Людмила Штерн - По месту жительства

— Но надо же действовать!..

— Я вот для начала мыслю снарядить Пашу в магазин. Есть охота, да и выпить не грех… — Валька повертел перед нашими носами синей пятирублевкой, — грязно работают, — не изъяли капитал.

Когда Булкин появился со своей разноцветной картошкой, Валино лицо выражало пасхальную кротость.

— Паоло, друг, сгоняй в Сельпо, купи нам курева и каких-нибудь консервов.

Булкин приставил палец к виску и выразительно им покрутил:

— Паря, ты воще того… соображаешь?

— Я-то соображаю, но и ты своей головой подумай… Мы же не шпионы и держат нас ни за что.

— Коли ни за что, так выпустят.

— А пока что мы ноги протянем. Слушай, а что если ты меня одного отпустишь, а их будешь сторожить со страшной силой?..

— Куда еще?

— Да говорю тебе — в магазин. Сигарет купить и какой-нибудь еды человеческой.

— В магазине человеческой еды отродясь не бывало, — убежденно сказал Булкин, — так что нечего и ноги бить.

Однако по его лицу стало ясно, что у Вали появилась надежда.

— Пашунчик, ты же русская душа, ты же золотой парень, выпусти меня на пятнадцать минут, — пять — туда, пять — обратно, пять — там.

Булкин тяжело вздохнул. Весь его вид выражал доброту, сочувствие и сомнение в дозволенности этих чувств.

— Да что ты беспокоишься? Сам же сказал, что Дёмина не будет.

— Валяй, — вдруг решился Булкин. — Но смотри, через пятнадцать минут чтоб был у меня тут, как штык.

Валя вернулся секунда в секунду, держа в руках буханку хлеба, две банки бычков в томате и пачку «Примы». Под мышкой у него торчало что-то длинное, завернутое в газету.

— А это что? — показала я на сверток.

— Это-то? Колбаса… копченая. Краковская что-ли или полтавская.

— Колбаса?! — задохнулся Булкин. — Колбаса в магазине?!

Как ужаленный сорвался он с места и исчез, даже не притворив за собой дверь.

Мы ошалело уставились друг на друга.

— Господа, — опомнился Валя, — по-моему, нас больше не задерживают, — он высунулся в коридор и поманил нас пальцем. — А ну, по-быстрому.

Мы выскочили из клетушки, и Леша осторожно щелкнул замком. В коридоре было пусто. Мы прокрались на цыпочках, не скрипнув половицей, и оказались на улице. Нигде ни души. И тут мы рванули. Петляя между амбарами, мы проскочили железнодорожные пути, редкий лесок и кубарем скатились в песчаный карьер. Оттуда медленно выползал груженный песком сорокатонный МАЗ. Мы замахали руками.

— Куда вам, ребята? — высунулся шофер.

— В Гаврилино или в ту сторону.

— Кильский цементный завод годится?

Мы закивали и забились в кабину. МАЗ медленно набирал скорость.

— Откуда вы такие нарядные? — полюбопытствовал шофер, разглядывая наши туалеты и обросшие физиономии моих друзей.

— Из лесу, вестимо. Геологи мы.

— И девка, что ли, геолух? Ну и дела… — хохотнул шофер.

Я высунулась из кабины, — погони не наблюдалось.

— Э, — давай-ка свою колбасу, — вспомнил Леша, ломая буханку.

— Полтавскую, что ли? — Валя торжественно развернул газету. Перед нашими носами заблестела бутылка перцовки.

— Ну, ты даешь! — восхитился Леша.

Шофер бросил на перцовку нежный, скользящий взгляд.

Валя сорвал зубами алюминиевую крышечку и пустил бутылку по рукам. Описав четыре полных круга, она вылетела в окно и, звякнув о валун, разлетелась вдребезги.

— А подумал ли кто о Паше, о трагичной его судьбе? — спросил Леша.

— Ни черта ему не сделается. Отсидит 15 суток на гауптвахте за ротозейство… с учетом, что я пока не рябая и мне еще не сорок.

— А люди, между прочим, по двадцать лет сидят и ничего… — ехидно процитировал Валя.

Мы расслабились, закурили. Впереди показались ворота Кильского комбината, но шофер не высадил нас. В приливе братской любви он погнал свою громадину в Гаврилино и затормозил недалеко от палаток.

— Спасибо, старик, выручил… — Валя порылся в кармане и извлек рубль.

— Обижаешь, — горестно сказал, шофер, отводя Валькину руку, — я же к вам с душой!

На базе царило мирное воскресенье. Над озером стелился вечерний туман. У берега покачивалась лодка с неподвижными фигурами. Мессалина и Петька удили рыбу. Из крайней палатки четкий голос произнес: «На этом мы заканчиваем еженедельный обзор „Глядя из Лондона“». Затем грянул джаз. У костра резались в преферанс. Завидев нас, повар Толя издал «тарзаний» клич. Коллеги повскакали, уступая нам место у огня. Петя подгреб к берегу, начальство приветствовало нас ласковой улыбкой.

— Ну-с, явились пропащие, — материнским голосом сказала она. — А я только подумала, куда это они подевались?

Я нырнула в свою палатку. Спальный мешок был раскурочен, чемодан перевернут, на тумбочке валялась чужая гребенка.

— Эй! — заорала я. — Кто у меня тут шарил?

— Ой, совсем забыли… — гости к нам нагрянули. Грибники. Заблудились в лесу, — плутали целый день, а ночью набрели на нашу базу. Куда их денешь? Оставили ночевать.

— Откуда грибники тут взялись?

— Из Петрозаводска. Инженеры с лесокомбината. Двое мужиков и баба с ними. Так мы женщину в твою палатку запустили.

— Товарищи дорогие! — всполошилась Мессалина, — А чего это вы явились пустые? Где ваши образцы? Где приборы? Уж не утопили ли?

— Боже сохрани, — ужаснулся Валя, — все в целости. Оставили на хранение на станции Шелтозеро у приятеля моего. Дёмин — его фамилия. Может, съездите, заберете?

— Ах ты черт, обида какая! — всплеснуло руками начальство, — да мы час, как оттуда.

— Не нас ли встречали? — светским голосом спросил Лёша.

— Чего вас встречать? Не маленькие, дорогу знаете. Нет, мы этих грибников отвозили, еле к скорому Петрозаводскому успели.

— Ну и дурачье же народ, — вмешался Петя, — не знают леса, — сидели бы дома, грибы на базаре бы собирали.

— А какие они из себя, грибники ваши? — вдруг насторожился Валя.

— Да никакие, обыкновенные. Парни молодые, а тетка постарше будет.

— Женщина, между прочим, страшила порядочная, — вставил повар Толя и потыкал себя пальцем по щекам, — знаете, рябая такая, лет сорока.

И он плеснул нам в миски дымящийся борщ.

О начале весны в Ленинграде возвещает Нева. Шуршат и потрескивают дымчато-зеленоватые льдины. Изнуренное долгой зимой, очищается небо. И над памятниками и дворцами воцаряется легкомысленный запах свежей корюшки.

В апреле и мае входит эта маленькая рыбка из семейства лососевых в Неву и Нарову метать икру. Тут и происходит главный улов, и продают ее с лотков на улицах и площадях.

Вот работяга устанавливает на тротуаре ящики. Рядом суетится тетка, явно хмельная, с малиновым распухшим лицом. На ней пятнистый от грязи, словно маскировочный халат поверх ватника и шерстяной платок. Вокруг уже гудит толпа.