Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

Он говорит, на автобус так и не сел. Пустили по кругу пол-литру вискарика у старого «Форда Мистик» одного из земель, да затянулись, прямо в тачке, и как только он достал $ из кармана, все – маленький пушистый зверек уже уселся у него на шее, Джим 294.

Он крепко хватается за края кафедры и тяжело опирается на прямых руках в позе, транслирующей одновременно самоуничижение и решимость. Он просит АК просто опустить завесу милосердия над финалом ночной сцены, которую все равно в памяти после остановки для обналичивания задымило ракетными выхлопами; но, короче, домой в Маттапан он добрался только под утро, утро субботы, желто-зеленый, с больной головой и дрянным послекрэковым настроением, готовый и умереть, и убить за новую дозу, и в то же время сгорающий от стыда, что все похерил (опять), так что поездка на лифте к квартире – возможно, самый храбрый поступок в его жизни, до этого момента, казалось ему.

Было где-то 06:00 утра, и их не было. Дома никого, причем так, что пустота квартиры как будто пульсировала и дышала. Под дверь просунули конверт от БУЖХ 295, не лососевого цвета выселения, но зеленого – последнего предупреждения по квартплате. И он пошел на кухню, открыл холодильник, презирая себя за надежды, что там осталось пиво. В холодильнике стояла почти пустая банка виноградного желе и полпачки бисквитной смеси, и это – плюс вонь пустого холодильника – все, Джим. Маленькая пластмассовая баночка арахисового масла из «Фуд Банк» без лейбла, такая пустая, что на внутренних стенках – царапины от ножа, и скомканная коробка соли – больше на всей кухне ничего не нашлось.

Но от чего у него сердце ухнуло в пятки и душа заныла, сказал он, – это когда он увидел на плите пустой вылизанный бисквитный поддон и пластиковую корку защитной обертки от арахисового масла на куче мусора в помойке. Медальонная картинка на задворках разума раздулась и стала четкой сценой, как его жена, дочурка и нерожденный карапуз ели то, что, как он сейчас понял, им пришлось есть, вчера вечером и сегодня утром, пока он где-то там прожигал их еду и квартплату. Это и стало его краем пропасти, его личным перекрестком, – когда он стоял на кухне с ушедшим в пятки сердцем, поводя пальцем по блестящему поддону без единой бисквитной крошки. Он сел на кухонный кафель, крепко зажмурив свои страшные глаза, но по-прежнему видел лицо своей дочурки. Они ели дешевое арахисовое масло на бисквитах, запивали водой изпод крана и кривились.

Их квартира была на шестом этаже корпуса номер 5 в Перри Хилл. Окно не открывалось, но выбить головой вполне можно.

Но он не покончил с собой, говорит он. Просто встал и вышел. Не оставил жене записку. Ничего. Шел и шел целых четыре километра до Шаттакского приюта в Джамайка-Плейн. Ему казалось, семье без него по-любому лучше, сказал он. Но, сказал он, он не знал, чего не покончил с собой. Но вот не покончил. Ему кажется, не обошлось без Бога, когда он сидел там на полу. Просто решил пойти в Шаттак и Смириться, и протрезветь, и больше никогда не видеть в воображении с похмелья скривившееся лицо дочурки, Джеймс.

А в Шаттакском приюте – какое совпадение, – где обычно в марте немалый лист ожидания до времени, пока не потеплеет, как раз вышвырнули какого-то жалкого сукина сына за дефекацию в душе, и взяли его, спикера. Он тут же попросился на собрание АК. И сотрудник Шаттакского позвонил какому-то афроамериканцу с кучей сухих лет, и спикера отвели на его первое собрание АК. Это было 224 дня тому. Тем вечером, когда цветной Крокодил АК подвез его назад до Шаттака, – после того, как на своем первом собрании он рыдал перед другими цветными и рассказывал людям, которых раньше в глаза не видал, про большие часы и стеклянную трубку, про чек и бисквиты, и личико дочурки, после того, как он вернулся в Шаттак, и услышал звонок, и звонок был к ужину, – оказалось, что на ужин подавали – какое совпадение – на тот субботний ужин в Шаттаке подавали кофе и бутерброды с арахисовым маслом. Был конец недели, и в приюте кончилась еда с пожертвований, так что они размазывали масло по дешманскому хлебу и пили растворимый кофе «Санни Сквер» – дешманское говно, которое даже не растворяется до конца.

