Сергей Тютюнник - Обломок Вавилонской башни

— Гарик, не суетись. Чего ты нервничаешь?

Георгий смотрит на руки солдат. Они тоже не вымыты. Но мать не обращает внимания: думает — обычная грязь…

Чихория-старший отправляет дочку в свою комнату, ждет несколько минут и зовет к себе сына. Георгий с полным ртом подходит к постели. Мать суетится на кухне.

— Сынок, — тихо говорит отец. — Не сегодня-завтра будет ввод войск в Чечню…

Георгий перестает жевать и стоит с полуоткрытым ртом.

— Ребята наши из училища сказали, — продолжает полковник, глядя сыну в черные распахнутые глаза, — что армия будет отрезать от Чечни районы, преимущественно населенные ингушами, для создания Ингушской республики… Смотри там, осторожнее. Неизвестно, как среагирует Дудаев. Возможна война…

Георгий на ватных ногах возвращается на кухню и садится за стол. Есть больше не может. Ему хочется рассказать отцу все: про ночной бой, про Джаканова, про раненых, про то, что война для него уже началась… "Только разволнуются старики", — понимает Чихория-младший и поэтому молчит.

— Живее, мужики! — сердито подгоняет солдат. — И так засиделись тут.

У солдат изо ртов летят крошки. "Как дети", — думает Георгий. "Как дети", — думает мать.

— Да куда же вы летите?! — она прижимает руки к высохшей груди и морщит лицо, готовясь заплакать. — Побудьте хоть часок! Когда же я тебя, Гарик, еще увижу?!

— Все, мам, пора, — и Георгий идет прощаться с родней.

Солдаты бухают сапогами, спускаясь по лестнице. Георгий чмокает мать в мокрую щеку и бежит следом.

Холодный, сизый от пожаров ветер гонит по улице янтарные листья и гудящую машину скорой помощи. Улучшения погоды не предвидится, и дым не поднимается в небо, а ползет по дворам и сочится в кабину "Урала", где старший лейтенант Чихория давит ногой на "газ" и нервно курит. Ему, видно, мало дыма горящего Отечества…

У военного городка стоит врытая в землю боевая машина пехоты, по обе стороны от нее — окопы. Над брустверами, как черепахи, двигаются солдатские каски. Где-то под ними – замурзанные солдатские лица. Георгий представляет себе выражение глаз.

Он проскакивает на "Урале" мимо блокпоста и тормозит у своего дома, спрятав машину за танк, у подъезда. Окна в доме целы, значит, танк не сделал ни одного выстрела. Чихория взлетает на свой этаж и стучит в дверь…

Пока Майя висит на его шее и дрожит от плача, Георгий смотрит на чемоданы, выставленные в коридор.

— Ты куда собралась? — спрашивает, наконец, у жены, чуть успокоившейся.

— Ну, как же? А вдруг эвакуация… Городок обстреливали.

— Что-то я не заметил, — удивляется Георгий.

— В наш дом не попало, а в соседнем, который ближе к поселку, у многих стекла побило. Правда, все живы, но сейчас холодно, и жильцы по соседям разбрелись. Да и вообще женщины с детьми кучкуются у кого-нибудь в квартире и сидят скопом по пятьшесть семей, чтоб не страшно. Мужиков ведь нет.

— Как дочка? — спрашивает Георгий, все еще стоя в коридоре.

— Спит. Что ей? Каши наелась, куклу под голову, и сопит в две дырки. Ты почему не проходишь?

— Майя, некогда. Я и так уже полдня мотаюсь, еще в полку не был. Чувствую, фитилей в задницу получу…

— Где мотаешься? — Майя вытирает глаза кулачками.

— Раненых возил, — неосторожно признается Георгий.

— Каких раненых? — замирает жена. Ее настежь открытые большие глаза сверкают влагой.

— Ну, в общем, зацепило там пару солдат…

— Ой, Гарик, я боюсь! — всхлипывает Майя и опять повисает на шее мужа.

— Только не канючь, пожалуйста! Все будет нормально, – раздражается Георгий. — Я был в городе, у своих стариков. Они сказали, что с твоими созванивались. Тебе привет. У них все хорошо…

Он стоит в обнимку с Майей несколько секунд и, похлопав жену по худенькой спине, говорит:

— Значит, так. Я в полку. К окнам не подходи — вдруг какая-нибудь пуля-дура! За Тамаркой смотри! Я побежал, — и стучит сапогами по ступеням.

— А поесть?! — кричит в распахнутую дверь Майя.

— Я поел дома! — доносится с лестницы.

— Дома… — повторяет тихо Майя. — А я где? — и закрывает дверь.

Всклокоченный Сашка Иванченко в оружейной комнате копошится над патронными ящиками.

— Наконец-то! — вскидывает он лохматую голову, увидев Чихорию и его солдат. — Где ты лазишь? Мы уже тут подумали, что вы в плену или "пали смертью храбрых".

— Раненых в госпиталь возил, — оправдывается перед ротным Георгий.

— Оружие все на месте? — наседает Иванченко.

— Все.

— Кто ранен? — доходит, наконец, до Сашки.

— Рамазанов и водитель.

— От блин! Этот Рамазанов!.. — сердится Иванченко.

— У него серьезное ранение — две пули в грудь. Как бы концы не отдал, — объясняет Чихория.

— Только этого не хватало. Пол-Дагестана родни с кинжалами съедется на разборки. — Сашка устало садится на ящик с патронами. — Ставьте оружие в пирамиды! — командует столпившимся у дверей солдатам.

— Какая тут обстановка? — переводит стрелки разговора Георгий.

— Обстановка военного психоза! Не знаешь, какая обстановка! — бурчит ротный. — Без конца звонки, построения и совещания…

— А кого ж тут строить, если все на охране объектов? – удивляется Чихория.

— Во-первых, не все. А во-вторых, к вечеру весь полк будет в сборе.

— А взвод Невестина? Он же на подстанции! — поднимает брови Георгий.

— Кончилась охрана объектов. Всех наших меняют внутренние войска и милиция. Взвод Невестина и все прочие скоро будут тут. Короче, общий, а затем — "труба трубит, откинут полог и где-то слышен сабель звон…"

— Не понял, — опять вскидывает брови Чихория.

— Щас поймешь, — Сашка показывает глазами на солдат, бряцающих автоматами у шкафов. — Так! — привлекает ротный к себе внимание подчиненных. — Всем привести себя в порядок и приготовиться к построению на обед! Сразу после обеда — чистка оружия в течение получаса. Затем — все на отрывку окопов! Понятно?!

— Понятно! — гудят солдаты и вытекают из оружейной комнаты.

— Короче, — вполголоса говорит Иванченко, когда ружейка пустеет. — Как я тебе и говорил, идем на Чечню.

— Когда? — не удивляется Георгий и трогает двумя пальцами свой дрейфующий грузинский нос.

— А хрен его знает! Дана команда — ждать команду, а пока будем окопы рыть вокруг городка, — Сашка вздыхает и лезет в карман за сигаретами. — Это жопа, — задумчиво добавляет он.

— Никакая не жопа, — тоже достает сигареты Чихория. — В принципе, это правильно. С этим чечено-ингушским кодлом надо кончать. Иначе никогда покоя не будет, — и смотрит сквозь стену вдаль, где Святой Георгий летит на белом коне карать врагов…

После обеда, выгнув к плачущим тучам горбы мокрых спин, солдаты машут лопатами. Замешанная с камнями глинистая земля чавкает под сапогами. Траншеи, как черви, ползут вдоль границы военного городка.