила на языке, которого никогда не слышала, на языке тех мест, и слилась с толпой, где были две группы людей: одна – те, кто был верен Христу, и другая – те, кто требовал смерти обманщика, объявившего себя Сыном Божьим. Она плакала и хотела принять на себя крестную ношу. Но услышала голос Христа:

«Не плачь обо мне из-за тяжести креста, который я несу, страдание грешника тяжелее. Молись о том, чтобы твой жизненный путь и ноша были легче, найди тихое, отдаленное место на краю ущелья, место, где ты сможешь это пережить и помогать людям. Твоя судьба – возле Желтого Нила».

Тогда она еще не знала, что есть на свете Желтый Нил. Бог укажет мне путь, убежденно сказала она себе, ибо знала только о том, что существует Голубой Нил.

В газетах писали, что она пропала. Пластинки с оперными ариями в ее исполнении расходились неслыханными тиражами. Никто не мог предположить, что она ушла в монастырь. И так же, как Изабелла открыла православную художественную школу, ты, моя дорогая Дельта, сумела своими уроками открыть эфиопской молодежи новые источники знания о музыке, особенно об операх и кантатах. В тебе на деле воплотилось чудо. По неведомым мне причинам в тебе сосредоточились мистические озарения, и ты раскрылась как композитор церковной музыки. В ней в каждом инструменте звучат колокола. После того как я стала писать об этом монастыре, о том, как поют слепые дети, как отмечают здесь праздники, после телевизионных передач, боюсь, как бы сюда не нагрянули толпы туристов. Не знаю, вдруг я создала проблему, подстегнув их любопытство, ведь в нынешней кочевой цивилизации туристы – это настоящая напасть.

Статьи о монастыре, те, что я написала и все еще пишу, пользуются большой популярностью. Редактор сказал мне, что тираж иллюстрированного журнала, где я их публикую, стал самым большим за всю его долгую историю. Читатели спрашивают, не материалы ли это к роману. Этого никто предвидеть не может, единственное, в чем я твердо уверена, так это в том, что никогда больше не переживу такого чувства всеобщего преображения во мне и вокруг.

Теперь у меня два имени: Марго-Вера. А ты, дорогая подруга, переменила имя и стала Дельтой, что тоже значит Желанная. К этому добавилась и Андреяна, как тебя назвали по отцу. В тебе – и отец, и мать. Они тебя хранят.

Теперь у всех нас трех одна покровительница – святая Параскева. В будущем году мы прославим ее вместе с Изабеллой в том укромном сербском монастыре, где наша подруга пережила душевное исцеление. Я напишу об этом, не упоминая подлинных имен. Предоставлю читателям журнала завершить нашу историю, ибо думаю, что не все тайны должны быть раскрыты.

Милая Вера, как красиво звучит имя, данное тебе при переходе в православие. Я внимательно слушаю тебя и так же, как ты, размышляю о событиях последнего года. У меня больше вопросов, чем ответов. Но теперь все мы можем быть больше довольны собой, не только Изабелла и я. Ты тоже пишешь теперь совсем иначе, гораздо глубже, новые мысли облагородили твою душу и интеллект.

Все мы отчасти одиноки, но велика разница между одиночеством и поиском уединения, которое бывает полезно. Уединение необходимо нам в творчестве, в духовном, интеллектуальном и религиозном росте и развитии, оно имеет совершенно иной смысл. С ним мы творим, оно позволяет достигнуть такого молитвенного состояния, когда открывается духовное зрение. Думаю, такая атмосфера возможна лишь в монастыре – благодаря молитве.

Я тоже получила сегодня большую корзину белых маргариток и писанную маслом икону святой Параскевы Пятницы. И именно в этот день пришло твое письмо. Икона сорок дней была в церкви Святой Параскевы на Калемегдане, в Белграде. Я множество раз выступала у них в опере, но яснее всего помню эту церковку в лучшем парке на свете, а я бывала во многих. Мы с детьми часто прилетаем из Рима в Белград, чтобы посетить эту маленькую церковь, набираем святой воды из источника и отдыхаем в городе, который рушили и бомбили больше, чем любой другой город на свете.

Нам нравятся рестораны над Дунаем, с музыкой и вкуснейшей рыбной солянкой. Я не упускаю случая посмотреть вместе с детьми на закат солнца. Вокруг лодки, катера и гирлянды разноцветных лампочек – это напоминает Рождество в Чикаго. Незащищенный Белград, город с душой , я узнала благодаря Изабелле. Я полюбила этот город, где мне случается петь в опере. Теперь я пою для нее – для той, кому стольким обязана. Это ее город, она всегда в него возвращается, ведь здесь родились ее предки и Никола, которого она потеряла в детстве.