Сергей Тютюнник - Обломок Вавилонской башни

— Зачем вы вмешались? — буравят Чихорию вопросами и упреками. — Мы бы этих осетинских собак сами передушили. Вы только все испортили… Вы даже оставленные нами дома грабили. Вас люди видели, как вы узлы с добром таскали в полк.

— Мы таскали их по просьбе жителей этих домов. Они сейчас под нашей охраной, в полку. Не надо наводить тень на плетень, – отбивается от нападок Георгий.

Приходит Сергей Невестин, уводит Георгия за ворота, рассказывает, как проверял посты на аэродроме.

— Бойцы в окопах по колени в болоте, холод собачий, а они спят! Вот идиоты. В третьей роте ингуши солдата в доску напоили… Но, с другой стороны, замучились все до невозможности… — вздыхает Невестин.

— Иду к постам, а над головой, в дерево — пуля. Шмяк! Смачно так, сочно… Я даже и не понял: пугают или специально в голову целились? Машина проезжает по дороге рядом с "колючкой", из окна - "та-да-дах", очередь в нашу сторону, — и растворяется в темноте… А ты тут как?

— Замучили они меня, — качает головой Георгий. — Психическая инквизиция. Все сочувствие из меня выбили. После этой истории в поселке я ингушей пожалел, но теперь вся жалость выветрилась.

— Ты раньше осетинам сочувствовал, — говорит Сергей.

— Я уже им всем по очереди сочувствовал, потом всех по очереди осуждал, а теперь такая каша в голове, что уже знать ничего не хочу. Отключиться бы…

— Еще те два народца… — роняет Невестин и закуривает. — И здесь ведь предстоит служить. Поговаривают, место постоянной дислокации полка сюда перенесут.

— Я тут долго не выдержу, — крутит головой Георгий.

— Жора, два взводных из второго батальона рапорта написали на увольнение из армии.

— Ну и что? — не удивляется Чихория.

— Я тоже хочу написать, — опускает глаза Сергей. — Может быть, и ты со мной?

Георгий вскидывает брови от удивления и долго молчит. Затем, покопавшись в себе, признается:

— Вообще-то это выход. И хочется, и колется…

— Завтра утром я пишу рапорт. Лучше давай сделаем это вдвоем, — предлагает Невестин, вскинув красивое бледное лицо.

— Я подумаю, — бурчит Георгий и возвращается на улицу к нелепым шляпам и кожаным курткам ингушей. Он слушает их рассказы до рассвета, молчит и курит… Утром на КПП приходят женщина "в возрасте" и пожилой мужчина (конечно, в шляпе и кожаной куртке).

Женщина представляется Чихории начальницей местного радио, а мужчина — каким-то "замом" главы местной администрации. Они — к командованию полка. В ожидании пропуска редакторша кривит губы и рассматривает ссадины на лице Чихории.

— Уезжали бы вы отсюда, — говорит она Георгию. — Из-за вас нам, русским, теперь тут житья не будет.

— Что вы говорите?! — возмущается ее спутник-ингуш. — Что о нас могут подумать?!

Чихория не успевает ответить. Приходит посыльный с разрешением пропустить гостей к командиру. Через полчаса они выходят вместе с Савиновым. Полковой "комиссар" идет на радиоузел с обращением к местным жителям, который хочет объяснять то, что и самому не очень понятно.

Чихория дожидается смены наряда и пишет рапорт вместе с Невестиным, требуя увольнения из армии.

— У вас что, крыша поехала, мужики?! — чешет лохматую голову Иванченко…

Перед обедом на совещании в тесной комнате штабного барака командир полка с воспаленными от недосыпа глазами трясет рукой с зажатыми в ней листками.

— Девять офицеров рапорта написали! — широкие ноздри командира раздуваются. — Считайте, что девять изменников в наших рядах! В такую минуту! Когда полк выполняет боевую задачу!..

Тонкая кожа на черепе измотанного Савинова ходуном ходит.

— Они будут уволены! — кричит он. — Но только после того, как полк выполнит приказ! Если эти офицеры думают, что, подав нам свои бумажные фитюльки, они уже могут быть свободны — это глубокое заблуждение. Покинут полк — предстанут перед военным трибуналом. Судить будем. А пока… — поворачивает Савинов высохшее лицо к командиру. — Владимир Иванович, именно роту Иванченко поставим на границе вместо десантников? Там оба командира взвода рапорта подали. Третьего взводного там нет, сержант на офицерской должности. Я чувствую, был бы офицер, и тот рапорт написал бы.

— Разбегутся с границы, — говорит командир и двигает нервными ноздрями. — Я им не верю.

— Никто никуда не разбежится, — высовывается Сашка Иванченко. — Мои люди на подстанции кровь проливали. Двое раненых. Ингушей из-под огня выводили. Никто не струсил. А эта вся политическая неразбериха действует на солдат и офицеров разлагающе. Мои взводные морально подавлены. Их понять можно.

— Правильно! — бурчит кто-то, не поднимая головы.

— Что правильно?! — вскидывается Савинов. — Что правильно?! Вы Родине присягали стойко переносить все тяготы и лишения!..

— Было бы ради чего! — осмелел еще кто-то из ротных. — Нам тут в рожу плюют, по ночам стреляют, Россию и армию проклинают, а мы не смеем ответить. Все провокаций боимся. Еще и помогаем.

— А вы хотите тут большую кавказскую войну развернуть, убивать всех, кто вам кривое слово скажет? — поднимается с места командир. — Такого не будет! Любой ценой нужно удержать мир. Хватит крови! И с одной, и с другой стороны толпы обиженных и обозленных людей. Все напичкано оружием. Тут одной спички достаточно, чтоб грохнуло, как в пороховом погребе… Да, херовая в стране политика! Херовая власть! И я не боюсь это говорить вам открыто. Но если и мы с вами, армия, расклеимся, то тогда Россия рухнет, как рухнул Советский Союз! Это всем понятно?!

Офицеры слушают молча, глубоко вздыхая и скрипя зубами.

Командир ждет несколько секунд, осматривая немытые, со слипшимися волосами склоненные головы своих подчиненных.

— Раз всем понятно и вопросов больше нет, повторяю: на провокации не реагировать! Языки свои шустрые засуньте и терпите! Так надо! Оружие применять только в крайнем случае, когда явная угроза для жизни личного состава! И только в этом случае и ни в каком другом!

Командир замолкает, переводит дух и ищет глазами Иванченко.

— А твоя рота, раз она такая смелая, как ты говоришь… Согласен с "комиссаром" — пойдет на границу менять десантников! Посидите в открытом поле, чтоб служба медом не казалась. Понял?

— Понял, — вскакивает с места Сашка.

— А теперь всем приятная новость! — успокаивается командир, скользя взглядом по грязным головам офицеров. — Мой "зам" по тылу подполковник Чахкиев сейчас разворачивает за казармой полевую баню. Всем помыть личный состав! А то уже до вшей недалеко. Да и самим помыться!

Дверь внезапно распахивается. Все поворачиваются. Посыльный с КПП с перепуганными глазами кричит, глядя на командира:

— Перед воротами митинг! Ингуши орут, что какая-то военная машина стукнула "Волгу" на перекрестке и удрала! Целая толпа сюда рвется!