Джефф Зентнер - Змеиный король

— Дилл. — Она положила руку на его колено.

Он поднял глаза.

— Да?

— Надеюсь, ты навсегда останешься частью моей жизни, а я — твоей, где бы мы ни были и что бы мы ни делали.

И пусть никто не обвинит меня в том, что я неспособна на сантименты, подумала она, внутренне содрогнувшись. Но, наверное, в Нью-Йорке у меня будет предостаточно возможностей быть холодной и несентиментальной. Дилл подвинулся поближе к ней и обнял ее одной рукой.

— Я — «за», если ты готова. Ты пойдешь дальше меня.

Лидия опустила голову ему на плечо.

— Не рассчитывай на это. Думаю, что будущее приготовило для тебя немало сюрпризов.

— Надеюсь.

— Ты не жалеешь, что мы… — начала было Лидия неуверенно, едва слышно.

— Нет. О чем бы ты ни спросила. Я не жалею ни о чем, что было с нами.

Лидия задумалась обо всем, чего ей будет не хватать. Ей нравилось, как он вскидывает голову, когда говорит с ней, чтобы волосы не лезли в глаза; то, как он сидит, скрестив ноги и опираясь на ладони. Он не всегда смотрит на нее, когда говорит, но если это нечто важное, то заглядывает ей прямо в глаза, отчего она вся трепещет. А еще эти его глаза: яркие и темные одновременно, вспышка молнии, освещающая грозовой фронт. Странно думать, что он может существовать вне пределов ее видимости. Интересно, какие жесты ему свойственны, когда он остается в одиночестве. Вероятно, держит голову под другим углом, сидит иначе. Возможно, его глаза светятся не так или в них иначе отражается его ум.

Лидия горестно вздохнула.

— Наверное, мне пора попрощаться с Трэвисом.

Они с Диллом встали у могилы. Дилл положил руку Лидии на плечо. Она начала было говорить, но осеклась. Снова попыталась и промолчала.

— Трэвис, я по тебе скучаю. — Ее голос дрожал. Она глубоко вздохнула. — И я рада, что мне довелось дружить с тобой. Я говорила о тебе на церемонии окончания школы, в своей приветственной речи. Около месяца назад мы с Диллом вместе были на выпускном вечере и так жалели, что тебя нет с нами. Надеюсь, что тебе хорошо, где бы ты ни был. И у тебя, может, есть клевая мантия и симпатичный меч или что угодно. Прости, что почти не читаю фэнтези и даже не знаю, каких вещей тебе пожелать. И все-таки я прочла «Кровавые распри» до конца. Книга и впрямь отличная. Было бы здорово, если бы мы с тобой могли ее обсудить. Прости за то, что столько попрекала тебя твоей дубинкой и не рассказала всем раньше о том, что мы с тобой друзья. Прости, что не знала, как у тебя все плохо дома. И прости, что не нашла каких-то более умных или глубокомысленных слов.

Она вытерла слезы и, повернувшись к Диллу, обняла его.

— Я чувствую себя виноватой, что оставляю его.

— Я тоже.

Они отправились на Колонну, где им удалось провести вместе еще несколько спокойных и тихих минут. Они слушали, как река все глубже врастает в землю, так же как люди врастают в сердца друг друга.

На обратном пути Лидия разрешила ему выбрать музыку. Он включил «Love Will Tear Us Apart» группы Joy Division, так как помнил, что эта песня — ее любимая. Они оба громко подпевали. Дилл пел потому, что это казалось ему более приемлемой альтернативой крику в агонии, а хотелось ему именно этого. От попыток сохранять самообладание его выворачивало наизнанку.

Они подъехали к дому Дилла.

— Что ж, — сказала Лидия, и у нее на глазах выступили слезы. — Похоже, тебе здесь выходить.

— Ага, — произнес Дилл, откашлявшись, — похоже на то.

Он открыл дверь и вышел из машины. Обойдя вокруг капота, подошел к водительской двери и открыл ее. Лидия отстегнула ремень безопасности, выскочила из машины и обняла Дилла: крепко, крепче, чем когда-либо.

— Я буду очень, очень, очень по тебе скучать, — произнесла она и разрыдалась.

— Я буду очень, очень, очень, очень скучать по тебе, — сказал Дилл и тоже дал волю слезам.

Они постояли так несколько минут, в обнимку, покачиваясь, молча. Их слезы смешивались.

— Запомни вот что, Диллард Эрли, — прошептала Лидия срывающимся голосом, — ты — это ты, и ты бесподобный, яркий и талантливый. Ты — не твой дедушка. Ты — не твой отец. Их змеи — не твои змеи. Их яд — не твой яд. Их тьма — не твоя. Даже их имя не имеет с тобой ничего общего.

Дилл зарылся лицом в ее волосы, вдохнул их запах — груши, ванили, сандала, — пытаясь в очередной раз найти в себе мужество. По крайней мере, я попрощаюсь с ней, открыв ей все тайники своего сердца. Разве ты еще не понял, что ты голый? Ты танцевал со смертью. Чего тебе еще бояться? Ты можешь пережить все: змей, отраву, это.

— Я тебя люблю, — прошептал он ей на ухо.

Лидия обняла его еще крепче, прижавшись своей мокрой от слез щекой к его щеке. Она начала что-то говорить, но вдруг умолкла, потом встала на цыпочки, обхватила руками лицо Дилла и притянула его к себе.

Она ощущала на его губах вкус своих слез. Внезапно у нее мелькнуло воспоминание о поездке в Нантукет в конце прошлого лета и океанской соли на языке. Вот таким и был сейчас этот вкус — вкус уходящего лета, которое длилось всю ее жизнь.

На нее снизошли спокойствие, капитуляция, как будто она падает с огромной высоты и все никак не соприкоснется с землей. Будто она тонет, но ей все равно. Дилл провел дрожащими руками по ее волосам, погладил по спине и шее. Его прикосновения будили в ней реки пламени.

И…

И…

И…

После всего случившегося, вероятно, именно это тебя и добьет. Но ему было плевать. Он был не против. Однако тебе еще предстоит ее отпустить. Придется стоять и смотреть, как она уезжает.

Наконец они отстранились друг от друга и тут же слились в очередном ненасытном объятии. Он не представлял, сколько прошло времени: часов, дней, секунд. Он снова поднял руку к ее затылку и снова, в последний раз, погладил ее по волосам.

— Ты спасла меня.

Она прошептала ему на ухо:

— Ты сам себя спас.

Ее голос ослаб. Он едва услышал эти слова сквозь гул сверчков.

Так как оттягивать нечто неминуемое для него было мучительно, он первым прервал объятия. Потом кое о чем вспомнил. Попросил ее подождать и побежал в дом. Обратно он вернулся с компакт-диском.

— Я записал для тебя несколько своих песен на случай, если тебе вдруг захочется послушать в дороге что-нибудь другое. Здесь и песня «Лидия» есть.

Она прижала диск к груди. Они еще мгновение смотрели друг на друга, смахивая слезы. И, потому как сказать было больше нечего — и в то же время можно было говорить обо всем на свете, — снова слились в поцелуе.

— Позвони, как доберешься, ладно? Чтобы я знал, что у тебя все в порядке, — произнес Дилл. Слова застревали в горле.

Она кивнула.

Села в машину, печально помахала ему. Он помахал в ответ, вышел на дорогу и стал смотреть, как задние фары ее автомобиля растворяются и исчезают вдали.