Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

Это до открытия непревзойденного пакгауза над фальшпотолком в мужском коридоре общежития Б.

– Просто детская истерика, – Фрир хмыкает, как правило, безрадостно. – Все, что я успел вытянуть до истерики, – старик Полтергейста что-то там ему наобещал, если он что-то там сделает, – его речь была невнятной, потому что он подпирал щеку языком и мазал на случай потенциального прыщика. – И Потлатому кажется, что он свою сторону сделки выполнил, а вот батяня, если я правильно понял, его бортанул.

Плечи Потлергетса так и ходили туда-сюда, пока он заливал ладони слезами.

– Другими словами, надул его папаша, – сказал Пемулис Фриру.

– Я так понял, батяня ни с того ни с сего задумал реструктурировать изначальный договор.

Пемулис расстегнул ремень.

– Очки мастерски втерты, палец ловко обведен, если облечь в красивые термины.

– Что-то там про Дисней-Уорлд, пока не началась сырость.

Пемулис снял неигровые кроссовки, надавив носком одного на пятку другого, глядя в нежный завиток на затылке Потлергетса. Он бы никогда не проявил такой ребяческой наивности, как вслух поинтересоваться у Фрира, не собирается ли он уже одеться, чтобы выйти на корт; он бы никогда не позволил Фриру думать, что тот еще до начала матча занимает мысли Пемулиса.

– Потлер, это из-за инцидента с Эсхатоном? Из-за носа? Потому что я могу раскрыть глаза Полтергейсту-старшему, что, как выясняется, никого младше 17 не обвиняют, так ему и скажи, Тоддер. Там подвезли целые сухопутные баржи говна, но в вашу сторону, ребят, и капли не плеснет, так что успокойся.

– Все ложь, – проныл Потлергетс, не поднимая глаз, из-за ладоней, с плоскими сосками, тощим молодым животом, почти призрачно-белыми ступнями под бронзой икр, мотаясь взад-перед, качая головой, такой ужасно юный и невинно беззащитный, как будто доморальный. Из-за ладоней торчали белые полоски пластырей, с апокалипсиса Дня В.

– Ну, справедливости в жизни мало, это да, – признал Пемулис. Викинг издал себе под нос какой-то звук.

Пемулис вызывает в памяти отца Полтергейста. Застройщик из Миннеаполиса. ТЦ, технопарки, кипящие территории на обочинах ревущих автострад. Под пятьдесят, подтянутый, переухоженный загар, перебор в плане прикида, харизма и напор тамады с мотивационных семинаров. Акула, а не папка, с тонкими усиками и слепящим блеском обувной кожи. Он попробовал разыграть в воображении сцену, как эта отцовская фигура дубасит Кейта Фрира по макушке скалкой и на черепе Фрира вскакивает лысая мультяшная шишка (Пемулис просчитал, что победа или даже три сета с Фриром автоматически значат попадание в заявку на «Вотабургер», вот почему он готов преступить некий как бы личный кодекс чести и закинуться предматчевым Тенуатом, который даже с 36-часовым циклом распада – больше слабоумие, чем отвага, учитывая, что они с Инком избежали анализа мочи только благодаря тому, что Пемулис пригрозил миссис Инканденце, что расскажет Инкстеру про спортивные рандеву Аврил с Джоном Уэйном, а Аврил – такой администратор, который все записывает и потом выдает холодным сполна, и на пару с Ч. («Пополамная Буренка») Тэвисом и без того не великий фанат Пемулиса, особенно после инцидента с электрической ручкой Раск и судом. А дрины вроде все никак не торкнут. Вместо припадка безжелудочной спортивной доблести Пемулис чувствует только легкую неприятную развинченность и какую-то внешнюю сухость в глазах и рту, как будто он стоит лицом к теплому ветру). Собственного Па Пемулис ни разу не видел ни в чем, кроме навечно пожелтевшей под мышками белой футболки Hanes.

– Жизнь несправедлива, потому что все ложь, – прорыдал Потлергейтс в ладони. Фланелевые плечики содрогнулись.

В душевых сливах вздохнуло и заурчало что-то древнее – тошнотворный звук.

– Веселей, – Пемулис с армейской аккуратностью извлекал все необходимые для матча предметы одежды, складывал их по новой и убирал в неподарочную спортивную сумку «Данлоп». Поставил ногу на скамью и бросил взгляд налево и направо. – Потому что если это единственная тучка на твоем горизонте, то будь покоен, Призрачная мощь: кое-что в мире – первостатейная истина высшей пробы.

Фрир сложил пальцы в пинцет и принялся за вторую щеку.

– Пусть хнычет. Пусть деточка поистерит. Перебесится. Тринадцать, едренбатон. Да в тринадцать он еще и на одной улице с настоящим расстройством не ходил. Даже взглядом на улице не встречался с настоящим разочарованием и, и с фрустрацией, и болью. Тринадцать: боль только слухи. Как его там. Ангст. Да малыш не узнает подлинный ангст, даже если тот к нему в упор подойдет и шею заломит.

