Ульяна Меньшикова - Обо всём

Там всё было и просто, и сложно одновременно. Если вкратце, то всё сводилось к нескольким пунктам:

1. Муж должен отдать ей всё, что имеет. Положить на алтарь любви дом, машину, сберкнижку родителей.

2. Муж не должен иметь друзей, подруг, родственников. Исключение — его мать, она должна нянчить внуков и отдавать свою зарплату и пенсию на их содержание.

3. Никаких гостей, и ни к кому в гости. Нечего шляться.

4. Дальняя родня имеет право только слать переводы и посылки с ништяками, а не болтаться тут забесплатно. Нашли курорт. Приехали — платите по тарифу.

5. И вообще, все платите. Потому что я вся такая прекрасная к вам пришла.

6. Женщина работать не должна. Точка. Потому что она отдала лучший год жизни, поджидая вашего сына-племянника из армии.

Между пунктами Ирка ловко, по-мужски закидывает рюмки, через раз занюхивая головой Виталика.

— А скажи мне, принцесса прекрасная, куда маманю девать будете, если дом вам отдать, и какое за тобой приданое числится, кроме халата?

— Тёть Лена пусть с нами живёт, дом большой, потом на месте сарайки, где свинья жила, мы домик для туристов построим, тёплый, можно там, ей одной много ли места надо. А у нас семья. А у меня и кроме халата кое-что имеется. Не сирота. И моё приданое — не ваше дело. Мы всё сами, по-семейному обсудим, без посторонних.

И я понимаю вдруг, что ведро-то с опарой не шутит и не глумится. Оно на полном серьёзе в эту свою доктрину верует.

Смотрю на Лену, которую двадцать с лишним лет свекровь гнобила, а тут совсем не призрачная перспектива, что и невестка начнёт. Перевожу взгляд на совершенно подавленного Виталика и начинаю тихо звереть. Но сижу молча, злобой наливаюсь. Подливаю и подкладываю только всем, лишь бы руки были заняты, чтоб бытовой поножовщиной всё не закончилось. Фиона Майминская, ишь, в доме без зеркал, но с телевизором воспитывалась… Понятно. Единственное, что вызвало уважение, так это абсолютно незамутнённая Иркина уверенность в том, что она всего этого достойна! Достойна! Аксиос!

Напоила я всех до изумления, развела дам по будуарам, а племянника оттащила в баню.

— Садись. Рассказывай. Всё от начала и до конца. Как есть. Без присказок своих, про «слово дал». В деталях.

Далее рассказ ведётся со слов потерпевшего:

— Мы по Интернету познакомились, в чате, у неё фотка была очень прикольная. Потом в личку перешли, она мне ещё фото прислала. Я увидел и влюбился, она на них очень красивая была. Начали общаться почти каждый день. Потом она пропала, почти на два месяца, я переживал очень, писал ей каждый день, она не отвечала. А потом ответила, сказала, что болела, лежала в больнице, в реанимации, не могла отвечать (ага-ага, молодец Ирка, правильный ход. — Примеч. авт.). Ну и всё, я ей пишу — она мне фотки шлёт, красивые. Уже перед дембелем спрашиваю её: «Ты приедешь меня встречать?» Она мне: «Нет, не приеду. Я после болезни сильно изменилась, боюсь, что разонравлюсь тебе». (Отлично придумано! Полная пересадка туловища и головы, это никакой Болливуд ещё не придумывал! Пять с плюсом, Ирка, неси зачётку!) А я ей сказал, что мне всё равно, я её люблю, и мы вместе все проблемы решим. И она попросила меня дать слово, что я на ней женюсь. Я и дал… А когда увидел, сначала испугался немного, а потом думаю — кому она нужна такая больная, некрасивая. Жалко стало, вот и всё. Ну и слово же дал, как теперь?

— Ответь мне на один вопрос и иди спать. Ты её любишь? Если любишь, живите как хотите, только не у матери. Снимите домик, землянку выкопайте, шалаш на берегу постройте, над матерью издеваться я этому Ктулху твоему не дам, костьми лягу, но не дам, имей в виду.

— Нет… Не люблю. Жалко просто и слово…

— Всё, иди спать, завтра разберёмся с этой трансплантологией.

Утром, ещё восьми не было, я повисла на телефоне и к полудню выяснила, что «тяжелобольная» гражданочка Ирина Иосифовна N., двадцати восьми лет от роду (и тут набрехала!) имеет в анамнезе две судимости за кражу и мошенничество.

Разговор наш с Ириной Иосифовной был краток. Муны не Москва, конечно, но и тут крокодильим слезам не верят. Помогла я ей упаковать плюшевый халат в пакетик и посадила на двенадцатичасовой автобус до Маймы с пожеланиями никогда мне не попадаться на глаза. После отъезда Ирины Иосифовны была обнаружена пропажа золотой цепочки и пары колечек, но на радостях мы решили, что встречаться даже в зале суда с «невестушкой» мы более не желаем. Морок спал, а чтобы окончательно снять приворот мы назвали полный дом гостей (встречины-то не состоялись!), допили закупленную водку, доели пельмени и хариусов. Баян в этот раз не порвали, кстати, и ни с кем не подрались.

Спустя полгода. Начало лета. Июнь. Звонок.

— Уля, привет! Как дела? В Москве ещё?! Вылетай срочно — Виталька женится!!!

А вы знаете, что бывает, когда в семье Собакевичей неожиданно для всего их крепкого и стабильного рода рождается Ноздрёв? Сейчас расскажу.

В одном далёком алтайском селе, на берегу Катуни, аккурат под огромной скалой стоит дом. Да такой дом, что непонятно, что крепче — скала нависшая над ним или он сам. Такой вот монументальности дом. Если не присматриваться — обычный пятистенок, а если понимать толк, то сразу видно — на века делали. Отлично подогнанные лиственничные брёвна не раскатать ни камнепаду (а их предостаточно в этих местах), ни землетрясению сковырнуть (и они случаются). А он и простоит века. Ему-то что, дому этому, стой да стой. Ни жениться, ни детей рожать-поднимать ему не нужно. Крышу если только ураганом снесёт. Так люди починят, подлатают. Главное — не загореться. Стой, рассматривай через окна речку и всё.

Другой разговор — люди. Человек непредсказуем. Во всём непредсказуем. И родиться может раньше времени, про умереть и говорить не буду, может и через минуту после появления на свет сгинуть, а может небо коптить сотню лет. А уж как он жизнь свою проживать будет, никто никогда не поручится предсказать.

Так вот, в том лиственничном, крепко скроенном доме на отшибе, под скалой, жила семья. Такая же крепкая и основательная, как дом и скала. Натуральные Собакевичи, а не семья. И ведь всё в этом доме было. Всё, что нужно для счастья. Хозяйство — колхозный председатель завидовал, машина — самая надёжная и дорогая, не то что на всю деревню, на весь район. Да в городе такую машину не сыскать было, чего уж говорить. Ну и всё остальное тоже, сами понимаете, соответствующее. Корова так корова, молока три ведра с утра, пять к вечеру. Не корова — а Лианозовский комбинат после слияния с Дмитровским. Чихнёт — кусок масла килограмм на пять вылетает. Страшно вспоминать…

Коровы коровами, конечно, они существа подневольные и послушные. В стойло — так в стойло, в стадо — так в стадо. На бойню — пора? Да пожалуйста, делов-то. Судьба такая.