Джефф Зентнер - Змеиный король

Он поднялся по лестнице, сел на растрескавшуюся ступеньку и склонил голову, словно в молитве. Сквозь дымку слез разглядел знак у церкви. «Когда Иисус приходит в чью-то жизнь, он меняет все».

Через некоторое время он открыл дверь, собираясь войти в дом. Но не смог. Только бесконечная ширь равнодушного звездного неба могла вместить его яростную, пульсирующую боль.

Она думала, что прекрасно справилась со всем прошлым вечером, в том смысле, что окончательно не слетела с катушек. С учетом всех обстоятельств, она была в норме — в состоянии эмоционального подъема, — когда въехала на стоянку для дальнобойщиков рядом с городом Роанок, штат Вирджиния. Пока заправлялась, спланировала ужин с Далией и Хлои (место должно быть неброское и укромное, так как Хлои старалась не привлекать к себе внимания; с безглютеновыми блюдами в меню, что было важно для Далии; и этническое, так как Лидия была из Форрествилла). Она старалась задокументировать свое путешествие для подписчиков в Twitter и Instagram, так что, пока ждала, сделала несколько снимков.

Ей хотелось спать, поэтому она зашла в в кафе для дальнобойщиков, чтобы взять кофе покрепче. Это кафе было царством южного китча: футболки с суровыми орлами в солдатских мундирах армии южан и надписью «американец по праву рождения, южанин по милости Божьей», фартуки со словами «Мастер барбекю» и мультяшным изображением человекоподобной свиньи, жарящей на огне (предположительно) другую свинью, топы с изображением южных штатов в качестве чугунных сковородок. Лидия взяла топ с Теннесси. Фотографировала все подряд.

И, наконец, главный приз: фарфоровый купидон с флагом Конфедерации и надписью «Наследие а не, ненависть». Она рассмеялась, сделала фотографию и отправила ее Диллу, а потом твитнула своим 187 564 подписчикам под заголовком: У расистов не, очень хорошо с запятыми.

У нее внезапно промелькнуло одно воспоминание. Во время последнего шопинг-трипа в Нэшвилл Дилл показал ей рекламный щит с надписью: «Посетите виноградник „дела тацца“, лучшую винодельню в среднем Теннесси». У него было настоящее чутье на вещи, которые покажутся ей смешными.

«Дорогой, принеси-ка мне мою лучшую куртку NASCAR и футболку с подретушированным флагом Конфедерации. Мне страстно хочется выпить бокальчик чудесного теннессийского вина», — сказала она тогда.

И тут ее поразило осознание. На самом деле оно сшибло ее на полной скорости, как грузовик. Осознание, что того человека, которому ей больше всего хотелось показать купидона с флагом конфедератов и посмеяться над этим, рядом нет. И он уже не может разделить с ней все то, что она видит и делает. И вместе с этим осознанием — что она уже скучает по той жизни, по которой скучать не должна, и ей не хватает Дилла в тысячу раз сильнее, чем она могла себе вообразить. И тут она разрыдалась, прямо посередине прохода, где на нее равнодушно смотрели своими безжизненными алебастровыми глазами купидоны. По-настоящему ревела, размазывая косметику по лицу, глотая слезы и сопли. Вот поэтому я и решила, что слушать твои песни по дороге — плохая идея. Если бы ты видел меня сейчас, Дилл. Если бы ты только меня видел.

Через пару минут ей удалось взять себя в руки и донести свои кофе и майку на кассу. Кассирше, измученного вида женщине, было за шестьдесят.

— Так-так, дорогая, — сказала она. — Все в порядке?

Лидия кивнула, но вентиль снова открылся. Она покачала головой.

— Жалею, что не сказала ему перед отъездом, что я тоже его люблю. Вот и все.

— Ну, дорогуша, даже если ты не сказала это, ты ему это показала?

— Надеюсь, — произнесла Лидия, и ее голос дрогнул и оборвался.

— Тогда он наверняка знает. Мы, дамы, не очень хорошо умеем скрывать такие вещи. — Кассирша с сочувствующей полуулыбкой нагнулась и достала из-под прилавка плюшевого медведя, такого же измученного на вид, как она сама.

— Это же придорожное кафе, дорогуша, так что у нас здесь постоянно кто-то по кому-то скучает и жалеет, что кому-то чего-то не сказал перед отъездом. Хочешь обнять Честера?

Лидия протянула руки к медведю по имени Честер и обняла его. Он пах сигаретным дымом и дешевым одеколоном для водителей. Действительно, почему не начать свою гламурную новую жизнь в большом городе с рыданий в придорожном кафе, в окружении расистских купидонов, в обнимку с вонючим плюшевым медведем? Конечно, обнять ей хотелось совсем не Честера, но пришлось обойтись им.

Дилл встал, когда охранники привели его отца. Тот сразу же устремил на Дилла свой испепеляющий взгляд, но Дилл встретил этот взгляд и не отвел глаз. Отец резко отодвинул стул и начал садиться, но заметил, что Дилл садиться не намерен, поэтому тоже остался стоять. Они смотрели друг на друга — долго, как показалось Диллу.

— Итак, — произнес отец, — ты должен знать, что мне все известно. — В его голосе звучало ядовитое спокойствие.

— Ага.

— Объяснись.

Дилл приказал своему голосу не дрожать, и он не дрогнул.

— Я буду учиться в университете. Собираюсь изменить свою жизнь к лучшему. Больше мне нечего объяснять.

— Ты покидаешь свою мать. — Отец выплюнул это слово так, будто оно было богохульное.

— Кто бы говорил.

Ядовитое спокойствие отца начало таять.

— Нет, я не покидал вас. Меня у вас забрали. Ты же покидаешь нас по собственной воле, так же, как твой дед оставил меня.

— Нет, я чуть было не оставил вас именно так, как он, но не стал этого делать. — По выражению отцовского лица Дилл понял, что ему удалось достичь цели, пусть и на секунду.

Но потом пятидесятнический огонь вернулся.

— Ты нарушаешь заповеди Господа, не чтишь своих отца и мать. Для тех, кто нарушает законы Божьи, отведено отдельное место — вечных мук.

— Я проявил достаточно почтения, приехав сюда, чтобы рассказать тебе лично. Ты и такой-то чести не заслуживаешь.

Отец Дилла наклонился вперед, уперев ладони в стол, сверля Дилла взглядом. На его лице внезапно отразилось смирение. Дилл знал, что в прошлом у отца бывало такое лицо, но сам никогда его таким не видел.

— Это все деяния той шлюхи, не так ли? Твоей маленькой Далилы [12] Далила — в Ветхом Завете женщина, соблазнившая и предавшая Самсона. , Лидии. Твоя мать мне о ней рассказала, как она науськивала тебя.

Дилл почувствовал волну жгучей ярости; во рту появился привкус металла. А потом он вдруг понял. Твоя ярость — это именно то, чего он хочет. Откажи ему в этом. Каким бы он ни хотел тебя видеть — откажи ему в этом.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — тихо произнес Дилл, — даже представления не имеешь. И мне жаль тебя. Я тебя ненавидел. Когда думал, что стану тобой, я так тебя ненавидел. Я не столько боялся умереть, сколько стать таким, как ты. Но теперь, когда я точно знаю, что никогда не стану тобой, я наконец-то могу испытывать к тебе жалость.