Сергей Тютюнник - Обломок Вавилонской башни

Устроившись здесь на постой, полк роет окопы вокруг взлетнопосадочной полосы. Недовольные женщины выводят с аэродрома недовольных коров, жующих дожившую до ноября траву.

— Это наша земля! Разъездились тут! — ворчат хозяйки майору Савинову, который оседлал бронетранспортер и ездит вдоль колючей проволоки проверять готовность окопов и поднимать моральный дух измученных, продрогших солдат.

— Не съедим мы вашу землю, не волнуйтесь так! – отгавкивается Савинов от нападок женщин и просит не водить больше скотину на военный объект.

Взвод Чихории вычищает казарму от закаменевшего человеческого дерьма и закрывает оконные и дверные проемы одеялами.

— Тут еще ничего, — говорит пришедший с окопов Невестин, — а вот взвод Панарина посадили на дальнем приводе. Там хибарка – даже без крыши. Без окон, без дверей — полна жопа огурцов… Как они там будут ночевать? — и вздыхает. — Слава Богу, дождь кончился.

В казарму входит взлохмаченный Иванченко.

— В 15.00 совещание всех офицеров — говорит он и набрякшими глазами оглядывает помещение, сумеречное из-за закрытых одеялами окон. — Комнату для хранения оружия оборудовал? — спрашивает у Чихории.

— Сделали, — кивает головой Георгий и ведет ротного показывать работу.

— Вечером заступишь в наряд по КПП, — бурчит Иванченко и чешет лохматый затылок.

— Блин, Саня! Только не это! Я лучше всю ночь посты буду проверять, — просит Чихория. — Меня на КПП "местные" затрахают.

— Это не я решил, — оправдывается Иванченко. — Кто-то из командования полка твою кандидатуру предложил. Ты — "лицо кавказской национальности", проще будет найти общий язык с "местными".

— У меня сейчас не "лицо", а рожа побитая. Кстати, ингушами.

— А ты говори, что пострадал в боях с осетинскими экстремистами. Зауважают.

— На хера мне их уважение?! — и Георгий щупает хрустящий нос…

На совещании командир полка говорит о том, что Джохар Дудаев официально поприветствовал рождение Ингушской республики, что очень рад за братьев-ингушей, но требует отвода российских войск с линии административной границы Ингушетии и Чечни. Граница же эта проходит километрах в пяти отсюда, на другом конце станицы, за перекрестком. Там сейчас стоят десантники. По обе стороны от них гаубичный полк и мотострелковая бригада, не считая "мелких брызг". От личного состава полка в такой обстановке с учетом враждебности местного населения и наплыва беженцев-ингушей из Северной Осетии требуется повышенная бдительность, боевая настороженность и выдержка. Не исключены провокации. В связи с этим приказ: оружие применять только в случае прямой угрозы для жизни военнослужащих. Посты проверять каждые полчаса. Не допускать дезертирства, пьянства и вообще контактов личного состава с местным населением и прочее, и прочее…

Заинструктированные командиром полка и Савиновым до умопомрачения, офицеры выходят на воздух и закуривают. Возле барака, в котором размещается штаб полка, стоит "Волга" с распахнутыми дверцами. В ней сидят станичные милиционеры-ингуши и слушают песни. Песни льются из автомагнитолы. Мужчина тонким голосом поет на русском языке (с акцентом) о героическом вайнахском народе, который героически боролся с русскими захватчиками и, конечно, героически победил.

— Что это вы там слушаете? — спрашивает у притихших милиционеров Иванченко, наклонившись к машине.

— Это наши народные вайнахские песни — с затаенной гордостью отвечает щупленький милиционерчик. — Вайнахи — это чеченцы и ингуши. Мы — два народа, братья.

— А если Дудаев пойдет войной на Ингушетию, что вы будете делать?

— Этого не может быть! — выскакивает из машины милиционерчик.

— Почему? — подначивает его Иванченко. — Ингушетия создается на территории Чечни, да еще с помощью Российской армии. С какой стати Дудаев будет радоваться, что у него такой кусок земли оттяпали? — офицеры у крыльца улыбаются, и Сашка чувствует это спиной.

— Дудаев рождение Ингушской республики только приветствует! — не сдается милиционерчик.

Но Иванченко загоняет его в угол:

— Ну, тогда закономерно возникает вопрос: почему же он сам раньше не выделил ингушам земли для "свободной и независимой Ингушетии" и не ратовал за создание республики? Территории чеченской пожалел или властью делиться не захотел?

Сашкин противник, судорожно глотнув воздуха, кидается в машину и захлопывает дверь.

Чихория, внимательно следивший за диалогом, отводит Иванченко в сторону.

— Саня, не связывайся ты с ними. И так все на нервах. На хер тебе лишние проблемы?

— Жора, но ты пойми: это же вызов. Выделили им при штабе комнату для "опорного пункта правопорядка" и "более тесного взаимодействия с местными органами власти", а они в "Волге" развалились и гоняют нам песняка про героический вайнахский народ, который сто пятьдесят лет русских бьет! А мы это все должны безмолвно проглатывать? Усраться и не жить! Этим "ментам" замызганным вон на КПП стоять надо и разгонять всю шваль, которая перед воротами торчит и бойцов напрягает!

Чихория вздыхает. Он согласен с ротным. Через два часа ему заступать на КПП и следить за четким пропускным режимом. Но возле ворот толпа местных и гул голосов, а над забором постоянно торчат головы то ли просто любопытных, то ли полупрофессиональных наблюдателей.

После заступления в наряд Георгия и его солдат ситуация не меняется. Чихорию обступают со всех сторон дети, юноши и зрелые мужчины и все сразу говорят о своем. Кто предлагает водку, кто просит продать патроны или гранаты, кто зовет в гости, кто жалуется на зверства осетин и подыгрывающую им армию… Через час дежурства у Чихории начинает гудеть голова. От недосыпа, от усталости, от нервозности последних дней.

После наступления сумерек зажигается желтый фонарь на столбе. К КПП подъезжает грузовой "КамАЗ". Из кабины на землю спрыгивает водитель с автоматом в руке. Георгий напрягается. У водителя широкое открытое лицо, густые усы и улыбка. Ему лет тридцать пять.

— Я Костоев, — протягивает он Чихории шершавую шоферскую ручищу, — из местного отряда самообороны. Вот мое удостоверение. И отряд, и оружие зарегистрированы в милиции. Мы помогаем местной администрации поддерживать порядок в станице.

Георгий, пожав водительскую натруженную ладонь, внимательно рассматривает удостоверение в желтом свете фонаря. И фотография владельца, и запись об оружии, и печать — все есть в "корочках".

— Автомат в милиции, что ли, выдали? — интересуется он у Костоева.

— Нет, — еще шире улыбается шофер. — На базаре в Грозном купил, а потом зарегистрировал.

— И много вас в "отряде самообороны"?

— Восемь человек, — прячет удостоверение в карман черной кожаной куртки.