Сергей Тютюнник - Обломок Вавилонской башни

— Мы не сможем, мы не успеем, — бурчит Иванченко и вырывает свою руку.

— Офицер! Ты не русский, ты меня поймешь, — кидается к Чихории и прилипает к нему ингушка. — Мы достанем денег, мы после заплатим! — Она сползает по телу Георгия и опускается на колени в замешанное ногами сырое тесто земли. — Спасите, кого сможете! Там раненые есть, дети, старые люди!

— Я русский, — отвечает Чихория. — Но я вас понимаю. Встаньте!

— Входите в любой ингушский дом, — стонет ингушка. — Никто вас не осудит. В любой дом входите: там все соседи — русские и осетины — наших людей в подвалах прячут от бандюг и кударцев. Выведите ингушей, а то их всех поубивают! — захлебывается старуха. — На коленях прошу: спасите ингушей, спасите наших детей! Принесите хотя бы одежду и еду тем, кто оттуда вырвался!

Чихория поднимает женщину. Она качается от горя на ослабевших ногах.

— Не волнуйтесь. Сделаем, что сможем, — и смотрит на одетую в его бушлат девочку.

Иванченко рядом скрипит зубами и поглядывает на кричащего майора Савинова, осунувшегося за сутки до неузнаваемости.

До полуночи Чихория с солдатами, кланяясь пулям, бродит по чужим дворам, где одуревшие псы таскают в зубах кишки из развороченных человеческих тел. Взвод ищет по подвалам поселка укрывшихся ингушей и выводит их в полк. Из дымящихся, пропахших гарью домов взвод таскает одеяла, куртки и еду. Вой собак и свист свинца сопровождают Георгия и его подчиненных. Чужие слезы и стенания, чужие кровь и проклятия сопровождают солдат.

Измученные спасательной работой, до тошноты наглядевшись трупов, только глухой ночью добираются они до казармы, где ошалелый от предвоенного психоза Иванченко готовит роту к маршу на Чечню – отрезать от нее куски кукурузных полей и бывшие казачьи станицы для создания Ингушской республики.

Невыспавшиеся, с красными глазами и щетиной на лицах, со смятением в душах выступают наутро в путь солдаты и офицеры.

Колонна машин петляет по изнасилованной дороге. На перекрестках ее встречают и провожают посты военных и полувоенных людей в затасканных бронежилетах: внутренние войска, десантники, милиция, "народное ополчение"… Разбитое шоссе перегорожено железобетонными блоками. Грязные бронетранспортеры и боевые машины пехоты на обочинах покоятся в ямах, замышленных как окопы для техники. Костры дымятся под откосами. Шелудивые бродячие псы роются в пустых консервных банках.

В головной машине едет командир роты старший лейтенант Сашка Иванченко. Он держит на коленях заряженный автомат и готов к любым неожиданностям. Запруженная местными жителями дорога за Назранью не становится неожиданностью. Толстомордый "Урал" мягко, как в масло, въезжает в скопище людей и тормозит.

— Оккупанты, убирайтесь в свою Россию! — кричат ингуши и чеченцы высунувшемуся из окна Иванченке.

— Не пустим! — орут юноши с озорными глазами.

Чихория сидит в кабине второй машины и наблюдает за кипящей толпой. По грузовикам с солдатами летят первые камни.

— Разойдись! — орет Иванченко, открывает дверцу машины и клацает предохранителем автомата.

К ротному подскакивает шустрый мужичонка с горящими быстрыми глазками.

— Люди! Посмотрите: они же все пьяные вдрызг! Посмотрите! – суетится возле грязных сапог Иванченки мужичок, скалится и поправляет свою каракулевую шапку.

И тут Чихория замечает в толпе видеокамеру. Оператор целится объективом в Сашку, налившего злой кровью свои и без того красные от недосыпа глаза. Иванченко замахивается автоматом на провокатора, но Георгий вылетает из кабины и орет над головами гудящей толпы:

— Саня! Видеокамера! Снимают!

Иванченко поворачивает свирепое лицо к Чихории, долго соображает, но через секунду-другую все-таки въезжает в смысл сказанного, ищет глазами видеокамеру и, глубоко дыша, успокаивает себя. Он кладет автомат в кабину и орет, перекрывая галдеж человеческой запруды на дороге.

— Уважаемые ингуши, чеченцы и люди других национальностей! Это колонна Российской армии! Мы не оккупанты и не бандиты, – кричит Иванченко. — Мы движемся по территории России к административной границе будущей Ингушской республики, в создании которой вы должны быть заинтересованы!..

Гомон толпы понемногу утихает. "Чистый комиссар", – ухмыляется про себя Чихория, наблюдая за ротным командиром, который "толкает речь" в расчете на видеокамеру и надеясь, что не все у дороги — провокаторы.

— Все офицеры пьяные! — суетится в толпе мужичонка в каракулевой шапке, блестя колючими глазками. Он недоволен поведением русского офицера и шныряет между людьми, шепча им чтото в уши.

— Никто тут не пьяный. За моей спиной, — кивает рукой на приостановившиеся машины Иванченко, — в глубине колонны едут военные медики, они подтвердят мои слова…

Чихория поворачивает голову назад — туда, куда махнул рукой ротный. Вдоль шоссе, по обочине, едет бронетранспортер.

"Савинов, — догадывается Георгий. — Агитацию в массах проводить… Опоздает", — решает Чихория и закуривает, следя за работой оператора с видеокамерой. "Для кого же и кто это снимает?" — думает он.

— Подобные разговоры, — продолжает Иванченко, возвышаясь на подножке автомобиля над митингующими, и тычет рукой в мужичка в каракулевой шапке, — мы будем расценивать как сознательное препятствие государственной власти!

— Га-га-га! — гогочет в толпе молодежь и скалит порченые наркотическим куревом зубы.

— А теперь, — делает паузу Иванченко, хватанув побольше воздуха в легкие, — кто "за" создание Ингушской республики – прошу очистить дорогу; кто "против" Ингушетии — можете стоять на шоссе хоть до посинения — мы все равно пойдем вперед!

"Это тебе не Савинов со своими "братьями и сестрами", – думает о ротном с восхищением Чихория и улыбается, глядя на рассасывающуюся с дороги толпу. Оператор опускает видеокамеру, и Георгий замечает недовольное сюжетом смуглое лицо.

Бронетранспортер тормозит около головной машины, из люка выныривает "замполит" майор Савинов, похожий худобой на Кощея Бессмертного.

— Что тут случилось? — кричит Иванченке, интересуясь причиной задержки колонны.

— Уже все нормально! — орет ему ротный. — Политзанятие проводил!

— Ага, — кивает ничего не понявший Савинов и ныряет в люк.

Бронетранспортер становится в голову колонны. Рыча моторами, машины дергаются и начинают ползти дальше — к новой, в Москве рожденной границе между Ингушетией и Чечней.

На окраине станицы — заброшенный полевой аэродром военного училища летчиков. Сюда курсанты приезжали летом на практические занятия. Поэтому постройки на разрушенном аэродроме — легкие, фанерные, рассчитанные на жару. Но сейчас — начало ноября. В окнах трех сохранившихся зданий — ни одного стекла. Двери выбиты, деревянный пол во многих местах сорван. Есть крыши и стены. Полк приютился здесь, потому что это лучше, чем стоять лагерем в чистом поле на пронизывающем холодном ветру и под дождливым небом. Кроме того, в летнем лагере летчиков сохранились забор, контрольно-пропускной пункт (КПП) с кирпичной сторожкой и железными воротами, а вокруг аэродрома во многих местах есть ограда с колючей проволокой.