Ирина Шатырёнок - Жить будем потом

Порог дома Зойки Серж не переступал, находил разные предлоги. Знал, родители начнут расспрашивать, интересоваться его биографией, плотно обхаживать будущего жениха, перекроют кислород. Однажды на пляже намекнул Зойке, что в ближайшее время жениться не собирается, у него дру­гие планы, вот закончит большое дело, может быть, тогда. если позволят обстоятельства.

— Зайка, разве нам плохо вдвоем? На каждый пальчик подарю тебе по колечку, можно и на руки, и на ноги, хочешь, по осени рванем к морю, — горячо шептал он девушке, накручивая на свой палец ее густую каштановую прядь.

— Хочу, хочу, хочу. На каждый пальчик, — включалась в игру Зойка. — Ты — мой, я — твоя, чего еще надо бедной девушке. Фата, лимузин, ресто­ран — неромантично, мы отметим нашу свадьбу подальше от этого захолус­тья, без родителей, только ты и я.

— Ты говорила, родители уезжают в столицу, надолго? — небрежно спро­сил Серж.

— По делам, к оптовикам, мать хочет повидаться со своей старой при­ятельницей, те после Сахалина приземлились в Подмосковье, зовут в гости.

— Хорошо, очень хорошо, — думая о чем-то своем, согласился молодой человек. «Зайка влюблена в меня как кошка, из нее можно веревки вить, мне такая подружка очень нужна, легкая на подъем, преданная, готова сутками из кровати не вылезать, дурочка. Введу ее в курс дела позже, пусть созреет немного.»

— Зайка, иногда ты выглядишь, как провинциальная лохушка, еще косицу заплети. Девушка Сержа должна быть яркой.

Взял из косметички алую помаду, она почти не пользовалась ею, счи­тала слишком вызывающей, и широким жестом провел по верхней губе девушки.

— Завтра заведу тебя к протезисту, замени фиксу на золотую, понятно?

Зойка схватила зеркальце, скривилась, подняла верхнюю губу.

— Ух, а мне нравится моя простая коронка, и старая помада, у нее неж­ный, ягодный цвет. хороша! Так в кино красятся уличные девки, — дру­желюбно спохватилась. — Меняем стиль. одежды, косметики, прически. И жизни! Согласна. Фартовый ты, Серж.

Девушка притянула его за воротник рубашки и впилась густо накрашен­ным ртом в губы, оставив яркий след помады.

— Пиявка. Порочная ты девушка, Зайка, ай-яй-яй, с кем связалась, еще пожалеешь, — и наклонился в самый вырез ее летней майки, поцеловал в ответ своим алым ртом, на бронзовой груди девушки тотчас загорелся отпеча­ток помады. — Вот мы и квиты.

Перед отъездом родителей Зоя заявилась домой нарядная, украшенная, как новогодняя елка, гордо продефилировала перед растерянной матерью, обняла ее, присела рядом за стол.

— Бог мой, какие духи, наверное, дорогущие, французские, вся бле­стишь! Кто тебе такие роскошные подарки делает, голуба моя, — допытыва­лась мать.

— Много вопросов. Есть один поклонник, не то что вы, у вас рубля не выпросишь, — упрекнула Зоя. — Нет ли у тебя, мамон, чего-нибудь пожевать, оголодала я от бутербродов и ресторанной жрачки.

— Зоя, что за жаргон, — мать внимательно присмотрелась к серьгам доче­ри. — Зоя, что это у тебя за серьги?

— Увидела, наконец. Мне их любовник подарил, — гордо бросила дочь. — Чего уставилась, как коза на новые ворота! Да, дорогие, розовый сап­фир с зернами граната, я уже разбираюсь в камнях и брюликах.

— Зоя, такие дорогие массивные серьги я видела, есть у одного человека, застежка в виде гвоздики из платины. индивидуальный заказ, — взволно­ванно запричитала мать. — У одной, и это — Лола, понимаешь — Ло-ла, жена директора рынка, она их никогда не снимает, даже спит с ними — целое состояние!

— Не все же одной Лоле, времена меняются, может, Лола их продала, заложила, что ты знаешь про жену директора рынка? Была Лола — стала Зоя. Побежишь к ней, ну, беги, расспроси, куда делись ее сережки с сапфирами, — раздраженно зашипела на мать дочь, — и слышать ничего не хочу.

На пороге обернулась.

— Оставь мне ключи от дома, присмотрю за вашим барахлом.

В тот вечер она ищейкой отчаянно шарила по всему дому, перерыла все шкафы, комод, антресоли. Серж с невозмутимым видом восседал в центре комнаты на высоком стуле.

— Что ищем, дорогая?

— Мы уезжаем, так? Ясное дело, у отца на предъявителя есть несколько сберкнижек, все равно они мои, рано или поздно старики мне их отдадут. И золотишко где-то спрятано, я девушка не из бедных, хочу свое приданое забрать.

— Так дело не пойдет, родители твои не дураки, под стопкой белья сбере­жения не прячут. Вспомни что-нибудь странное, непонятное, думай, думай, — подключился к поиску друг.

Зойка присела на диван, сосредоточенно нахмурилась, вспомнила. Они только переехали в новый дом, отец вечерами долго возился на кухне, пере­делывал подоконник, ночью девочка пошла попить воды, отец сидел у разво­роченной стены под окном, обернулся, непривычно грубо приказал:

— Не спится, марш в комнату! — и вытолкал ее, сонную, из кухни.

Эта странная сценка давно выветрилась из памяти, но теперь в минуту напряжения вдруг всплыла выпукло и реально.

— Пошли, надо искать на кухне.

Подоконник был сделан из гладкого камня, похожего на белый мрамор, широкий, удобный, вроде столика, мать за ним пьет по утрам кофе.

— Здесь, надо поднять эту плиту.

Серж долго возился, не мог понять, за что уцепиться, но все оказалось просто — чуть нажал на плиту в правом углу, она медленно поддалась, съе­хала в сторону, открыв неглубокий тайник. В деревянной коробочке лежали три сберкнижки на предъявителя по двадцать пять тысяч советских рублей, несколько золотых монет царской чеканки, массивные карманные часы с цепочкой, нить жемчуга, несколько женских перстней, две маленькие изящ­ные броши в виде листочка, усыпанного мелкими камешками.

— Лавэ хорошие, на первое время хватит, чистый гранд, в переводе — грабеж маман-папа, можно еще ход дать назад, Зайка, — серьезно предложил Серж, — и разойдемся, ты ни при делах, а?

Зойка мотнула высоким хвостом и быстро переложила все вещицы к себе в сумочку.

— Все мне отдашь, дорогая, сделаем заначку на черный день и в доро­гу, — серьезно сказал Серж. Он о чем-то думал, смотрел на Зойку, как на стеклянную, а сам был далеко.

— Советские дензнаки падают в цене, их надо превращать в дело, време­на нестабильные, в воздухе пахнет переменами. Надо быть последним дура­ком, чтобы хранить деньги в сберкассе, так, моя дорогая! Доверься мне, хуже не будет, но лучше — обещаю. Наш курс Москва—Тбилиси—Рига—Таллин, вперед! Ну что, мой подельник, с первым крещением тебя! Что-то оставим отцу на старость? — спросил он насмешливо, улыбаясь краешками губ, из глубины глаз всплыл золотистый блеск.

— Г астроли или турпоездка?

Подружка зажмурилась, от его твердого взгляда внутри что-то предатель­ски заныло, но она справилась, набрала в легкие больше воздуха, как перед глубоким погружением в воду, легко выдохнула.