Сара Бергман - Съевшие яблоко

Мезенцев ведь сам все понимали никаких сложностей перед собой не видел. Дети его не пугали.

В классе стоял такой гул, что даже учителя не отваживались зайти и призвать разбушевавшихся детей к порядку. Кто-то кричал, кто-то спорил, кто-то смеялся и, стуча мелом, рисовал на доске.

Шла большая перемена и невозможно было расслышать собственные мысли.

Только Ян Романов сидел в одиночестве за дальней партой и, уткнувшись в учебник, решал задачи. Составлял графики, чертил диаграмму, конспектировал тезисы по периоду Реформации, рассчитывал генную формулу для урока биологии.

— Да если у нее весь класс не напишет — ей директриса первая же по шапке и настучит! — прямо перед ним оживленная компания уселась кружком и горячо ругала учительницу физики. Здоровенный плечистый мальчика, сидящий прямо на парте, упирался в нее кулаками и возбужденно хмурился, отчего походил на гориллу.

Пробный тест по физике седьмой «А» написал из рук вон плохо — на весь класс всего шесть четверок, остальные трояки. Пятерку Романова никто не считал.

— Не бывает же так, чтобы все плохо решили. Значит сам тест неправильный. Там вопросы некорректные. Непонятно как отвечать, вроде и так и так правильно, — раздосадованная девочка тряхнула головой, отчего на мгновение взлетела и опала пышная шапочка светлых стриженных волос. Голос у нее был негромкий и ласковый, отчего Кира Ставицкая казалась самой милой девочкой в классе. Во всяком случае Яну. Если бы ему пришлось заговорить с кем-то из одноклассников — это наверняка была бы она. Милая, приветливая, маленькая — даже не так уж сильно выше самого Романова. Тихая: ее с утра всегда привозил папа, а после уроков забирала мама. Кира со всеми была дружелюбна, всегда улыбалась и заговорить с ней казалось не так страшно, как с прочими.

— А то! — болезненно-худощавая спесиво задирающая нос староста недовольно покачала головой, — я третий и пятый даже не поняла. — А вот с этой девочкой Ян бы не заговорил никогда. Вздорная и нагловатая она была на голову выше остальных и казалась такой громогласной, что на ее фоне он бы просто потерялся.

— Да нет, там просто… — Кира уже хотела объяснить, но ее опять перебил мальчик-горилла:

— Да брось, проехали! Хорош фигню обсуждать, народ, давайте решать во сколько все-таки собираемся! Мы в город едем или как?! — проваленный тест не повод портить себе выходные — с этим соглашались все. И потому строили веселые планы воскресной поездки в Москву. Основным проблемным вопросом которого было: идти ли в Макдональдс до катка или после. — У меня предки с самого утра свинтят, давайте уж пораньше — больше времени будет.

Ян почувствовал укол болезненно-острой зависти. Конечно на самом деле он их всех презирал и были они тупые и недалекие, и любой из них в подметки не годился ему — умному и старательному Яну Романову.

Но вот они ехали на каток, большой компанией, собирались веселиться, смеяться, есть мороженое. А ему вдруг тоже очень всего этого захотелось.

На минуту Ян снова уткнулся в книжку, попытался сконцентрироваться на задаче и сказать себе, что все эти животные радости хороши для обезьян, а не для такой интеллектуальной личности как он. Но почему-то не получилось, даже условия задачи никак не читались. Мальчик снова поднял голову, поджал губы и со смесью стыда и любопытства принялся подглядывать за одноклассниками.

Он-то был уверен, что встать на коньки у него, хоть и впервые в жизни, но получится куда лучше, чем у тупого как пробка Пашки-гориллы. Он про это читал и знал всю теорию и кучу советов для начинающих.

— Не, ну не надо раньше одиннадцати, воскресенье же — в школу не надо, хоть поспать подольше, — староста хмуро закачала головой. Она вечно была всем недовольна, Ян считал, что она невыносимая злючка и зазнайка. Хотя на самом деле даже не помнил ее имени.

Он не знал по именам всех одноклассников, даже не слушал, когда тех вызывали к доске. Они жили какой-то своей общей коллективной жизнью, настолько отдельной от его, что Ян даже смутно представлял себе ее содержание. И когда староста собирала ребят на классный час и кричала, чтобы не смели разбегаться, про Яна Романова она всегда забывала.

— Это поздно, — на этот раз возразила уже Кира. И в ее голосе хоть и уверенном, не было ни настырности, ни упрямства. В прошлом месяце Елена Васильевна — учительница литературы — вслух зачитывала сочинение Киры. И утверждала, что Кира девочка очень тонко чувствующая и Ян это запомнил. Хотя само сочинение ему и не понравилось. — Тогда возвращаться будем уже по темноте, меня родители не отпустят.

Тут Кира, рассеянно разглядывающая задние парты, случайно наткнулась на взгляд Романова, а он не успел отвернуться. На секунду на лице девочки отразилось удивление, но она тут же о нем забыла. Никому не было интересно слушает их Романов или нет.

Ян сконфузился и густо покраснев уткнулся в учебник — да не нужны ему их катки, глупости это все.

Но даже читая задачу думал все равно про каток. И про кино, и про мороженое. И думал так несколько минут, прежде чем внутри вдруг взволнованной жилкой не забилась мысль. А ведь он тоже пойдет в выходные на каток — обязательно!

Ведь и у него теперь тоже есть кому туда отвезти, если он попросит. А он — Ян — обязательно попросит и конечно Никита не откажет.

Мальчик машинально записывал решение, которое само собой всплывало в мозгу, а сам думал о том во сколько приедет в выходные Никита и куда они пойдут. И как попросить, и что попросить сначала, а что потом. А еще можно ли будет успеть на каток и в кино в один день. Ему уже почти не было обидно, что одноклассники так упорно не принимают в свою компанию, и мальчик уже не завидовал их поездке. И даже Кире, которую утром привозит папа, а после уроков забирает мама. Потому что теперь у него тоже был человек, который проводит с ним время. И Ян знал, что тот приедет в выходные, и хотя это будет только в выходные, зато тогда обязательно случится что-то хорошее.

Мезенцев приехал в Балашиху в воскресенье с утра, эти поездки уже укоренились в привычку, став почти традицией.

Сначала сводил мальчика в кино, а потом, пользуясь последними теплыми деньками, они взяли мяч и отправились играть на пустыре.

Повинуясь ударам Мезенцева мяч летел мощно и пружинисто, попадая всегда туда, куда его посылали. У Яна же прыгал, вырывался и каждый раз летел куда не надо. Поэтому игра шла урывками, то и дело прерываясь, пока они шарили по кустам.

— А ты можешь сводить меня на каток? — мальчик вхолостую подпрыгнул, поймал воздух, и мяч, отскочив от асфальта, ушел в кусты — правда в этот раз недалеко.

— Могу, — Мезенцев легко, едва ладонями шевельнув, принял слабый удар и ответил, придав силы.