Себастьян Фолкс - Энглби

Задав еще несколько вопросов, они явно утратили ко мне интерес и отпустили. Начало дипломатической карьеры оказалось не таким блистательным, как мне казалось, но в начале июня предстояли еще экзамены в министерстве (через три недели после выпускных), и я надеялся, что дальше будет не так стремно. Уже к Новому году я рассчитывал стать своим человеком в Вашингтоне — тем, кто обедает в Госдепе, а ужинает в Джорджтауне.

Девять дней до старта экзаменов, весь город в непривычном напряжении. Маккафри, который был моим жокеем на питейном «королевском» забеге, вернулся из Ньюмаркета и был замечен в библиотеке (он учится на ветеринара и собирается сдавать на бакалавра). Стюарт Форрес только что приехал с Каннского кинофестиваля. Стеллингс вчера отправился прогуляться до Сиджвик-Сайта и, перепугавшись, что забрел далеко, оказался вынужден принять мое предложение подбросить его на «Моррисе-1100», чтобы не опоздать на обзорную лекцию. Его единственный способ обозреть конспекты по юриспруденции — это залезть на стол и смотреть на них в бинокль Маккафри.

Я все-таки одолжил ему альбом Moving Waves , указав в приложенной записке наиболее интересные моменты: «Пятый трек ( Focus II ) — 0:39 и 1:35. Шестой трек ( Eruption ) — на 5:08, 6:14 и 9:17 — где он бендует струны. Остальное можешь пропустить».

Стеллингс прочел.

— Ну, даешь, Граучо, — сказал он. — Ты, оказывается, даже шизанутее меня.

Энн и Молли, которым после исчезновения Джен пришлось заниматься стряпней, наварили впрок бадью коричневого риса и столько же вегетарианского рагу, чтобы больше не отрываться от конспектов и учебников. Обе понимали, что спохватились поздно, что теперь бы им побольше времени на подготовку — и все же, измученные ожиданием, мечтали, чтобы экзамены начались поскорее.

Думаю, мы все невольно пытались вообразить, как бы в эти дни предстартовой лихорадки повела себя Дженнифер. Сохранила бы свою природную уравновешенность? Изменила бы ей выдержка? Сдалась бы она за неделю до экзаменов и с песней Que sera sera [30] «Будь что будет» ( фр. ). отправилась в «Митру» напиться? Или и дальше вкалывала ночи напролет, держась на метедрине и впихивая в мозги непереваренную фигню?

Думаю, ни то ни другое. Джен сумела бы и тут отыскать золотую середину. Взяла бы себя за шкирку, конечно (раньше в кровать, раньше вставать), но сумела бы сохранить то свое ясное видение, ту интуитивную способность, что никогда ее не подводила: всегда поступать именно так, как надо. Бесценный дар. Откуда он берется? Вряд ли ведь этому можно научиться. Порой мне кажется, что мы с ней — полные противоположности. Мой талант — в любой ситуации поступать неправильно : уж поверьте, старина Туалет всегда выберет худший вариант из всех возможных.

В Фолк-клубе теперь тоже стало тише. У второкурсников тоже экзамены, поэтому тут в основном первый курс. «Школьники на каникулах», как однажды выразился доктор Джеральд Стенли применительно к свежему контингенту, желая его успокоить, — как всегда, в своей характерной манере.

Неужели я буду по всему этому скучать?

Я стоял, прислонясь к запотевшей колонне в нашем баре, слушая музыку с бокалом красного вермута в руке.

По чему я точно не буду скучать, так это по внешнему шарму, по едкому юмору как средству самообороны, по географам-маоистам, по улыбчивой публике с ножом за пазухой.

Но я правда проникся теплым чувством к городку и к названиям его улиц, к его непреходящему прошлому: речной дымке над прелестными двориками Куинз-колледжа, — за его версию, прожитую другими.

Например, Дженнифер. Я наслаждался ее жизнью здесь. Мне не кажется, что ее видение страдало узостью или иллюзиями: напротив, большую часть вещей она воспринимала почти так же скептически, как я. Но в том, как она смотрела на мир и вела себя в нем, была сообразность. Жаль, что для меня этот путь оказался закрыт.

Я ушел рано, на середине выступления «Расщепленного инфинитива» (вернувшегося «по заявкам слушателей»), вывел со стоянки машину и покатил в сгущающиеся сумерки. Через двадцать минут я был рядом с высокой живой изгородью, окруженный теплой темнотой. Притормозил у паба «Уитшиф», сел за столик в саду и заказал выпивку.

Потом вышел на дорожку с бокалом в руке. Стояла полная тишина, и я хотел вдохнуть в себя этот покой.

Раньше я такое уже пробовал. Воздух для этого нужен теплый, но не жаркий, насыщенный ароматом травы или цветущего боярышника. Еще понадобится черный силуэт веток на фоне неба, тоже темного, но все же с оттенком синевы. Твоя задача — протиснуться в глубь истории, тянущейся сквозь все эти деревни и дома, сквозь эти лужайки, пахнущие вечерним садом.

И там, в этой глубине, попытаться нащупать то, что однажды было твоим — но лучше и чище, то, что тобой утрачено. Или, может, то, чего ты никогда не знал, но словно бы знал.

Вдохни этот вечер, подольше задержи его в легких. Он не обязательно должен быть «чудесным» (в смысле знойным) и не обязательно в канун Иванова дня. Лучше, если он не поздний и не ранний, лучше, если в деревне есть какая-нибудь уродливая опора, или разрытая дорога, или заброшенная телефонная станция. К вселенскому иной раз проще подобраться через нетипичное. Слишком характерное может ослепить тебя собственными нюансами — как полотно Каналетто — и не даст заглянуть вглубь.

Я дышал и дышал, и в самом деле ощутил, как в меня входит спокойствие, но, как всегда, пронизанное чувством утраты. Утраты и страха.

Я обнаружил, что отошел далеко от паба и теперь стоял у высокой кирпичной стены, из-за которой доносилась музыка. Чуть в стороне я увидел деревянную калитку с железным засовом; она шаркнула по земле, когда я ее толкнул, но открылась довольно легко.

Я очутился в большом саду с огромным освещенным навесом. По-прежнему с бокалом в руке, я медленно подошел к веселившейся публике, рассыпавшейся по деревянному полу навеса, каменной террасе и дому, куда вели две распахнутые двери. Большинство были мои ровесники, и мне казалось, тут празднуют чье-то двадцатиоднолетие. Под навесом танцевали под стандартные дискотечные композиции вроде Maggy May и Satisfaction . В торце стола официант в белом смокинге разливал напитки. Я поднес свой бокал к серебряной чаше, и он черпаком плеснул туда красноватую жидкость с кусочками фруктов. Я закурил сигарету и отошел к тонкой колонне, обвитой бумажными лентами. Парни были при смокингах, но большинство их поснимало и танцевало в белых рубашках, мотая ослабленными «бабочками». В полумраке я от них почти не отличался.

Парни разгулялись, как разгуливаются летними вечерами пьяные парни. Это точно был чей-то день рождения, и виновник торжества в какой-то момент стал произносить тост, но приятели то и дело прерывали его похабными шуточками, а он в ответ радостно ржал, как вдруг сменил пластинку и поблагодарил родителей с таким пафосом, что те наверняка захлебнулись от неожиданности.