Как у талантливого оратора-самоучки, его эмоциональные драматические паузы не кажутся наигранными. Джоэль делает ногтем в одноразовой кружке еще один прорез и осознанно выбирает верить в то, что это не наигранно – эмоциональная драма всей истории. Она так давно не моргала, в глазах как будто песок. Так всегда и бывает, когда меньше всего ждешь, когда тащишься на собрание, которое наверняка будет унылой тягомотиной. Лицо спикера потеряло цвет, форму, любые отличительные черты. Что-то ухватилось за храповик в животе Джоэль и крепко повернуло три раза в лучшую сторону. Впервые она уверена, что хочет быть трезвой невзирая на все, что это за собой повлечет. Невзирая на то, примет ли Дон Гейтли Демерол, или сядет в тюрьму, или отвергнет ее, если она не решится раскрыть ему лицо. Впервые за долгое время – сегодня, 14.11 – Джоэль даже всерьез подумала о том, чтобы, возможно, раскрыть кому-то лицо.

После паузы спикер говорит, остальные никчемные мазафаки в Шаттакском приюте начали канючить, что это за херня, бутеры с арахисовым маслом на ужин. Спикер говорит, что вот то самое, что он молча поблагодарил за этот конкретный бутерброд в руках, который запил крепким кофе «Санни Сквер», – вот эта штука и стала его Высшей Силой. Он чист семь с половиной месяцев вот уже. Из «Универсального Отбеливателя» его выкинули, но зато он нашел постоянку в аэропорту Логан, моет полы в третью смену, а земеля в его бригаде как раз тоже в Программе – какое совпадение. Его беременная жена, как оказалось, ушла с Шантель в Приют для матерей-одиночек, в ту ночь. До сих пор там. ДСС до сих пор запрещает ему подавать апелляцию на запретительный приказ жены видеться с Шантель, но зато прошлым месяцем ему дали поговорить с ней по телефону. И он теперь трезвый, потому что Сдался, и вступил в Группу «Свободная дорога», и проявляет Активность, и добровольно следует советам Содружества Анонимных Кокаинщиков. Жена должна была родить к Рождеству. Он не знает, что станется с ним или с его семьей. Но, говорит он, его новая семья – Группа «Свободная дорога» – подарила ему некоторые новые перспективы, так что он теперь смотрит в будущее с какими-то такими чувствами по типу надежды, в глубине души. Он не столько закончил, или сделал обязательную ссылку на Благодарность или прочую обычную хрень, а схватился за кафедру, пожал плечами и сказал, что начинает чувствовать, что тот выбор, который он сделал на кафеле на кухне, был правильный, если говорить за себя.

