Ханан аль-Шейх - Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире

Когда он вышел, я услышала удаляющийся стук копыт в переулке и улыбнулась. На ужин я приготовила купленную им курицу и овощи, желая порадовать Ганема. Хлопоча на кухне, я думала о том, как спокойно в его доме и как приятна жизнь без дворцовой суеты, зависти, козней и недоверия, царящих при дворе как среди рабов, так и среди знати. Я пошла переодеться к приходу моего доброго хозяина и увидела, что прекрасные серьги ожидают меня на полотенце. Я примерила их и пожалела, что не встретила Ганема до того, как полюбила калифа. Когда Ганем вернулся с работы, мы сели за ужин, я отдала ему серьги и сказала: «Я все еще верна калифу, хотя сердце мое бьется быстрее, когда я вижу тебя».

– Прошу тебя, прими их в дар и вспоминай меня всякий раз, как будешь их надевать.

Я шагнула к нему, и он взял мою руку и поцеловал ее со словами:

– Калиф – счастливейший из людей. Можно мне поведать все это старому евнуху, которого я встречаю в мечети? Я открою ему, что с тобой случилось, скажу, что ты жива, и послушаю его совета.

Он притянул меня к себе, и, видя, как бьется жилка у него на виске, я почувствовала желание обнять его и утешить, но сдержалась.

– Не нужно, – сказала я. – Я храню верность калифу.

Утром он обещал, что позаботится о том, чтобы госпожа Зубейда не прослышала о моем воскресении прежде калифа.

– Прощай, госпожа, да пребудет с тобой Аллах, и помяни меня в молитвах. Кто знает, может, он пошлет мне жену столь же верную.

– Разве ты не вернешься проститься со мной?

– Когда калиф отправит кого-нибудь за тобой, лучше, чтобы меня не было дома.

Я обняла его и прижала к сердцу, но он отстранился и поцеловал мне обе руки. А затем удалился, напоследок велев мне оставить ему ключ под кувшином в саду.

Я ждала, что за мной пошлют из дворца. Но никто не пришел, и я уже думала: не отправиться ли за Ганемом в дом его сестры, как задремала. Вдруг дверь распахнулась от удара, и в дом ворвались воины, ожидая застать меня в постели с мужчиной. Не найдя Ганема, они стали крушить дом, а я кричала на них, повторяя: «Мой спаситель здесь даже ни разу не ночевал».

Но они не перестали разорять дом, пока не разбили все, что только можно. Они бросили мои вещи в повозку, запряженную старым мулом, и утащили меня с собой. Видя такое неуважение, я приготовилась к худшему и не ошиблась. Меня встретил не Джафар и даже не евнух или мои дворцовые рабы – меня отвели, словно преступницу, в темную каморку и приставили ко мне какую-то старуху.

– О нет, нет! – воскликнула хозяйка дома. – Аллах милостивый и Всемогущий!

Но закупщица продолжала свой рассказ.

– Я кричала и плакала, умоляя заточивших меня и говоря, что они пожалеют, когда калиф узнает, как со мной обращаются. Наконец через сутки неволи старая женщина, которая сидела в углу, сторожа меня и отгоняя крыс, сказала не без сострадания:

– Послушай, они всего лишь выполняют приказы калифа.

Она рассказала мне, что старый евнух, которого Ганем попросил передать весточку калифу, обратился к достойной доверия наложнице, с которой был хорошо знаком и знал, как она не любит госпожу Зубейду. Он по секрету сказал ей, что я жива, и попросил о помощи. Она согласилась, но все погубил ее болтливый язык. Эта наложница была любимой растиральщицей калифа. Она стала разминать ему плечи и, когда он крепко заснул, не утерпела и поделилась секретом с другой наложницей, которая растирала ему ноги.

Калиф пробудился и воскликнул:

– Мне приснилось или я впрямь услышал, что моя невеста жива?

Наложница что-то залепетала в ответ, но калиф нетерпеливо воскликнул:

– Где она?

Услышав, что я нахожусь в доме Ганема бен Саида, калиф вызвал визиря Джафара:

– Оказывается, я горевал по изменнице. Найдите ее, схватите и заточите в темницу!

Когда меня доставили во дворец и заперли, точно ведьму, он велел позвать госпожу Зубейду и обвинил ее в том, что она ему солгала. Ей ничего не оставалось, как только признаться во всем, объясняя свои поступки великой любовью к нему, которая поселила в ее сердце убийственную ревность. Он простил ее, а меня держал в заточении, – кто знает почему? Быть может, он считал, что, когда мужчина и женщина оказываются под одной крышей, без третьего – Сатаны – не обойдется. А возможно, из-за слухов о моей измене, ходивших по дворцу, я в глазах калифа превратилась в использованный товар.

Узнав, что калиф простил Зубейду, я в отчаянии возопила о его предательстве.

– Придет тот день, о повелитель правоверных, когда ты предстанешь перед судом справедливым, и судьей будет Аллах, а свидетелями ангелы. Они признают твою неправедность и укажут, что ты плохо обошелся с той, которая не принесла тебе никакого зла.

Я повторяла эти слова день и ночь, то шепча их стенам и крысам, то выкрикивая так громко, что крысы в страхе разбегались. Я не ела и не пила. Ганем являлся мне во сне и качал головой, словно не веря в то, что случилось, но затем исчезал, а я просыпалась с криком: «Не уходи, останься со мной» и протягивала руки, чтобы удержать его.

Увидев, что я обезумела и мечусь в бреду, моя охранница положила мою голову к себе на колени, прочитала несколько стихов из священного Корана и спросила, есть ли у меня родные. Я заплакала и стала повторять имена моих четырех сестер. Женщина прошептала: «Притворись мертвой, тогда я смогу вернуть тебя к сестрам». Я упала на каменные плиты пола.

Я слышала, как старуха велит стражникам немедленно отправиться к калифу и сообщить ему о моей смерти.

Охранник вернулся через несколько часов и сказал, что калиф забыл, что я в темнице, и велел отправить тело моим родным. Я беззвучно заплакала, а женщина завернула меня в ткань и с помощью погонщика погрузила на осла. Она доставила меня к моему дому, постучала в дверь и, как только ей открыли, поспешила прочь.

Сестры не верили своим глазам: наконец-то я вернулась! Они уже думали, что меня похитили. Услышав это, я рассказала, что меня и впрямь похитил сумасшедший, который принял меня за свою сестру. Он держал меня в погребе, и его старуха-жена спасла меня, разыграв мою смерть. Правду я скрыла в глубине своего сердца.

Закупщица поглядела на калифа, который сидел, закрыв лицо руками.

– Вот моя история, о повелитель правоверных, и в ее завершение я хочу сказать только одно. Я всей душой согласна с тем, что ты, господин, сказал третьему дервишу: не следует руководствоваться тем, что услышал от других, пока сам не удостоверишься, что это правда. И во всех случаях поступай милосердно.

Закупщица вернулась на свое место, и сестры ласково ее обняли, а все в зале поглядели на калифа, ожидая, что он на это скажет. Но калиф не поднимал головы, и собравшиеся встревожились.