Захария Станку - Ветер и дождь

— Зачем вы стреляли?

— Я хотел проверить, могу ли еще убить птицу на лету…

— А что будет, если, желая проверить свою силу и дерзость, я выброшу вас за борт, в Дунай?

— Вы этого не сделаете… Ведь я человек. И я люблю жизнь.

— И журавль любил жизнь.

— Все-таки это только птица! У птиц нет сознания. Другое дело — человек. Если бы я убил человека!.. Я убивал и людей. Но только когда это было необходимо, на войне…

У мира нет границ.

Границы есть у жизни.

У мира нет границ…

Мы приближались к Телиу…

Наши лошади так устали, что мне казалось, будто они даже похудели. Я полез в карман за сигаретой и наткнулся на гранату. Одна граната осталась. До Телиу она еще может понадобиться. Я никогда не любил насилия и пользовался оружием лишь в самом крайнем случае, но вот настало время, когда нельзя было от него отказаться… Я думал о выборах и о том, что мы во что бы то ни стало должны выйти победителями, я должен стать депутатом от коммунистической партии и поддержать в парламенте программу коммунистического правительства. Я думал и о том, что далеко не все избиратели меня понимают. Когда я пытаюсь разъяснить им разницу между моей партией и теми, кто правил страной до сих пор, я вижу безразличные лица и печальные, как бы угасшие глаза. Однажды после митинга седой старик открыл мне, в чем тут дело.

— Вот так-то, товарищ, — сказал старик. — Тридцать лет мы слушаем всех, кто приезжает просить наши голоса… Тридцать лет они все говорят, говорят… Оно конечно, среди них попадались разные люди… Одних было легко раскусить: как только рот откроет, сразу видно — жулик! Обещает все на свете, да все пустые его обещания. Но попадались и другие, вроде как бы порядочные… А потом глядишь — и они нас обманули. Так-то оно и шло: все нас обманывали… все до единого…

Что мог я ответить старику? Что в этот раз их не обманут? Как мне это доказать? Тем более что наши враги не дремали. Они не только агитировали против нас, но и стреляли.

По пути в Телиу нам нужно было перебраться через реку. Но когда мы наконец подъехали к берегу, моста там не оказалось. Из-за непрекращающихся дождей вода сильно поднялась и снесла мост. Был он, по словам моих спутников, и без того ветхим и ненадежным. А вот теперь и его не стало.

— Как же переправиться на ту сторону? — спросил я.

— Не знаю, — задумчиво ответил худощавый Гынж, который ехал со мной рядом. — Лошади устали… А ведь нам еще нужно переправить и вот этих бандитов…

Мы спешились. Неподалеку от дороги я заметил старый дом, окруженный ветхими деревянными постройками и поломанным забором.

— Кто там живет? — спросил я Гынжей.

— Привидение…

Я показал на слабо дымящуюся трубу:

— Привидение затопило печь?

Гынжи рассмеялись:

— Да, похоже, оно решило погреться.

— Ладно, — сказал я. — Попробую-ка поговорить с привидением — не поможет ли оно нам чем-нибудь.

Я вошел во двор через открытые ворота, и никто не обратил на меня внимания: не раздалось ни собачьего лая, ни окрика… Обойдя дом, я заглянул во все окна, но ничего не увидел — стекла были мутные, давно не мытые… Тогда я подошел к входной двери и постучал в нее кулаком. Никто не отозвался. Один из Гынжей, следивший издалека за моими движениями, крикнул:

— Попробуй через заднюю дверь. Может, привидение услышит!

Я разыскал дверь, которая обычно именуется «черным ходом», и снова принялся стучать кулаком. В этот раз кто-то меня услышал, потому что раздались человеческие шаги. (Шаги привидений, уверяют знатоки, никогда не слышны.)

Наконец дверь открылась, и я даже отшатнулся, так был поражен тем, что увидел. В дверях стояла женщина с огромной головой, похожей на шар, с угольными, явно крашенными волосами и безобразным, нечеловечески толстым лицом, на котором выделялись черные усики над верхней губой… Да, это были почти настоящие мужские усы… Огромные груди, руки и ноги толстые, как бревна, живот и бедра необъятных размеров — все в этой женщине было чудовищно безобразным… И в довершение ко всему я узнал ее… Я быстро снял шапку и сказал:

— Здравствуйте, госпожа…

Она тоже узнала меня и, казалось, совсем не удивилась моему неожиданному появлению. Улыбнувшись, она жестом пригласила меня следовать за ней в дом.

Мы вошли в длинную, узкую комнату, посреди которой стоял круглый стол и два простых стула. На столе лежала раскрытая книга, ученическая тетрадь, чернильница и ручка. Оглянувшись, я увидел в углу широкую крестьянскую кровать, покрытую солдатским одеялом. Старый, очень старый человек с высохшим лицом неподвижно лежал на кровати; трудно было понять, спит ли он или вообще уже не может двигаться. Я поздоровался, но старик не ответил.

Женщина указала мне на стул. Усаживаясь, я счел нужным напомнить ей свое имя, но она перебила меня:

— Да, да… знаю… помню… Разрешите представить вам моего отца…

— Очень приятно…

По тону ее голоса я понял, что чем-то ее обидел. Может быть, тем, что не сразу узнал? Она дала мне понять, что узнала меня с первого взгляда.

— Нет ли у вас чего-нибудь покурить? — спросила она после небольшой паузы.

— Да, пожалуйста.

Я протянул ей свою пачку с сигаретами. Она взяла одну, потом еще одну и протянула ее старику:

— Кури и ты, папа.

Затем она обернулась ко мне и пояснила:

— Мы уже давненько сидим без курева. Я имею в виду настоящий табак. Суррогаты есть и здесь…

Я сидел на кончике стула, взволнованный и слегка смущенный, и не знал, с чего начать разговор. Наконец я спросил:

— Над чем вы сейчас работаете?

— Перевожу английский роман.

— Разрешите посмотреть?

Она протянула мне книгу, лежащую на столе, и я прочел на обложке заголовок: «Замок с привидениями». Когда я отложил книгу, она спросила:

— Как вы думаете, это может заинтересовать издателей?

— Надеюсь… Впрочем, ничего определенного я сказать не могу. Вы, наверно, знаете, что нас интересует теперь другая литература…

Она повела плечами и усмехнулась:

— Дай вам бог найти ее…

Мы закурили. Старик на кровати зашевелился, приподнялся и закурил, держа сигарету восковыми дрожащими пальцами. Я вспомнил, что у реки меня ждут Гынжи. Надо поскорее перейти к делу. Но в теперешней ситуации это было бы бестактно, и я сказал:

— Давненько мы с вами не виделись, госпожа Галбену…

Она затянулась, не спеша выпустила дым из ноздрей, потом вдруг весело рассмеялась и заметила:

— Да, много воды утекло с тех пор. В последний раз мы виделись в тот год, когда в меня влюбился профессор Сэвинаш. Вы были тогда еще совсем молодым человеком… Да, да, очень молодым.

— Да, я был молод.

— А вам известно, что я все же вышла замуж за Сэвинаша?

Она снова рассмеялась. Я тоже рассмеялся и спросил: