Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

Теперь WYYY ставит «Более-менее шестьдесят минут» без ведущего. Последние ночи Марио лежал в саркофагоподобном зауженном спальном мешке из гортекса и волокнистого наполнителя, слушал, как на радио гоняют странные статичные эмбиентовые треки, которые Мадам Психоз ставила фоном, но теперь без какого-либо голоса; и статичная, некинетическая музыка как субъект, а не среда, почему-то вызывает жуткие неприятные ощущения: Хэл послушал пару минут и сказал брату, что наверняка именно так шуршит шифер, когда у человека навсегда съезжает крыша.

9 ноября Год Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд»

Энфилдская теннисная академия имеет аккредитацию на 148 юниоров – из которых 80 должны быть мужского пола, – но по состоянию на осень ГВБВД, сейчас, по тем или иным причинам, реальное население академии – 95 платных студентов и 41 стипендиат, т. е. 136, из которых 72 – девушки, а значит, что, хотя еще есть место для двенадцати (предпочтительно – платных) юниоров, в идеале должно быть на шестнадцать игроков-юношей больше, чем есть, а значит, Чарльз Тэвис и Ко желают заполнить двенадцать свободных мест юношами – плюс, как шушукается народ, они были бы совсем не против, если бы шесть или около того девушек получше выпустились пораньше и попробовали силы в Шоу, просто потому что иметь на содержании больше 68 девушек – значит поселить некоторых в мужских общежитиях, а значит – трения и проблемы с лицензией и консервативными родителями, учитывая, что общие ванные комнаты в коридорах – не лучшая идея при бушующих подростковых гормонах.

Также это значит, что, раз проректоров-мужчин в два раза больше, чем женщин, утренние тренировки приходится сложно чередовать: юноши в два приема по 32 человека, девушки – в три по 24, а значит – проблемы с началом уроков для девушек из команды С, которые выходят на тренировку последними.

Зачисление, гендерные квоты, рекрутинг, финансовая помощь, распределение комнат в общежитиях, время приемов пищи, рейтинг, расписание уроков и тренировок, наем проректоров, внесение изменений в расписание тренировок в связи с движением игрока вниз или вверх по рейтингу в команде. Все это неинтересно, если только не ты за это отвечаешь, а в таком случае все это сложно и влияет на уровень холестерина. Стресс из-за сортировки и взвешивания сложностей и приоритетов поднимает Чарльза Тэвиса по утрам из кровати в Доме ректора в безбожно ранние часы, его заспанное лицо подергивается от рокировок возможностей. Он стоит в кожаных тапочках у окна гостиной, глядит над Западными и Центральными кортами на построение игроков команды А, сбредающихся в сером свете, с экипировкой и с понурыми головами, кто-то еще спит на ходу, глядит на кромку солнца, что только выглядывает над короткой чертой города далеко позади них, на алюминиевые проблески реки и моря, на востоке, – руки Тэвиса нервно сжимают кофе без кофеина, но с фундуком, пар струится ему в лицо, волосы в беспорядке и свисают с одной стороны, высокий лоб прижат к стеклу окна, чтобы почувствовать злой холод рассвета по ту сторону, губы медленно и беззвучно двигаются, существо, которое, вполне вероятно, он породил, спит рядом со звуковой системой, сложив свои клешни на груди и на четырех подушках из-за подверженного брадипноэ дыхания, которое звучит, как будто оно мягко повторяет слово «скит» или «скис», пока Тэвис не шумит зря, не желая будить существо, чтобы не пришлось общаться и чтобы оно не смотрело на него снизу вверх с раздражающим спокойствием и смиренным знанием, хотя те, вполне возможно, только плоды воображения Тэвиса, так что его губы двигаются беззвучно – только дыхание, и еще пар из кружки расползаются по стеклу, и маленькие сосульки вчерашнего снега свисают с анодированных желобов водостока прямо над окном и кажутся Тэвису похожими на далекий перевернутый горизонт. Кажется, что в светлеющем небе туда-сюда, как часовые, ходят одни и те же два-три облака. С отдаленным «вух» находит волна жара и стекло подо лбом слегка дрожит. Белый шум из динамика, который существо не выключило перед сном. Построение команды А в ожидании Штитта расползается и сливается. Возможности сложностей.

Тэвис смотрит, как мальчики потягиваются и болтают, отпивает из чашки в обеих руках, пока заботы дня сходятся в некую древовидную схему беспокойства. Чарльз Тэвис знает, что Джеймса Инканденцу подобные вопросы не тяготили: ключ к успешному управлению высокорейтинговой юниорской теннисной академией – в культивировании некоего обратного буддизма, состояния Абсолютного Беспокойства.

В общем, особая привилегия лучших игроков ЭТА – их вытаскивают из постели на заре, еще бледных ото сна и со слипшимися веками, тренироваться в первую смену.

Утренние тренировки, понятно, проходят на свежем воздухе, пока не поставят и не надуют Легкое, – Хэл Инканденца надеется, что уже скоро. Из-за табака и/или марихуаны у него плохая циркуляция крови, и даже в теплых трениках с надписью «Данлоп» на обеих штанинах снизу вверх, водолазке и толстой старой белой теннисной куртке из альпаки – еще отцовской, потому приходится подворачивать рукава, – ему хреново и холодно, Хэлу, а когда они четыре раза пробегают вверх-вниз по холму ЭТА предразминочные спринты, безумно размахивая палками во всех направлениях и (по команде О. Делинта) вяло выкрикивая какието боевые кличи, Хэлу еще и холодно и мокро, и кроссовки хлюпают от росы, пока он скачет на месте и глядит на свое дыхание, морщась, когда зябкий воздух добирается до больного зуба.

Когда все приступают к разминке, выстроившись рядами вдоль задних линий и линий подачи, делая повороты и наклоны, преклоняя колени перед пустотой, меняя позы по свистку, небо уже посветлело до цвета Каопектата. Вентиляторы ATHSCME простаивают, и эташники слышат птиц. Дым из труб комплекса «Санстренд» слабо подсвечивается солнцем и висит шлейфом, совершенно недвижный, будто нарисованный на небе. Откуда-то снизу с востока, предположительно, из Энфилдского военно-морского, доносятся обрывки голосов и настойчивый крик о помощи. Это единственное время дня, когда улица Чарльз не кажется синей. Птицы на соснах издают такие же безрадостные звуки, как и игроки. Не-сосны на территории академии голые и растут под углом по всем склонам круглого холма, по которым учащиеся бегут опять, еще четыре раза, а в неудачные дни – и еще четыре, – наверное, самая ненавистная часть тренировки. Кого-нибудь всегда тошнит; это как утренний сигнал к побудке. Река на заре – тусклая сторона полоски из фольги. Кайл Койл все повторяет, как же брр-хо-олодно. Игроки похуже все еще изволят почивать. Сегодня рвоты больше обычного, из-за вчерашних сладостей. Дыхание Хэла висит перед лицом, пока он не проходит через него. Во время спринтов воздух наполнен мерзкими звуками обильного хлюпанья; все мечтают, чтобы трава на холме умерла мучительной смертью.