Виталий Науменко - Бедность, или Две девушки из богемы

разойдутся по домам после митингов, жен поколачивают. «Я против этой

прически, я против этих духов и этого гарнира. Подай другой, лярва ты

этакая!». И вот в этот момент они как раз чувствуют себя героями. Как нам

всем нравится ненавидеть, какими сильными мы тогда себя чувствуем!

— Да, это верно, — согласился Костя, — свою жизненную по-

зицию мы строим на отрицании. Но где же выход?

— Во всеобщей любви.

— И что, вы всех любите?

Да! — вдруг с отчаянием воскликнул Сережа. — Люблю, и ни-

чего не могу с этим поделать. Другое дело, что меня самого любить

не за что. Мой враг во мне, и этого врага не победить. А вот ты в

каждом видишь врага.

Костя принес из кухни банку с каким-то салатом и стал рас-

кладывать его по тарелкам.

— Этот тетя Тома. Благодарная женщина, а я не могу отказать.

Обида может быть. Если ей надо, я готов.

— Три года назад хоронили.

88

Сережа посмотрел на люстру и увидел, что в ней перегорело

несколько лампочек. — Костя, вкрути, пожалуйста, лампочки, они

в комоде, — попросил он, заваливаясь на спину.

— А самому слабо?

— Нет. Обыкновенная просьба. Не выношу, когда меня берут

на слабо.

— Вот именно. Не выносите. Простите за откровенность: вы ничем не лучше и не хуже других, Сергей Сергеевич, когда

начинаете отдавать распоряжения. А вся эта болтовня про лю-

бовь — сотрясение воздуха. Кому вы принесли добро, покажите

мне. Вам хоть раз сказали «спасибо»? Я говорю не в житейском

плане. Наелись? Не мне вас пестовать. Вы повисли в своем мире

разученных красивых слов, как кукла на трапеции, и качаетесь из

стороны в сторону.

— А ты нет?

Оба были уже достаточно разгорячены алкоголем.

Костя в глазах Сережи как-то резко переменился. Его отутюжен-

ные волосы отовсюду пахли парикмахерской, и стрелки на штанах

были безупречны. Сереже стало не по себе.

— Я — нет, — отвечал Костя, — и вот почему. Я знаю, чего

я хочу. Посмотрите на себя, Сергей Сергеевич! Ну кто вы такой?

Вечный пацан, что-то обещающий миру, сомнительный тип с запа-

хом дешевого одеколона. Все ваши порывы бесплодны, вам никогда

не дознаться своего дурацкого смысла жизни, которого, доложу я

вам, и нету. В придачу вам изменяют женщины — что может быть

ниже этого?

— Хотите быть банальным, — продолжал он, — будьте, хотите быть несчастным — пожалуйста, хотите быть глупым, бездарным — заходите, открыто. А вот что-то из себя представ-

лять — увольте, это не к нам. Бейтесь головой о чугунную дверь, бейтесь. Но на просветление не рассчитывайте. Да, вы хороший

человек, Сергей Сергеевич, а толку? Вы никогда не станете глав-

ным героем романа, например. Что в вас интересного?

Сережа был в замешательстве — это был момент, когда чужого

человека понимаешь лучше самого себя.

89

3.

Ненашев проснулся рано. Настенные часы показывали семь.

Он в трусах проследовал в свою бывшую комнату, где сейчас спал

Костя, и стал его расталкивать:

— Сейчас что, семь?

— Ноль-семь вчера брали.

— Вчера. У нас осталось?

— Нет, конечно.

— Значит, мне срочно надо в «Дружбу». Они ровно в семь от-

крываются. Или не ходить?

— Нет, сходите, — ответил Костя, — для продавщиц это хоро-

шая примета — если первый покупатель — мужчина. А если у него

красный кошелек, значит, в нем есть деньги.

Через час, поднявшись, Костя застал Сережу в зале за энергич-

ным передвижением мебели.

Ты не встречен братьей шумной,

Буйных оргий властелин.

Сластолюбец вольнодумный,

Я сегодня пью один, —

объявил Ненашев, уже посетивший ближайший ларек, и продол-

жал таскать мебель, пытаясь расставить ее по системе «фэн-шуй».

— С одной стороны, физические упражнения полезны, — сказал

Костя, — но умоляю вас, Сергей Сергеевич, ослабьте бурю и натиск, шум и ярость! Сейчас соседи придут, потом милицию вызовут, а вы

в состоянии алкогольного опьянения.

Сережа немедленно высунулся из-за шкафа:

— А я не потому таскаю мебель, что мне так хочется. Я таскаю ее

потому, что мне не дает жить память о тете. Говоря проще, если ты ее

не любил, то и не вмешивайся. Я вообще не знаю, откуда ты взялся.

— А откуда ты сам взялся? — Костя закинул ногу на ногу, присев

на передвинутый в угол стул («на ты» он обратился впервые и, скорее

всего, случайно), — может быть, вы порождение чьего-то ума? Каждый

думает о тебе по-своему. И для них вы реальность, а на самом деле —

только проекция. Вот был у меня друг — покойный Аполлон Саратов.

90

— Ага, — утомленный Сережа упал на диван, пододвинув его

под себя. — Вот вам и фэн-шуй, снова утро мемуаров и воспита-

тельные меры. А ничего, что я взрослый человек?

— Один мальчик сел на велосипед и решил меня обогнать. По-

шел наперерез и упал в лужу.

— Очень увлекательно!

— Умом я понимал, что он полное ничтожество, но чувства не

позволяли мне признать это. Так вот, он как-то спрашивал меня:

«Что мешает человеку быть свободным и счастливым?». «Не-

терпение!» — ответил я. Вам хочется, Сергей Сергеевич, чтобы

сбывалось, а оно не сбывается. Поэтому выбросьте всё это из

головы — грезить о Жене. Вы же из-за нее эту мебель туда-сюда

таскаете. И наши бесконечные разговоры тоже для того, чтобы

заткнуть дыру в пространстве, которую вы принимаете за любовь.

Скажите себе: «Нет никакой Жени». И как она вас воспринимает —

вам безразлично.

— Нет уж. Я могу смириться с тем, что нет кота, тем более что

он был изрядной сволочью.

— А Женя, что — идол души? — Костя со своим стулом как

будто становился все ближе к Ненашеву.

— Допустим, она от кота недалеко ушла. Ну а как же тетя?

Костя промолчал, осматривая картину разрушений и бедствий.

— Можно, я всё поставлю на место? А вы как следует опохме-

литесь, Сергей Сергеевич. Коллекцию марок пересмотрите. Люди, имеющие хобби, не зря живут, потому что не могут объяснить, для

чего им это хобби понадобилось.

4.

Сережа нервно ворочался на диване. Костя же спокойно пил

кофе за столом и внимательно смотрел на него.

— Такую жизнь можно только влачить. Вы настоящий русский

пьяница, Сергей Сергеевич. Вы пьяница стихийный. А пьянство

должно быть праздником. Вот я вчера пил? — не пил.

— Это потому, что я беззащитнее всех вас, однородной массы

жлобов, — возразил Сережа.

— Это потому что нельзя пить, не имея идеи.

91

— Какой еще идеи?

— Сперва у вас, Сергей Сергеевич, была идея: меня бросила

девушка, и мне нужно ее забыть. А что вчера? К примеру, вы устроили

ритуальное сожжение книг постструктуралистов, аутодафе в своем

роде! Хватит сопротивляться одиночеству, создавать себе богинь, сражаться с богами. Смиритесь и возрадуйтесь.