Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

Предсказание Киттенплан, что старшеклассникам за эсхатоновскую кучу-малу пора спускать портки для показательной порки, оптимистично опровергается наблюдением Пемулиса: внеклассное увлечение Эсхатоном и его структура существовали еще до их поступления. А Майкл Пемулис только лишь кодифицировал основные принципы и ввел чтото вроде матрицы расчета стратегии. Ну, может, помог создать мифологию и установил, в основном на личном примере, определенную планку ожиданий. А Хэл только лишь выступил в роли машинистки приблизительного руководства. И Комбатанты в День В. пришли играть по собственной воле. Пемулис и Аксфорд попросили Хэла максимально риторически изложить эти доводы, которые Пемулис потом перевел в Pink2 и распечатал, чтобы принести с собой, изучить и быть готовым ко всему, что выкинет Тэвис. Стратегия такая: за всех говорит Пемулис, а Хэл вмешивается по желанию, как голос разума, – типа хороший/плохой коп. Аксфорду велели все время, пока они будут там, считать волокна «Антрона» между кроссовками.

Хэл не имеет ни малейшего представления, почему ректор вызвал их только спустя 48 часов и что это означает. Может показаться странным, что ему даже в голову не пришло поговорить с Тэвисом лично, или пойти в ДР и попросить у Маман заступничества или информации. Не то чтобы порыв был, но он удержался; просто даже в голову не пришло.

Для человека, который не только живет на территории одного образовательного учреждения с семьей, но и обучением, тренировками и вообще всем смыслом существования которого руководят родственники,

Хэл необычно мало времени и энергии посвящает мыслям о людях в его семье как о членах семьи. Иногда, когда он болтает с кем-нибудь в бесконечной очереди на регистрацию в турнире, или на послеигровых танцах, или еще где, и этот кто-то спрашивает что-нибудь вроде «Как там Аврил поживает?», или «Видал тут на прошлой неделе на картридже спортивных событий недели от ONANFL, как Орин херачит по мячам», наступает странный напряженный момент, когда разум Хэла пустеет, рот обмякает и раскрывается без звука, как будто имена – слова, которые так и вертятся на кончике языка. Не считая Марио, про которого Хэл все уши прожужжит, чтобы хотя бы подумать о близких членах семьи как о своих непосредственных родственниках, ему словно приходится раскочегаривать кряхтящий громоздкий механизм. Возможно, поэтому Хэл избегает доктора Долорес Раск, которой вечно неймется поговорить с ним о вопросах пространства, самоопределения и того, что она зовет «коатликуэвским комплексом» 216.

Сводный дядя Хэла по матери Чарльз Тэвис в своих резких, хотя и не порожденных нерешительностью скачках в резюме между спортом и строгой наукой отчасти напоминает покойного Самого. Бакалавр, доктор инженерных наук и магистр управления спортом – в профессиональной юности Тэвис совместил их в роли инженера-строителя, со специализацией в аккомодации давления через паттерновое рассредоточение, т. е. распределении веса гаргантюанских толп зрителей на спортивных мероприятиях. Т. е., скажет он, имел дело с многочисленной живой публикой; он в некотором роде один из первопроходцев в мире усиленного полимеризированного цемента и подвижных точек опоры. Он участвовал в проектных группах стадионов, общественных центров, трибун и микологическиобразных суперкуполов. Он сразу признает, что как инженер куда лучше играл в команде, чем купался в свете архитектурных софитов на первых ролях. Он не единожды попросит прощения за то, что ты не поймешь, в чем смысл этого предложения, и скажет, что, вполне возможно, заумь была подсознательно намеренной, от какого-то стыда за первую и последнюю «софитную» архитектурную должность, в Онтарио, до прихода онанской Взаимозависимости, когда он проектировал инновационный и расхваленный спортивный и отельный комплекс «Скайдом» торонтовских «Блю Джейс». Потому что это Тэвису досталась львиная доля грязи, когда оказалось, что зрителям «Блю Джейс» на трибунах – многие из них были невинными детьми в кепках, стучавшими кулачками в перчатки кэтчеров, которые они принесли, не ожидая ничего экзотичней фал-бола, – что зрителям в огорчительных количествах с различных точек вдоль обеих лицевых линий были видны в окнах гости, которые занимались разнообразным и часто экзотичным сексом в спальнях отеля над стеной у центральной зоны. Основной приступ жажды тэвисовской крови наступил, расскажет он, когда оператор, ответственный за Табло Повторов «Скайдома», то ли из какой-то обиды, то ли из профессиональных суицидальных наклонностей, то ли от того и другого одновременно, стал наводить камеру на окна спален и направлять итоговые коитальные образы сплетающихся конечностей на 75-метровое табло, и т. д. Иногда в замедленном действии и с неоднократными повторами, и т. д. Тэвис признается в неохоте распространяться об этом событии, до сих пор, даже по прошествии времени. Он откроет, что в его резюме с указанием предыдущих занятостей указано только, что он специализировался на спортивных помещениях, где могли безопасно и удобно рассаживаться огромные количества живых зрителей, и что рынок его услуг пошел ко дну, когда все больше и больше событий стали предназначаться для распространения на картриджах и домашнего просмотра, что, как он укажет, формально не ложь, а просто не до конца открыто и откровенно.

Латеральная Алиса Мур распечатывает RSVP «Вотабургера». Ее Intel 972 – передовая технология, но при этом она цепляется за жуткий древний матричный принтер, который отказывается заменять, пока Дэйв Пал еще может поддерживать в нем жизнь. То же самое с интеркомом и антикварной железной микрофонной стойкой, которую Трельч называет оскорблением всей журналистской профессии. У Латеральной Алисы бывают эксцентричные всплески непримиримости и луддизма – возможно, вследствие аварии вертолета и неврологических дефицитов. Тонкий визг принтера заполняет приемную. Хэл обнаруживает, что совершенно уверен в симметрии лица и слюноотделении только тогда, когда сидит, положив левую щеку на правую ладонь. Каждый проход каретки у Алисы напоминает разрыв какой-то предположительно нервущейся ткани, снова и снова, стоматологический и гибельный звук.

Главная претензия Хэла к дяде по материнской линии – что Тэвис ужасно застенчив и старается это скрыть, будучи очень открытым, несдержанным, многословным и прямым, и поэтому быть рядом с ним попросту мучительно. Точка зрения же Марио – что Тэвис очень открытый, несдержанный и многословный, но так явно использует эти качества как защиту, что выдает свои страх и уязвимость, которым невозможно не сочувствовать. Так или иначе, Чарльз Тэвис действительно способен выбить из колеи, потому что он, возможно, самый открытый человек в истории. Орин же и Марлон Бэйн считали, что Ч. Т. не столько человек, сколько поперечное сечение человека. Даже Маман, вспоминает Хэл, рассказывала о курьезах, как в подростковом возрасте, когда она водила маленького Ч. Т. или была с ним на всяких квебекских собраниях или мероприятиях, куда приходили другие дети, Ч. Т. был слишком застенчивым и неловким, чтобы тут же присоединиться к какой-либо группке детей в игре или разговорах, и в итоге, говорила Аврил, она видела, как он бродил от компании к компании, шастал с краю, слушал, но при этом всегда говорил, громко, на фоне беседы, что-нибудь вроде: «Боюсь, я слишком застенчивый, чтобы к вам присоединиться, так что просто пошастаю с краю и послушаю, если вы не против, просто чтобы вы знали», и т. п.