В развлечении же события резко взяли курс на сплаттер, как только крутая девчушка, которую как будто бы спасла Кровавая Сестричка, была найдена сине-мертвой на своем топчане в келье послушницы, и внутренние карманы ее рясы были забиты всяческими веществами и прилагающимися аксессуарами, а рука стала настоящим лесом из шприцов. Крупный план К. С., багрово ходят желваки, взгляд не сходит с эксэкс-панкушки. Подозревая подставу, а не духовный рецидив, Кровавая Сестричка, наплевав сперва на благоглупости про вторую щеку, потом на пылкие мольбы и, наконец, на прямые приказы вице-матери-настоятельницы – оказавшейся той самой крутой монашкой, которая давнымдавно спасла Кровавую Сестричку, – начинает возвращаться к былым обычаям злых улиц Торонто и неспасенных крутых байкерш: снимает глушитель со стального коня «Харлея», вытаскивает из чулана полинявшую байкерскую косуху в заклепках и натягивает поверх раздутой от грудных мышц рясы, расчехляет самые яркие татухи, вытрясает из бывших служек информацию, машет средним пальцем автомобилистам на пути байка, встречается со старыми уличными контактами в темных салунах и опрокидывает мерзавчики даже с самыми циррозными из них, бьет, мочит, айкидоит, обезоруживает мордоворотов с электроинструментами, мстит за деспасение и раскардаш юной подопечной, преисполненная решимости доказать, что гибель девчушки не была случайностью или отступничеством, что Кровавая Сестричка не ошиблась с выбором души для спасения, желая снять с собственной души долг перед старой матерой вице-матерью-настоятельницей, которая спасла ее, Кровавую Сестричку, еще давным-давно. Несколько плечистых каскадеров и бесчисленных литров тиоцианата калия 296спустя истина выходит наружу: послушницу убила мать-настоятельница, самая старшая и матерая монашка ордена. Эта м.-н. – та самая монашка, которая спасла вице-м.-н., которая спасла Кровавую Сестричку, т. е., как ни иронично, доказательства, которые нужны Кровавой Сестричке, чтобы списать долг по спасению, перпендикулярны законным интересам крутой монашки, которой Кровавая Сестричка, собственно, и обязана, потому Кровавая Сестричка все больше терзается и злится по мере того, как накапливаются доказательства вины матери-настоятельницы. В одной сцене она говорит «блядь». В другой орудует кадилом как кистенем и мозжит башку старому жезлоносцу, одной из пешек матери-настоятельницы, начисто снеся беззубый череп с плеч долой. Затем, в третьем акте, разражается настоящая оргия возмездия, когда свет проливается на жестокую истину: оказывается, крутая старая вице-мать-настоятельница, она же монашка, которая спасла Кровавую Сестричку, на самом деле не была спасена, сама, по-настоящему, – более того, в течение 20+ лет образцовых чтений новенн и выпечки облаток страдала от скрытой дегенеративной рецидивистской душевной гнили и возобновила – вице-м.-н. возобновила, как раз когда Кровавая Сестричка приняла постриг, – не только возобновила зависимость от Вещества, но и даже начала торговать в серьезных масштабах самой прибыльной на тот временной период дурью (что после 20+ лет сменилась с марсельского героина на колумбийский Бинг Кросби для фрибейса), чтобы оплачивать собственную тайную привычку, и скрытно руководила торговыми операциями в малоиспользуемых исповедальнях Общественной миссии спасения Ордена. Начальница этой монашки, старшая крутая монашка – мать-настоятельница, наткнувшись на предприятие по торговле наркотиками после того, как ныне картанутый жезлоносец сообщил ей о подозрительном количестве лимузинов с не самыми богобоязненными людьми в золотых цепях у Общественной миссии спасения, и не в силах вызвать в себе благочестивое смирение, дабы принять тот факт, что у нее, очевидно, не получилось поистине и навсегда спасти экс-дилера, чего требовал долг перед уже отошедшей от дел восьмидесятилетней монашкой, которая спасла ее, – эта мать-настоятельница как раз и убила экс-панковую послушницу Кровавой Сестрички, чтобы заставить ее замолчать. Выясняется, точкой для затаривания Веществом наркозависимой панкушки Кровавой Сестрички, когда она еще была Там, до спасения, была как раз печально известная Общественная миссия спасения вице-матери-настоятельницы. Другими словами, монашка, которая спасла Кровавую Сестричку, но сама при том оставалась втайне неспасенной, являлась дилером Бинга крутой девчушки, вот почему крутая девчушка-некатоличка оказалась таким знатоком Конфитеора [182] Краткая покаянная молитва перед мессой. . Мать-настоятельница Ордена решила, что это только вопрос времени – когда обращение и спасение девчушки достигнет духовного пика, и она нарушит осторожное молчание и выложит Кровавой Сестричке неприглядную правду о монашке, которая, как она (Кровавая Сестричка) думала, спасла ее (Кровавую Сестричку). Вот она (мать-настоятельница) и стерла карту девчушки – якобы, поведала она (мать-настоятельница) своей правой руке, вице-матери-настоятельнице, чтобы спасти ее (вице-мать настоятельницу) от разоблачения, отлучения и того хуже, что непременно случилось бы, не заставь она девчушку замолчать 297.