Наталья Галкина - Ошибки рыб

А мы пошли спать.

Соскользнул в моем сне с моих плеч пиджак Виорела.

Я проснулась, затыкая себе рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Впрочем, может, до того я заорать и успела. Спиной ко мне в кресле сидел Виорел.

Мы зашептались. Нам все время казалось, что кто-то из охранников ходит под окнами.

— Ты давно тут сидишь?

— Только что вошел.

— Я видела тебя во сне.

— И я тебя.

— Там был… дом… в предгорьях, кажется… Сначала было светло, мы вошли в кафе, ты заказал мне кофе с пирожными и откуда-то принес мне…

— …книгу: стихи и цветные картинки. И ты читала.

— Я читала, дом стал превращаться в… дачу вроде бы… Пришли…

— …пришли гости, стало темнеть, все сели за стол. Мы были любовниками, но какими-то странными. Я читала, а ты взял…

— …а я взял бутылку водки и вышел на улицу. Я стоял под окном…

— Ты стоял под окном и пил из горла. И луна тебя освещала, и все видели тебя. Одна гостья сказала мне: пора тебе уходить. Уходи, пока он не вернулся. Но тут…

— …но тут я вернулся, мы сели с тобой за стол, гости бродили по соседним комнатам, ты ела рыбу…

— Я ела рыбу и сказала тебе: похоже, что я беременна. Ты обрадовался…

— …и накинул тебе на плечи пиджак, потому что ты замерзла. А он упал с твоих плеч. Я проснулся и пошел в твою комнату. Ты прошептала во сне: «Я беременна». И вскрикнула, а потом закрыла себе рот ладонью. Вот закурил бы, да ночь душная, жарко, ни к чему тебя травить.

— Может, он что-то нам подсыпает за ужином? В чай? В салат?

— А также за завтраком и за обедом? Не удивлюсь. Он постоянно в бредовой роли экспериментатора. Опыты ставит. Тебе пора отсюда уходить.

— Как?

— Я теперь знаю, где выход свободный, кажется, старинный, и причем это именно выход, а не вход.

— Откуда знаешь?

— Мне Калипсо показала.

— А охрана? А сам он? Спит ли он вообще?

— Есть час, когда все спят. Я проверял не единожды.

— Он час кого? Быка? Крысы?

— Понятия не имею. Ты уйдешь сегодня же. Пока ты и впрямь от меня не забеременела и у тебя не родился трехглазый монстрик для «бульона». Мне жаль, что я тебя сюда затащил. Больше не езди никуда автостопом, сиди дома, выращивай на грядке что-нибудь простенькое, пиши конспекты, доклады, трактаты, бумага все стерпит. Я тебе и сумочку собрал на дорожку. Там паспорт, деньги и все прочее. Улетай в Питер.

— А ты?

— «Я тебя прикрою».

Он засмеялся тихонько.

— Надо, чтобы никто не ринулся в погоню в первый момент. Тогда за неимением фигурантки Евы игра в Эдем не состоится, он перейдет от этой задумки к другой, и ты будешь свободна. Мне он ничего не сделает. Я его отвлеку, я тебя в эту историю втравил, я кашу заварил, мне и расхлебывать.

— А если ему придет в голову вернуть меня, если…

— Тогда я его убью, — сказал Виорел шепотом, улыбаясь. — Хватит болтать, одевайся, время пошло.

Темное водяное вещество плескалось, вибрация, бормотание. Венерка дважды проплыла по своему аквариуму, приглашая нас следовать за ней, она остановилась перед одной из статуй портика, из полуоткрытого рта Венерки выплыло светящееся облачко непереводимой полурыбьей речи.

— Спасибо, Калипсо, дорогая, — сказал Виорел. — Попрощайся с ней, Юля.

— Прощай, Венерка, какая ты красивая, спасибо тебе, я тебя запомнила навсегда.

Виорел повернул розетку на постаменте статуи, открылась дверца с лесенкой вниз, Виорел дал мне фонарик, поцеловал меня в висок, я еще раз разглядела его худое запястье с выпирающей белеющей косточкой, а как же ты, тише, быстрей, пошла. Коридор был узок, темен, я бежала, плача, предательница, а как же Виорел, как же бедные клаустрофобы, я сейчас задохнусь и сдохну. Я уткнулась в тупик, обернувшийся дверью, едва я взялась за кольцо в стене, я вышла на свет, стена сомкнулась за мной, я побежала прочь, ни души, никого, никакой погони, сонный мирный ландшафт.

Кроме документов и денег, в боковом кармане холщовой сумки нашла я мятые записки на листках блокнота в клеточку, черновики листовок Виорела. Я читала их в самолете, перечитывала, прятала, доставала опять.

Через год, едучи в маршрутном такси (хмурый весенний день, «пробки», угрюмо молчащие опаздывающие пассажиры), я увидела надпись на багажнике обогнавшей нас замызганной иномарки:

ДИРЖЫ ДЕСТАНЦЕЮ КРОСАВЧЕГ

Светофор припечатал нас перед перекрестком, я выскочила из тэшки, протиснулась между несколькими машинами, заглянула в лобовое стекло легковушки с надписью. За рулем сидел курносый рыжий парнишка, подпевавший немудрящему музону своих наушников, с недоумением посмотревший на меня: «В другой раз подвезу тебя, куколка, не сегодня».

Еще через полгода я получила открытку из Италии с оцифрованной римской ведутой, ни конверта, ни адреса, кто-то бросил послание в мой почтовый ящик. На обороте печатными буквами было написано:

ВСЮ ПЫЛЬ НЕ ВЫТРЕШЬ

Тут меня наконец отпустило, я поздоровалась с Виорелом на расстоянии, где бы он ни был.

Он покивал мне в ответ.

Теперь время от времени я стала обращаться к нему мысленно с сообщением, замечанием, за советом, просто так, и мне казалось, что он мне отвечает. Позже, много позже, когда я не была уже столь уверена, что он жив, он продолжал мне отвечать, я представляла его себе таким, каким увидела при нашей встрече или при нашем прощании. Мне всегда становилось легче от виртуальной улыбки его.

Я уже писала дипломную работу, когда родители отправили меня на дачу посадить подаренные соседкою луковицы тюльпанов; управившись со своей рабаткой, я помыла руки, пошла запирать дом и, проверяя, закрыты ли комнаты, включила на секунду радио: работает? не работает?

Старенький приемник с пластмассовым рельефом ростральных колонн внятно произнес: «…на своей яхте „Альбертина“ при загадочных обстоятельствах погиб мультимиллионер, бывший гражданин СССР Петр Переверзев. Ведется следствие».

В электричке было нехолодно, но меня знобило, я не верила, что Виорел и впрямь мог убить кого бы то ни было, но слова его звучали у меня в ушах, и почему-то я думала о том, успел ли прикупить себе покойный группу фанатов, кто будет хозяином Лабораццо, какая участь ждет живцов. Они плавали в воображении моем, комки, куски, недотыкомки, неудачные опыты, недоноски, фрагменты, мне всех их было жаль, особенно спасшую меня Калипсо. Вагон был набит под завязку, ехали усталые, озабоченные, бедно одетые люди, обобранные патрициями плебеи, сквозь судьбы которых эти самые патриции перли автостопом. Шли контролеры, я хлюпала носом, куда-то подевался платок, ни платка, ни билета не найти, ни билета, ни платка нет, и нет мира под оливами.

Телефона у нас не было.