Сара Бергман - Съевшие яблоко

— Послал бы ее нахер и не давал. — Рассудительно посоветовал он.

— В следующий раз так и сделаю. Деньги-то ладно, но ведь противно, — в сердцах бросил Мезенцев, раскрывая портфель. — Надоело.

Впрочем, говорил он скорее сгоряча. Это Кондратьев мог в любой момент послать контору и уйти в свободное плаванье. Мезенцеву на такую роскошь предстояло работать еще пять-шесть лет.

Правда, работы он не боялся. Даже ночью, когда все остальные давно разбрелись по домам, Мезенцев остался сидеть в полутемном офисе. Компанию ему составляла только сонная девица в соседнем кабинете, которой полагалось до двенадцати пялиться на телефон, а потом отвечать на возможные звонки ночью, дабы оправдать гордое рекламное обещание круглосуточной юридической помощи.

Время подходило к половине одиннадцатого, а перед Мезенцевым дыбились горы невыполненной работы. Справа стопка договоров на проверку, слева две растрепанные папки по новым делам, а перед глазами план трех ходатайств к завтрашнему заседанию.

Он как раз искал судебное извещение: рылся в столе, коленом придерживая раскрытый скоросшиватель, когда одновременно случились две вещи: на пол скатилась ручка и зазвонил телефон.

Мезенцев, чертыхнувшись, подхватил выскальзывающую папку и смял разъезжающиеся листы:

— Да! — раздражённо рявкнул он, прижав трубку плечом, одновременно пытаясь собрать документы и захлопнуть дверцу.

Ответил ему незнакомый писклявый и, похоже, девичий голос. На клиентский он был не похож. И хотел странного:

— Отвези меня домой.

Мезенцев, который едва расправил замявшиеся листы дела, опешил от такой наглости:

— Вы куда звоните? — бросил он, начиная закипать. Мезенцев категорически не любил случайных звонков, ошибившихся номером и трезвона среди ночи.

Голос тоже растерялся. Но, подумав, ответил уверенно, хотя и удивленно:

— Тебе.

— Кому тебе?! — он хотел было обрушить свое недовольство на неурочного собеседника. Но неожиданно понял кому принадлежит голос, — Ян, это ты?

В самом деле, голос был не девичий и не писклявый. Он был детский. А других детей в окружении Мезенцева не было.

Голос явно обрадовался и обнадеженно вернулся к тому с чего начал:

— Ты можешь меня домой отвезти?

Звучал он взволнованно и, пожалуй, даже испуганно.

От раздражения не осталось и следа, молодой человек с сочувствием напомнил:

— Малыш, я же в Москве.

На что мальчик воскликнул:

— Так я тоже! — в трубке раздалось укоризненное сопение. И он тут же торопливо и сбивчиво начал пояснять, — ты понимаешь, — этим панибратским оборотом он обращался к почти незнакомому взрослому человеку, но, кажется, совершенно не чувствовал никакого несоответствия, от поспешности захлебываясь словами, — я на занятия приехал. Я математикой занимаюсь. У нас курсов подходящих нет, а мне нужно на конкурс попасть, потому что, кто хочет чего-то добиться у Дарьи Петровны должен заниматься, она самый сильный…

— Стой, не тарахти. Говори по делу, — прервал его Мезенцев, не сразу разобравшись в потоке информации. Какие курсы, какая Дарья Петровна?

Тот умолк на секунду, соображая, что надо опустить, потом на той же скорости зачастил:

— Ну вот, я на математике задержался, а потом автобус не пришел. И я на электричку опоздал. А другой электрички не будет, а я… я не могу домой доехать, вот, — нелепо закончил он и выдохнул.

Мезенцев, наконец, начал понимать что к чему:

— Так ты в Москве и не можешь уехать? Погоди, а ты Денису Матвеевичу звонил?

Простой и естественный вопрос почему-то удивил мальчика. Пару секунд он обдумывал предложенную идею, но, видимо сочтя ее странной, недоуменно ответствовал:

— Нет.

Мезенцев принялся торопливо сгребать листы дела в портфель и выключать компьютер.

— Давай мне адрес и жди на месте. Я сейчас приеду.

До заведения со странным названием «Институт повышения квалификации кадров» Мезенцев доехал удивительно удачно — за каких-то двадцать минут. На пустой парковке было темно, хоть глаз выколи, включенные фары въезжающей машины оказались единственным световым пятном.

Мальчик выбежал навстречу почти сразу, видимо он все это время просидел в холле-аквариуме у сторожа, прижимаясь носом к стеклу и глядя на темный двор. В машину влетел, как ураган. Шумно и неуклюже.

Зацепился лямкой портфеля за ручку, стукнулся коленом о дверцу бардачка, запутался в ремне безопасности. И уставился на Мезенцева абсолютно круглыми глазами, полными немой благодарности и восторженного обожания. Как на супермена из комиксов.

Мезенцеву стало немного неловко, но что и говорить, приятно.

— Пристегнись.

Мальчик выдохнул, кивнул, не находя слов от переполнявших его эмоций, и только после этого осмотрелся.

Тут на мордашке его отразилось недоумение:

— А почему у тебя такая плохая машина? — он посмотрел на молодого человека с искренним, прекраснодушным удивлением. Видимо в голове у него не укладывалось, что взрослый, который приехал его спасти, может оказаться не самым успешным человеком на планете Земля.

С любым другим собеседником Мезенцев и сам бы согласился, что семилетняя двенашка — уже битая перебитая — не венец творения автопрома, а ведро с гайками. Но на этот раз укор прозвучал как-то оскорбительно.

Ему даже пришлось одернуть себя — в самом деле, нельзя же было всерьёз обижаться на одиннадцатилетнего ребенка. Мезенцев насмешливо хмыкнул:

— Ну а какая на твой взгляд хорошая?

Мальчик задумался, сосредоточенно сдвинув едвавидимые брови.

— Ауди — вот какая хорошая. У меня будет, когда вырасту. Или раньше. Я не решил еще. БМВ тоже хорошая машина, — очень серьёзно и вдумчиво размышлял он, — но у всех моделей БМВ больным местом остается качество подвески и систем безопасности. — Явственно процитировал он слово в слово ерунду, прочитанную в каком-нибудь старом журнале двух-трехлетней давности. Мезенцев почему-то даже был уверен, что он толком не знает, что такое подвеска.

Но говорилось все очень уверенно.

— Что тут смешного?! — детский голос зазвенел от возмущения, а Мезенцев и не заметил, что рассмеялся. — Не получает тот, кто не стремится. А я стремлюсь!

— И к чему же ты стремишься? — попытался молодой человек подыграть.

Мальчик недоверчиво посверлил его взглядом. Соображая: опять над ним шутят или уже нет. Не понял и неуверенно ответил:

— Я на журфак пойду. Буду военным корреспондентом. Ездить по Африке и писать о вооруженных конфликтах между повстанческими группировками, а потом мне дадут пулицера. — Но немного сбился и добавил, — ну или на математику и Нобелевскую премию получу. — А потом подумал еще, — а может на медицину — лекарство от рака тоже искать надо. Я еще не совсем решил.