– Это вам не реальный полновесный реальный ангст из-за потенциального прыщика на щечке, Вики, а?

– Сделай бочку, Пемулис, – даже не повернувшись. И Пемулис, и Фрир произносили слово «ангст» со слышимым «г», заметил бы Хэл. Викинг растянул рот и задрал большой подбородок, чтобы изучить кожу на челюсти, слегка поворачиваясь, чтобы охватить и боковые зеркала.

Пемулис широко улыбнулся, попробовав разыграть сцену, в которой Кейт Фрир сидит в позе лотоса в холщовой смирительной рубашке с пустыми глазами, пропевая все высокие ноты в «No Business Like Show Business», пока вокруг щелкают пальцами санитары в кипяченой белой форме и строгие медсестры в чепчиках, бесшумно топают чистые белые больничные тапочки, вечность напролет. Он уже был голый до чинос и босых светло-коричневых ног. Сравнил синюю футболку с черным пауком-волком со случайной красно-серой футболкой с надписью «Водка – враг, выпил – брак!», предположительно на русском. Его четыре хороших палки «Данлоп» лежали стопкой на скамье слева от Потлергетса. Он взял две и проверил натяжку, постучав головой одной ракетки по струнам другой и прислушавшись к звону струн, потом поменял ракетки и повторил процесс. У той самой, правильной натяжки – свой особый тон. Средние Dunlop Enqvist TL Composites. 304.95 американских долларов в розницу. У струн из натурального кетгута какая-то околостоматологическая сладкая вонь. Логотип с точкой в окружности. На Потлергетса он почти не смотрел. Наконец выбрал футболку с кириллицей и пиктограммой бутылки. Закатал и сперва продел голову – старомодный способ его покойного замечательного Па. Здешние детки побогаче сперва продевали руки. Потом уже голову. Еще ребят на бюджетном почему-то можно отличить по тому, что сперва они надевают носок и ботинок на одну ногу, а потом носок и ботинок – на другую. См. напр. Уэйна, который был у них в комнате сразу после обеда, когда Пемулис принял решение заскочить за предматчевым Тенуатом. Комната Уэйна по соседству, а он стоял в их, у фармокопической прикроватной тумбочки Трельча, без футболки и с мокрыми волосами, со слезящимися глазами и затертым «Клинексами» носом, блестящим от увлажнителя. Левой рукой Викинг сжимал сырой теннисный мячик, осматривая лоб в основном на ощупь. Психическая контрстратегия Пемулиса заключалась в том, чтобы тоже не торопиться одеваться, разогреваться и выходить на корт. Пемулис – который боялся и ненавидел непрошеных гостей в своей комнате и постоянно пилил Шахта за то, что тот забывал запирать за собой дверь, и которого не пугали талант, успех и безэмоциональная сдержанность Уэйна – хотя он все же был с ним настороже, с Джоном Уэйном, как бывает ненапуганным, но настороже внушительный хищник рядом с другим внушительным хищником, особенно после виртуозного, но рискованного выступления в некоем кабинете администрации неделю назад, о котором никто из них не упоминал, – холодно поинтересовался у Уэйна, чем же он может помочь, и Уэйн точно так же холодно не оторвался от обшаривания прикроватной тумбочки больного Джима Трельча и ответил, что зашел одолжить у Трельча Селдан [277] См. выше примечание 22. , который, как Пемулис действительно слышал за завтраком, Трельч расписывал в красках сморкающемуся Уэйну как боевую ядреную бомбу класса антигистаминных, особенно за то, что после нее не тянет в сон и потому можно функционировать на самом высоком уровне. Пемулис поправил задние резинки ракушки, стараясь восстановить в памяти этот момент с Уэйном. Уэйну нужны чистая голова и высокая функциональность легких, чтобы играть с сирийским теннисистом на неформальной выставке в 15:15. Уэйн этого не объяснял; Пемулис сам прочел на борде академии. Одной из причин, почему Пемулис чувствовал себя не по себе и настороже из-за непрошеного присутствия Уэйна в комнате, был один буклет, – потому как, учитывая некий кабинетный инцидент, вполне возможно, что Уэйн мог подозревать Пемулиса в авторстве одного там буклета со староанглийским шрифтом, развешанного на разных досках объявлений, включая общую ТП-борду ЭТА, который анонсировал на 14.11 совместный арифметический мастер-класс Джона Уэйна / доктора Аврил Инканденцы для доквадривиумных младше-14 на тему, как 17 на самом деле помещается в 56 больше, чем 3,294 раза. Момент состоял в том, что полуодетый Уэйн торчал в комнате, с одной ногой босой и второй – в носке и ботинке. Пемулис чуть покачал головой, глянул на Потлергетса и попытался набрать слюны.