Виталий Бабич - Семь историй о любви и катарсисе

Затем Гомелин жмёт руку капитану:

— Молодец, Зайцев! Поймал очередного волка! Благодарю за службу!

— Служу Республике Беларусь! — отвечает капитан, согласно Уставу, но говорит эту фразу очень даже искренне.

Гомелин и Антон беседуют по дороге в изолятор.

— Хороший парень, этот Зайцев. А обоняние у него ещё лучше. Унюхает что угодно. Поэтому он для границы — сокровище…

Затем Пётр Ильич смотрит на Антона и спрашивает:

— Андрей, можно нескромный вопрос?

— Для вас — всё, что угодно.

— Мне угодно и интересно, почему ты не фиксируешь поступающую информацию?

— А я, Петр Ильич, сокровище для прессы. У меня — и, кстати, у моего брата, тоже журналиста, — есть суперкомпактная нейроэлектронная записная книжка в виде собственной памяти.

— Ух, ты! Вокруг меня одни уникальные личности, я на вашем фоне просто бледнею, — добродушно улыбается Гомелин. — Андрей, ну а если, например, приходится в один день брать интервью у нескольких людей, отвечающих на вопросы развернуто, многосложно?

— Если я чувствую перегрузку, достаю диктофон. Но обычно обхожусь без него.

— Интересно, сможет ли Зайцев «обнюхать» как следует одновременно трёх, пятерых человек? Можно поэкспериментировать. Я не шучу.

Они заходят в изолятор. Антон встречается взглядом с Жаннет — оба пристально смотрят в глаза друг друга, будто близкие люди после долгой разлуки …

Гамбург, апартаменты мистера Хэлуя. 29 июня

На улице потемнело. В помещениях зажигают свет. Но шеф любит полутьму.

Он сидит в кресле и пьёт кофе. Гауд стоит рядом и тоже пьёт кофе. Оба смотрят по телевизору трансляцию пресс-конференции Президента США с американскими журналистами.

Хэлуй уточняет, показывая на экран:

— А это, если не ошибаюсь, Энтони Луц?

— Да, шеф.

— Я почему-то его не сразу узнал. Он словно помолодел на лет эдак десять.

— Я б не сказал, что на десять, но выглядит очень свежо. Между прочим, он в прошлом году опубликовал свой сборник повестей и рассказов. Что-то среднее между ранним Набоковым и поздним Бальзаком.

— Это вы дали его творениям такую высокую оценку?

— К сожалению, меня опередили профессиональные критики.

Гауд ставит чашку кофе на стол, подходит к своему портфелю и достаёт оттуда тот самый сборник Луца, молча «презентуя» книжку шефу.

Хэлуй берёт её в руки, без особого интереса листает.

— А в целом, — продолжает Гауд, — в последнее время у Энтони наблюдается творческий кризис, он даже поменял место работы.

Хэлуй глядит на экран, где на несколько секунд снова мелькает лицо Луца и замечает:

— Судя по выражению его лица, творческий кризис миновал… Но вы, Гауд, не догадываетесь, почему я интересуюсь этим журналистом-писателем?

— Догадаться нетрудно. Он эмигрант из Беларуси.

— Отлично, Гауд! Это одно из возможных направлений нашего нового плана. Можно использовать и тот факт, что он свободен от семейных обязанностей: не женат, у него нет детей. А ещё есть другой, я бы даже сказал, более важный момент: если для таких людей творческий кризис проходит как очередная чёрная полоса, то ностальгия по родине остаётся. Остаётся в уголках сознания чёрным пятном. Так что на все эти четыре кнопочки мы можем нажимать.

Шеф встаёт с кресла и прохаживается по кабинету, продолжая свою мысль:

— Но меня в данный момент беспокоит вот что: допустим, наш беглец окажется, или уже оказался, в руках поляков или, что ещё хуже, белорусов, и они нажмут на какие-нибудь свои кнопочки, чтобы мальчишка сообщил им всё, что их может заинтересовать. Тогда нет никакой гарантии, что не выйдет наружу информация о цели поездки Макса и наших людей в Беларусь, и даже информация о лаборатории, в которой мальчик находился три дня.

— Ужасная картина, — морщится Гауд. — Интересно, после такого прыжка с моста, как после большого стресса, он полностью потерял дар речи, или, наоборот, она к нему вернулась?

— Чтобы мы получили ответы на все вопросы, чаще и тщательнее контролируйте информационные потоки из Польши и Беларуси. Должны же уже в прессе появиться новые сообщения на эту тему.

— Не беспокойтесь, шеф. Наши люди уже проинструктированы по этому поводу.

— Нет, я буду беспокоиться. И напоминание — не помешает… А связь с Джеком не восстанавливается?

— Пока не восстанавливается.

— Он тоже может угодить в руки наших врагов и распустить язык… Личность девушки, о которой говорил Джек, устанавливайте быстрей, не дожидаясь подсказок от ожидаемых публикаций в прессе.

— Стараемся, шеф. Но у нас слишком мало данных о ней. Я могу идти?

— Идите, контролируйте процесс!

Хэлуй садится в кресло, вид его становится более задумчивым. Гауд направляется к двери. Шеф его останавливает, говоря более мягким тоном:

— Кристофер, контролируйте всё максимально… Я открою вам кое-что из моих личных переживаний.

Гауд поворачивается к Хэлую (шеф крайне редко называет его по имени) и внимательно слушает.

— Минуту назад меня посетило знакомое, но довольно странное чувство. Вот мы с вами выстраиваем очередные ходы, чувствуя себя королями, творцами событий, но… из-за какой-то неожиданности все наши интеллектуальные пирамиды превращаются в песочные замки. Вам, и даже мне, не хватает интуиции, предчувствия неудачи, мы обделены каким-то внутренним зрением. Мы, возможно, его променяли на дополнительные этажи нашего интеллекта… Было бы легче, если бы подобные мысли меня не посещали. Они вынуждают чувствовать себя ни хозяином, а слугой обстоятельств. И невольно задумываешься о том, что существует некий Высший Разум, создающий условия для движения всех обстоятельств… Вам, Гауд, приходилось улавливать в себе что-то подобное?

Гауд задумчиво отвечает:

— Может быть… Но у меня слишком много обязанностей, чтобы…

— Дело не в этом, — перебивает его Хэлуй. — Вы просто гораздо моложе меня. И вы никогда не воевали на войне — не находились на волосок от смерти… Если мы вскоре окажемся в проигрыше, если нас рассекретят, то… меня отправят на пенсию. А я слишком много знаю государственных тайн, чтобы мечтать о беспокойной старости в каком-нибудь тихом местечке на берегу моря… Поэтому, Гауд, мы с вами должны не просто тщательно контролировать процесс. Мы, прежде всего, обязаны научиться всегда чувствовать себя победителями, всегда находить пользу даже в отрицательном результате. Тогда удача не ускользнёт… Крис, сделайте всё возможное, чтобы меня не отправили на пенсию. Это моя личная просьба к вам. Постарайтесь! И я не останусь в долгу перед вами.

— Мистер Хэлуй, я вам обещаю, что постараюсь сделать для этого всё возможное. И даже невозможное.

Пограничная зона между Польшей и Беларусью по территории Брестской области, изолятор. 29 июня