Арундати Рой - Министерство наивысшего счастья

Люди любили Менее Строгих, но боялись и уважали Строгих. В войне на истощение, которую первые вели со вторыми, гибли сотни людей. В конце концов Менее Строгие объявили о прекращении огня, вышли из подполья и поклялись перейти к методам Ганди. Строгие продолжали сражаться, за ними охотились много лет, отстреливая одного за другим. Однако на месте каждого убитого появлялся новый повстанец.

Через несколько месяцев после убийства Усмана Абдуллы его убийца (хорошо известный всем неизвестный стрелок) был схвачен и убит военными. Тело было отдано семье с пулевыми ранениями и следами ожогов от сигарет. Кладбищенская комиссия после долгих прений решила, что он тоже был мучеником и поэтому заслуживает чести быть погребенным на кладбище мучеников. Его похоронили на противоположном краю кладбища, надеясь, вероятно, что большое расстояние между Усманом Абдуллой и его убийцей предотвратит их ссоры в загробной жизни.

По мере того как война разгоралась все сильнее, размытая линия противостояния становилась все жестче и жестче. Каждая из этих линий стала дробиться на вторичные линии. Из среды Строгих выделились Более Строгие. Простые люди умудрялись каким-то непостижимым образом угождать им всем, поддерживать их всех и мешать им всем одновременно и продолжать жить при этом своей — запутанной, с точки зрения Строгих, — жизнью. Авторитет Мои-э-Мукаддаса остался непоколебимым. Даже увлекаясь быстрым потоком Строгости, все большее число людей приходили к святилищу, чтобы выплакаться и облегчить ношу разбитых сердец.

С безопасной высоты балкона мисс Джебин и ее мать смотрели на приближавшуюся похоронную процессию. Как многие другие женщины и дети, сгрудившиеся на деревянных балконах старых домов, мисс Джебин и Арифа приготовили лепестки роз, чтобы бросить их на тело Усмана Абдуллы, когда его будут проносить мимо. По случаю холода мисс Джебин была одета в два свитера и шерстяные варежки. Головку девочки украшал маленький шерстяной хиджаб. Тысячи людей нескончаемым потоком текли мимо дома, исступленно крича: «Азади! Азади!» Мисс Джебин и Арифа тоже присоединились к этому хору. Озорница мисс Джебин иногда кричала: «Матаджи!» («Мама!») вместо «Азади!». Во-первых, эти слова были похожи по звучанию, а во-вторых, каждый раз, когда дочка путала слова, мама смотрела на нее, улыбалась и целовала в лобик.

Процессия должна была пройти мимо бункера 26-го батальона пограничной стражи, расположенного в сотне футов от того места, где находились Арифа и мисс Джебин. Дула пулеметов выглядывали из затянутых стальной сеткой окон пыльного блокпоста, сооруженного из листового железа и деревянных брусьев. Бункер был забаррикадирован мешками с песком и оплетен колючей проволокой. Армейские бутылки из-под «Старого монаха» и тройного рома были привязаны к колючей проволоке и тихо позвякивали, ударяясь друг об друга, — это была примитивная, но надежная система тревожной сигнализации. Любое прикосновение к проволоке вызывало громкий звон. Бутылки из-под спиртного на службе нации. Кроме всего прочего, дополнительный эффект достигался оскорбительностью такой системы для правоверных мусульман. Солдаты в бункере подкармливали бродячих собак, которых местные жители сторонились (как и подобает правоверным), и эти собаки служили еще одним кольцом охраны. Собаки сидели вокруг бункера, наблюдали за процессией — внимательные, но не напуганные. Процессия приближалась. Солдаты внутри бункера превратились в тени, слившиеся с защитной сеткой. Капельки холодного пота текли по спинам под зимней военной формой и бронежилетами.

Вдруг раздался взрыв. Не очень сильный, но достаточно громкий, чтобы породить слепую панику. Солдаты вышли из бункера, заняли позицию и открыли огонь из пулеметов и автоматов по безоружной толпе, запрудившей узкую улицу. Солдаты стреляли на поражение, стреляли, чтобы убить. Даже после того, как толпа обратилась в бегство, пули продолжали гнаться за ними, попадая в подставленные спины, затылки и ноги. Некоторые испуганные солдаты нацелили оружие на людей, смотревших на процессию с балконов, и разрядили диски автоматов — в балконы, в перила, подоконники, оконные переплеты, в мисс Джебин и ее мать Арифу.

Люди, несшие гроб с телом Усмана Абдуллы, были убиты. Гроб открылся и еще раз убитое тело вывалилось на мостовую в неестественной, отвратительной позе, распростершись на белом саване. Дважды убитый рядом с убитыми один раз.

Да, некоторые кашмирцы тоже умирают дважды.

Стрельба затихла только после того, как улица совершенно опустела. Остались только убитые и раненые. И обувь. Тысячи пар обуви.

Некому было оглушительно повторять лозунг:

Действия военных властей после этого массового расстрела были скорыми и эффективными. В течение часа все трупы были отвезены в центральный полицейский морг, а раненые доставлены в больницы. Улицу полили из шлангов, кровь смыли в канализацию. Снова открылись магазины, и было объявлено о восстановлении спокойствия. (Об этом всегда объявляли, чтобы люди знали.)

Позже было установлено, что хлопок, похожий на взрыв, прозвучал из-за того, что какой-то автомобиль наехал на пустую картонную коробку из-под мангового сока. Кто виноват? Кто оставил пакет из-под сока на проезжей части? Индус или кашмирец? Или, может быть, пакистанец? Кто был за рулем? Был учрежден трибунал для расследования массового убийства. Но факты так и не были установлены. Никого не обвинили. Это случилось в Кашмире. Значит, виноват Кашмир.

Жизнь продолжалась. Смерть продолжалась. Война продолжалась.

Все, кто видел Мусу Есви во время похорон жены и дочери, отметили его полное спокойствие. Он не выказывал никакой скорби, наоборот, выглядел Муса отстраненным и отчужденным. Вид у него был настолько отсутствующим, что, казалось, его вообще не было на похоронах. Наверное, это в конце концов и послужило причиной его ареста. Или его выдало сердцебиение. Наверное, оно было либо слишком сильным, либо недостаточно сильным для мирного гражданина. Так, бывалые солдаты на блокпостах иногда присматриваются к груди молодых людей и прислушиваются, как бьется их сердце. Ходили слухи, что у некоторых солдат есть стетоскопы. «У этого парня сердце бьется за свободу», — якобы говорили солдаты, и этого было достаточно, чтобы отправить организм, сердце которого бьется слишком быстро или слишком медленно, в ближайший пыточный центр.

Мусу арестовали не на блокпосте. Его взяли дома, после похорон. Излишнее спокойствие на похоронах собственной жены и дочери не могло остаться незамеченным.