Дойна Галич-Барр - Колокола и ветер

Звучание инструментов оркестра и арии приходило из разных центров мозга, словно участвовали все его клетки: вибрировало все – и душа, и тело. Может, и я когда-нибудь достигну такой связи с божеством. Только тогда я буду знать, что мое пение еще долго будут слушать.

Изабелла предсказывает, что этот день настанет, и предлагает, чтобы в монастырском покое, среди смиренных инокинь, в тишине и литургическом единении я подготовилась к этой встрече. Она говорит, что я открою, для чего Господь вручил мне сей дар, и мне будет указан путь, по которому он разовьется дальше. Как-то она улыбнулась и полушутливо сказала:

– Может, и тебя посетит ангел, которого ты украдкой высматриваешь в моих работах?

Я пожелала, чтоб это были мои родители, которые пока посещают меня только во сне.

Все больше думаю об Изабелле, о ее доброте, бескорыстии и сердечности. Я благодарна, что она согласилась исполнить желание моих родителей. Молодая вдова приняла на себя весьма серьезное обязательство. Будь я на ее месте, не уверена, что я сумела бы понять юношескую любовь мужа, да еще носить его обручальное кольцо. Но любовь к детям, сильнейший материнский инстинкт заставили Изабеллу искать меня по всему свету. Мой муж не устает удивляться ей. Он еще не может понять такой самоотверженности, которая, я думаю, имеет истоком веру в Бога.

Я люблю ее и знаю, почему люди, которые видят ее впервые, хотят сохранить связь с нею. Она не знает счастья! И не может быть счастлива, потому что она – счастье для других. Это придает ее личности особый, потаенный эротизм, что привлекает многих, даже тех, кого она вообще не знает. Нечто подобное я заметила у своего дирижера, с которым мы много лет работаем вместе. Он знает Изабеллу только по моим рассказам. С тех пор, как увидел каталог ее картин и икон, жаждет с ней познакомиться. Он мне сказал то, о чем я и не подозревала. Сказал, что давно решил никого не любить – кроме музыки, которая только дает, ничего не отнимая. Так оно и было до встречи с работами Изабеллы: они привлекли его с магнетической силой. Ты, Марго, знаешь его жизнь, следишь за творчеством. Часто пишешь о нем. Когда на обложке его фотография, журнал продается в десять раз лучше, многие жаждут встретиться с ним. Да он и сам потрудился, чтобы его многочисленные похождения попали в прессу.

Есть одна вещь, о которой я тебе никогда не писала. Это случилось, когда я прочла дневники, что дала мне Изабелла. Как будто все силы природы объединились, чтобы открыть мне высший смысл. Раньше я никогда не замечала, что в космическом порядке все целесообразно: и тело, и язык искусства, и энергия любви. Я поняла – все, что со мной случилось, должно было произойти: и обретение себя, и открытие музыки, которой я служу, как истинной духовной полноты, а не только эстетического переживания гармонии. Жизнь – это не только утверждение жизни, не только тело, страсть, музыка. В гораздо большей степени – это ответ на зов. Без этого зова и этого единения мы были бы всего лишь мимолетным чувством тоски, предчувствием разума, осужденного на смерть.

Теперь же я просто знаю, что сопричастна космическим энергиям, что созиданием я заполняю бесконечное пространство и моя любовь – вместе с любовью других – соединяется в космический порядок. В этом же – и смысл искусства. Только теперь понимаю, почему мамин крестик на шее всегда меня успокаивал. Без этого энергетического послания я никогда бы не узнала вполне смысла своей жизни, даже если бы встретилась с ним. В этом и состоит тайна зова: либо ты на него отзовешься на космическом уровне, либо останешься глух к нему – по неисчислимым причинам , – даже на уровне земном.

Древний крест, которому много веков, помог мне встретиться с Изабеллой и распознать судьбу. Когда солнечный свет ласкает его, он словно посылает множество лучей прямо в небо. Потом они возвращаются с неба ко мне, и я чувствую, как вся сияю изнутри, словно стала звездой.

Я видела одну картину Паоло Веронезе, где был похожий образ. С тех пор он меня не покидает, так же как образ Иисуса, идущего на Голгофу с деревянным крестом. Этот первородный христианский символ изменил мою жизненную судьбу.

Я снова смотрела на эту работу Веронезе. Плащ Христа – серебристо-белый, со многими оттенками серого. Свет – в центре картины. Христос несет крест, чувствуется тяжесть ноши. Это не просто тяжесть огромного креста, который Христос несет на Голгофу: она символически значима – это тяжесть греха человечества от Адама и Евы. Христос простит нам и спасет нас, если мы в него веруем.

Слева испуганный конь шарахнулся от шума и суматохи тех, кто сопровождает Христа: защищающих его и нападающих на него. Возле Христа стоя запечатлен сам художник Веронезе. Я не знала, что это он; мое внимание обратила на это Изабелла.

Теперь я лучше понимаю смысл этой сцены. Изабелла пояснила мне, что и она на больших полотнах и мозаиках часто изображает себя и лица знакомых монахинь и детей. Творя, она чувствует, что присутствовала и участвовала в этих событиях.

Может быть, это моя фантазия, но, когда я смотрела на ее образ Иисуса-целителя, лицо одной женщины показалось мне похожим на лицо Изабеллы. Она не решает заранее, кто будет изображен на картине. А поскольку потом ничего не помнит, считает, что все рождено в порыве творческого восторга. Может быть, поэтому, думает она, эти ее работы имеют наибольший успех.

С момента знакомства с Изабеллой я иначе смотрю на все культовые произведения искусства. И музыку слушаю самозабвенно, как никогда. Теперь я уверена, что и мои лучшие роли, те, что вызвали взрыв энтузиазма (ты об этом знаешь, писала в своем журнале), были – когда я пела, не ощущая присутствия публики и, поверь, не вполне отдавая себе отчет в том, что нахожусь в сценическом пространстве, где всем руководит дирижер. В эти мгновения я сливаюсь со своим голосом, меня словно сопровождают ангельское пение и звуки неведомых колоколов и неведомого ветра – они помогают мне ощутить, что родители рядом со мной. Овации слушателей больше мне не важны. Мне не нужно с их помощью подтверждать свой успех и счастье.

Изабелла все меньше говорит о слушателе, своем собеседнике. Она неуверена: то ли выдумала его, то ли он действительно существовал в то время, когда она расписывала часовню в Сербии. Но при всяком приезде в Чикаго, а мы видимся часто, я вижу корзину белых маргариток с базиликом, которые ей посылает таинственный обожатель. Она часто слушает музыку – репертуар всегда один и тот же. Особенно любит Сибелиуса. Теперь и я слушаю его симфонии. Раньше я их плохо знала. Они способны вызвать восторг – вести сквозь время, ибо они бессмертны.