Джефф Зентнер - Змеиный король

Она не стала ждать его ответа — включила воду, и спринклер со звуком чик-чик-чик стал описывать круг, поливая газон.

— Давай же, Дилл. — Она прыгнула прямо под струю воды, визжа и хохоча как ребенок.

Дилл прикрыл лицо рукой, засмеялся и покачал головой. Лидия была уже насквозь мокрая. Остатки ее туши чернильными ручейками стекали по щекам. Сложная прическа развалилась, и волосы намокшими прядями обрамляли ее лицо. Капельки воды искрились на стеклах очков. Она хихикнула и, подхватив спринклер, погналась за Диллом.

Он попытался убежать.

— Нет! Перестань!

Поскользнувшись, он растянулся на мокрой траве, и Лидия набросилась на него. Оседлала его (здесь он не особо яростно сопротивлялся) и облила водой. Несколько минут они бегали и прыгали под струями спринклера, громко взвизгивая и смеясь.

На заднем крыльце дома появились родители Лидии. Ее мама скрестила руки на груди.

— Лидия, ты уверена, что Диллу так же весело, как и тебе?

Он поднялся. У его ног бежали реки воды, а на костюме сбоку было гигантское травяное пятно.

— Да, мэм, весело. По крайней мере, мне так кажется. Я не всегда понимаю, что у Лидии на уме.

Миссис Бланкеншип вздохнула:

— Добро пожаловать в клуб.

— Ладно, дети, — сказал доктор Бланкеншип, — мы оставим полотенца у задней двери на случай, если захотите войти в дом. А сами пойдем смотреть телевизор.

Лидия взмахом руки отправила их в дом, и они скрылись за дверью. Она схватила Дилла за руку.

— Итак, пора смотреть на звезды.

Она вытащила Дилла на середину газона, и они бок о бок плюхнулись на мокрую траву.

Пару часов они без умолку болтали и смеялись, медленно обсыхая. После этого притихли и стали смотреть в безграничное звездное пространство, а вокруг них совы и сверчки пели хвалебную песнь ночи.

Потом Лидия прильнула к Диллу и положила голову ему на грудь, рядом с плечом. Он ощущал каждый нерв своего тела, как шелест ветра в высокой траве.

— Ладно, Дилл, — пробормотала она, — я солгала. Вот это финальная фаза ущербного выпускного. Вместо того чтобы тебя соблазнить, твоя спутница сейчас уснет на тебе.

Ее волосы каскадом рассыпались по его груди, образуя устья и притоки. Ее дыхание стало ровнее, а голова отяжелела. Что из этого выйдет? Что с нами будет? Нет, не спрашивай. Просто прими этот дар, этот момент, после всего, что жизнь у тебя забрала. Дилл чувствовал себя сияющим, словно его кровь флуоресцировала, будто его гулко пульсирующее сердце просвечивало сквозь кожу.

Через некоторое время Лидия, издав звук, похожий на урчание, пошевелилась и прильнула к нему еще ближе, уткнувшись губами ему в шею. Дилл ощущал ее теплое дыхание. Она закинула ногу Диллу на бедро.

Она — то самое. Она — все. Она — мой стандарт красоты и останется таковым до конца жизни. Каждое прикосновение я буду сравнивать с ее дыханием, ласкающим мою кожу. Все голоса — с ее голосом. Любое мнение — с ее мнением. Мой критерий совершенства. Имя, высеченное во мне. Если бы я только мог, я бы лежал вот так с ней под этими звездами, пока у меня не разорвется сердце.

Свободной рукой он стал гладить ее по голове. Осторожно провел ладонью по всей длине ее волос. И еще раз.

И еще.

И еще.

Если бы он мог быть достаточно неподвижным, все движение в мире остановилось бы. Орбита земли. Танец приливов. Реки, впадающие в моря. Кровь в жилах. И все стало бы ничем, кроме ее совершенного и временного присутствия здесь.

Удержи этот момент. Сохрани его. До тех пор, пока тишину не разорвет свист следующего поезда.

Ранние сумерки в июне были мягкими и зеленоватыми, еще не пропитанными удушливым летним зноем. На могиле Трэвиса выросла новая трава. Они сидели рядом с ней, ища слова, которые должны были сказать друг другу и Трэвису. У Лидии больше не возникало такого чувства, будто она бросает Дилла на произвол судьбы, и все же ей казалось, что она бросает Трэвиса. В каком-то смысле это было еще хуже и в то же время нелогично.

— Долго тебе ехать? — спросил Дилл, теребя травинки.

— Думаю, около десяти часов, — ответила Лидия, прихлопнув комара, севшего ей на ногу. Она не выносила пустых разговоров, и они бесили ее в тысячу раз сильнее, если она говорила с кем-то настолько для нее значимым, как Дилл. Но Лидия понимала, для чего они это делают.

— Собираешься проехать весь путь за один день? — Судя по поведению Дилла, ему такие разговоры нравились не больше, чем ей, но он так же был не готов заполнять тишину чем-то иным.

— Ага.

— Черт. Во сколько выезжаешь завтра утром?

— Вероятно, около шести, — со вздохом ответила она.

— Ой. А стажировка у тебя начинается… — Дилл осторожно снял с руки божью коровку и посадил ее себе на ладонь, чтобы она могла улететь.

— На следующей неделе, девятого июня.

— Жаль, что ты так рано уезжаешь.

— Мне тоже, но нужно немного времени, чтобы освоиться и обустроиться до того, как начнется стажировка.

— Нервничаешь? Ты ведь будешь работать на ту даму из журнала Chic? Ты говорила, что она жутковатая.

Лидия печально усмехнулась.

— Да. И да, она такая.

Воцарилась меланхоличная тишина. Они слышали гул насекомых в кронах деревьев, росших вокруг кладбища, как бы обнимающих его. Десять дней после окончания школы пролетели стремительно: они работали, смотрели на поезда, сидели на Колонне, иногда куда-нибудь ездили (Диллу больше всего нравилось ездить в «Грейсленд»), подолгу лежали под звездами и целовались.

Дилл откинулся назад, опираясь на ладони.

— Наверное, трудно будет парковать «Эл Гора» в Нью-Йорке?

— Ага. Собираюсь продать его одному из школьных приятелей Далии. Мы пересечемся в городе, и он увезет «Эла» в Стэнфорд. — Она ощутила укол боли. Ой, да брось. Ты же не ударишься в сентиментальность еще и по отношению к неодушевленным предметам? Ты не должна так расклеиваться. Этого не было в планах.

— Продаешь «Эл Гора»? Я буду по нему скучать. — В голосе Дилла сквозил едва уловимый намек на предательство. Он был в том же умонастроении. Нелогичность любит компанию.

Лидия провела рукой по верхушкам травинок.

— Я тоже.

— Надеюсь, ты оставила велосипед, чтобы я мог катать тебя, когда ты приедешь в город?

— Готова поспорить: папа разрешит нам брать его машину.

— Да, но на велике классно.

Да, Дилл. Да.

Светлячки мелькали между надгробиями в слабом вечернем свете с оттенком зеленой листвы. На кладбище пахло чистой землей и нагретым на солнце камнем.

— Нам стоило придумать какую-то церемонию, — наконец произнесла Лидия.

— Придумывать — значит думать, а я не хотел об этом думать.

— И я.

Дилл уставился в землю. Лидия сделала вид, что тоже смотрит вниз, а сама вместо этого искоса посматривала на его профиль. Вокруг его головы плясали светлячки. Ее сердце ныло от осознания того, что с каждым биением оно отсчитывает еще одну секунду до ее отъезда, до того момента, как она уедет и больше не будет видеть его.