Тейлор Рейд - Настоящая любовь

Джесс сидит на одном конце кушетки, закинув ноги на кофейный столик, а я, подогнув под себя ноги, сижу на другом. Я сбросила обувь, свитер валяется на полу.

– Так скажи мне, – говорит он. – Какие новые штампы о пересечении границ появились в твоем паспорте?

Я боюсь разочаровать его.

– Уф, на самом деле никаких после того, как ты исчез.

Джесс явно удивлен.

– Ты даже не побывала на юге Италии? – спрашивает он. Ты же готовилась писать статью об Апулии.

– Знаю, – говорю я. – Только… знаешь, жизнь забросила меня в другие места.

Минуту мы молчим, а потом Джесс придвигается ближе и наклоняется ко мне.

– Прости, что я взялся за ту работу, – говорит он. – Прости, что покинул тебя. О чем я думал? Уехать в день годовщины нашей свадьбы?

– Все нормально, – отвечаю я. Мне хочется добавить: «Прости, что я обручилась с другим мужчиной», но я не могу собраться с силами, чтобы сказать это. Мое извинение только привлечет внимание к самым уязвимым и незащищенным уголкам моей души, например, к воспоминаниям о девочке-подростке на вечеринке у бассейна.

– Знаешь, что значит желать кого-либо изо дня в день, а потом наконец увидеть, что сидишь рядом с этим человеком? – спрашивает он меня.

– В последнее время мне кажется, что это все, что я знаю, – говорю я. – Мне все еще с трудом верится, что все это происходит на самом деле. Что ты – здесь.

– Понимаю, мне тоже, – говорит Джесс. Он берет мою руку, сжимает ее в своей и говорит: – Ты подстриглась.

Я касаюсь рукой своего затылка, провожу пальцами по задней стороне шеи, где заканчивается линия волос. Я делаю так потому, что слишком стыжусь своей очень короткой стрижки. Иногда меня раздражают собственные движения. Мне кажется, что это не совсем я, что я играю роль.

– Да, – говорю я. Мой голос звучит резко. Я пытаюсь говорить мягче. – Несколько лет назад.

– И ты стала блондинкой, – говорит он. – Ведь раньше ты ею не была.

– Я знаю, – говорю я. – Но мне так нравится.

– Я почти не узнал тебя, – говорит он, – в аэропорту.

– Я помню тот момент, когда ты вышел из самолета.

– Ты так изменилась, – говорит Джесс, придвигаясь ближе. – Но ты все равно та, о которой я мечтал все эти годы. И ты сидишь прямо передо мной. – Приложив ладонь к моему лицу, он заглядывает мне в глаза. Джесс наклоняется и прижимает свои губы к моим. Рассудок уступает место сердцу, и я растворяюсь в нем.

Он отстраняется.

– Мне кажется, мы должны спать вместе, – говорит он. Он, не отводя взгляда, смотрит мне в глаза.

Я знаю, что соглашусь, дороги назад нет.

Это навсегда изменит мои отношения с Сэмом.

Но я также знаю, что то, о чем мы говорим, неизбежно. Я буду спать с ним, случится ли это через минуту, или завтра, или через две недели. Это произойдет.

Я хочу понять, что сейчас испытывает Джесс, это желание только подогревают мои воспоминания о его прежних чувствах.

Последствия мне известны. Я знаю, чего мне это будет стоить.

Я все равно это сделаю.

– Я тоже так думаю, – говорю я.

Джесс улыбается, а потом начинает хохотать.

– Тогда какого черта мы здесь делаем? – говорит он. Джесс встает и, как джентльмен, подает мне руку.

Я со смехом беру ее. Но, как только я встаю на ноги, Джесс отрывает меня от пола и подхватывает на руки.

– Когда ты в последний раз делала это на односпальной кровати? – спрашивает он. Джесс шутит, и я понимаю, что лучше не отвечать. Но я начинаю беспокоиться, вряд ли то, что я часто выбираю только ту правду, которая мне выгодна, является добрым знаком.

Джесс, держа меня на руках, стремительно покидая гостиную, подходит к лестнице.

– О боже мой! – вскрикиваю я, пораженная тем, с какой легкостью он передвигается по дому со мной на руках. – Ты уронишь меня!

Он не слушает, скачет по ступеням, перепрыгивая сразу через две. Он толкает дверь в комнату, которая когда-то считалась его. Джесс бросает меня на кровать и падает на меня сверху.

Что бы я ни делала, никогда я не чувствовала себя такой защищенной, как вот в таком положении, лежа под ним, ощущая на себе его губы, ощущая, как его руки ласкают мое тело.

Расстегнув на мне рубашку, он распахивает ее.

Мое тело изменилось с тех пор, как он исчез, время естественным образом делает свое дело. Но я не испытываю стыда или смущения. Я чувствую, что возвращаюсь к жизни, как если бы мне хотелось обнажиться как можно больше и как можно скорее, как если бы мне хотелось, чтобы он увидел меня всю.

Я наблюдаю за тем, как он снимает с себя рубашку, подняв руки и стягивая ее через голову. Я с удивлением вижу, что он еще худее, чем мне казалось, и что его торс с левой стороны испещрен поблекшими красно-коричневыми шрамами. Они напоминают завязанные узлом стрелы молнии. На его теле осталось столько следов боли и лишений.

– Я скучал по тебе все эти годы, – говорит он, нежно уткнувшись носом мне в ключицу. – Я скучал по твоему лицу, твоему голосу и твоему смеху.

Мое тело горит, лицо пылает. Его руки намного нежнее, чем остались в моей памяти. Его тело без всяких усилий вливается во все потаенные уголки моего тела, словно наши руки и ноги созданы друг для друга, словно все их изгибы соответствуют друг другу.

Он дергает пуговицу на моих джинсах, расстегивая молнию резким движением руки.

– Но больше всего мне не хватало ощущения твоего тела, – говорит он, снимая с меня джинсы, вначале с трудом стягивая их с моих бедер, а потом швыряя через всю комнату. Не произнося ни слова, он снимает джинсы с себя и вновь принимает ту же позу, прижимаясь ко мне всем телом. – Мне так не хватало ощущения твоих рук на моей спине, – говорит он. – И ощущения твоих ног, обвивающих мое тело.

Я слегка пошевеливаюсь, приглашая его.

Я потом забываюсь.

Я теперь только Эмма, которая любит Джесса Лернера, та Эмма, которой я так долго была в своей жизни.

И когда мы вместе движемся, вместе дышим, вместе испытываем боль, я слышу, как он шепчет:

– Эмма.

А я шепчу в ответ:

– Джесс.

Мы лежим в постели.

Голые.

Мы запутались в простынях и покрыты каплями пота.

Мы лежим в объятиях друг друга, и я вспоминаю прежние времена, когда мы лежали рядом, бок о бок, переводя дух, со сплетенными руками и ногами. Мы научились заниматься любовью, изучая себя с помощью друг друга. Мы любили и желали друг друга, когда были еще неумелы, и мы совершенствовались вместе, в тандеме.

Теперь все замечательно, лучше, чем когда-либо. И хотя мы закончили, я поворачиваюсь к Джессу, и мы начинаем снова.

Он быстро отвечает мне взаимностью, со стоном проникая в меня.

У него несвежее дыхание, от волос пахнет пылью. Таким я люблю его больше всего.

– Еще, – говорит он. Это отнюдь не вопрос и не приказ. Скорее, это просто констатация, наблюдение. Мы вновь занимаемся любовью. Мы опять должны стать ближе.