Захария Станку - Ветер и дождь

Кто-то в толпе громко сказал, так что всем было слышно:

— Ну и ну! Этот молодой человек далеко пойдет!

Разумеется, похороны Братиану объявили национальными. Газеты писали, что покойного оплакивает вся страна. И многие в это верили. Люди часто верят красивым словам. Ни одного человека, кем бы он ни был, не оплакивает вся страна. Чаще всего о таких людях забывают на другой же день после их смерти. Иногда их забывают даже близкие, забывают сразу же после похорон.

В день похорон Иона Братиану ни одна газета, конечно, не вспомнила о той роли, которую он сыграл в роковом 1907 году. А ведь это именно он отдал тогда приказ войскам открыть огонь по восставшим крестьянам. Никто не вспомнил и того, что в 1916 году Ион Братиану втянул Румынию в войну. Никто из ораторов, выступавших над гробом, ни словом не обмолвился и о расправах покойного с бастующими рабочими. В час погребения, когда проливной дождь вымочил до нитки священников и всех прочих участников церемонии, журналист-подхалим обратил внимание своих хозяев и на природу:

— Смотрите, нашего дорогого вождя оплакивают не только люди. Плачет даже небо…

— Да, да, само небо оплакивает Иона Братиану.

А на другой день после национальных похорон вся оппозиция объединилась и дружно ринулась в атаку на новый кабинет либеральной партии. Доктор Митика Ангелиу, который снова был назначен министром путей сообщения, встретив меня в кулуарах парламента, стал упрекать в том, что я не сдержал слова:

— Ты так и не написал о моем проекте реформы дорожного строительства.

— Да, еще не написал, господин министр.

— Почему?

— Из-за известных вам событий, господин министр…

Он взял меня под руку, отвел в сторону и сказал:

— Ты видел, как нападают на меня газеты? Что ты на это скажешь?

— Что тут можно сказать…

— Они называют меня «человеком, который зарезал Иона Братиану». Другие выражаются иначе: «Человек, который перерезал глотку Иону Братиану». Боюсь, эта кличка теперь пристанет ко мне надолго. Может быть, она даже войдет в историю национал-либеральной партии, в историю Румынии… Какой ужас!

— Но ведь именно вы оперировали покойного. Следовательно, вы и разрезали ему глотку…

— Ах, и ты?!

— Не понимаю… На что вы сердитесь?

— Слово «глотка». Оно вульгарно. Как могут образованные люди, журналисты, пользоваться таким вульгарным словом, когда речь идет об Ионе Братиану, о великом Ионе Братиану? У нашего вождя было горло, а не глотка. И как смеют журналисты нападать на меня, на одного из честнейших политических деятелей Румынии, на человека, который всегда вел скромную, добродетельную, почти аскетическую жизнь?

— Да, теперь я понял… А что вам мешает принять новый закон, ограничивающий свободу печати?

— Ты шутишь. А ведь этим и кончится. Мы вынуждены будем обуздать печать. Нельзя допускать, чтобы пресса склоняла на все лады имя человека, жизнь которого может служить примером…

— Однако страна не может существовать без свободной печати.

— Почему? Разве Римская империя имела печать? Тогда вообще не было газет. У древних римлян не было никаких газет, и они прекрасно без них обходились.

Скромная жизнь и министерская деятельность доктора Митики Ангелиу продолжались и после смерти Иона Братиану. История не прекратила свое течение после смерти великого человека, и вскоре на пост премьер-министра был назначен один из самых энергичных деятелей либеральной партии — И. Г. Дука. Но Дука был врагом «Железной гвардии», и легионеры его убили. Дука был убит в Синае вскоре после того, как покинул королевский дворец и собирался вернуться в Бухарест. Легионеры прикончили премьер-министра выстрелами из револьвера на перроне синайского вокзала. После этого происшествия «человек, который перерезал глотку Иону Братиану», стал на три дня и три ночи премьер-министром Румынии. Эти трое суток понадобились либералам, чтобы выбрать себе нового вождя и нового премьер-министра. Я узнал о назначении Митики Ангелиу поздно ночью и сразу же позвонил ему:

— Поздравляю вас, ваше превосходительство, и желаю еще больших успехов!

Он поблагодарил, но тут же спохватился и спросил:

— Что значит еще «больших успехов»? Я — премьер-министр. О каких новых успехах ты говоришь? Что может быть выше премьер-министра?

— Регент, ваше превосходительство. Регент выше премьер-министра. Регент — это почти король.

— Вот как! Да, ты прав. Это идея… Думаю, что мне подошла бы такая должность. Митика Ангелиу — регент! Это звучит неплохо… Очень даже неплохо…

После гибели И. Г. Дуки национал-либеральная партия недолго оставалась у власти. В конце концов ей пришлось уступить место национал-царанистам, во главе которых стоял Юлий Маниу. Царанисты правили не лучше либералов. При царанистах произошла знаменитая забастовка рабочих железнодорожных мастерских Гривицы. (Об этой забастовке я надеюсь написать подробнее в другой раз.)

В годы правления царанистов вернулся из вынужденного изгнания сын Фердинанда — принц Кароль. Его провозгласили королем. Маниу скоро поссорился с новым королем и стал его врагом. Кароль дал царанистам отставку и снова призвал к власти либералов, во главе которых стоял теперь Георге Татареску. В правительстве Татареску доктор Митика Ангелиу снова получил портфель министра путей сообщения и в восьмой или десятый раз реорганизовал управление железными дорогами, изменив соответствующие статьи закона.

После отставки Татареску началась диктатура короля, которая закончилась его отречением и приходом к власти Антонеску и легионеров. Румыния вступила в войну на стороне Гитлера, потом порвала с ним и выступила против Германии. Начался новый этап в румынской политической истории: борьба коммунистов за власть при активном сопротивлении всех буржуазных партий.

Все мы, свидетели этих бурных лет, стали старше, а многие и совсем состарились. Состарился и доктор Митика Ангелиу, бывший множество раз министром, а однажды в течение целых трех дней даже премьер-министром. Он успел выдать замуж своих дочерей — их у него было пять или шесть — и хорошо устроить всех своих зятьев. Одних он сделал дипломатами и отправил в далекие страны представлять Румынию, другим помог получить кафедры в Бухарестском университете. Только одну дочку — горбунью Тецу — он так и не сумел выдать замуж. И послал ее в деревню Осика управлять одним своим довольно захудалым имением. А сам Ангелиу остался жить в Бухаресте со своим преданным слугой Серафимом.

Осенью 1944 года, когда новый поворот в истории Румынии окончательно отстранил доктора Ангелиу от политической жизни, он вдруг почувствовал скуку. Именно тогда он рассчитал своего последнего слугу Серафима, который служил ему верой и правдой тридцать лет.