Алексей Сальников - Опосредованно [журнальный вариант]

Возможно, симпатия к Оле возникла и из-за того, что Лена была учителем и прикинула Олю к классу, почему-то к боковому ряду, ко второй или третьей парте, и то, что она представила, Лене понравилось. Было видно, что Оля спокойная и при этом веселая девочка, из тех, у кого нет проблем со сверстниками, а если имеются неприятности дома, вроде тихого алкоголизма родителей, то об этом никак не догадаешься, пока такое не выплывет наружу, если вообще выплывет. Оля не влезала между Леной и дочерями, не пыталась первой вытереть из измазанные едой руки и лица, но когда все стали собираться, пока Лена одевала Веру, Оля деловито и быстро всунула в комбинезон Аню.

С тех пор, когда случался у Лены разговор с Владимиром по телефону, Оля всегда просила передать привет, иногда Лена просила.

Если близняшки росли с одной стороны незаметно для Лены, а с другой вмещаясь во все большие размеры одежды и обуви, Оля, не меняясь будто, оставаясь все той же девчушкой, стала водить машину, закончила университет, стала менеджером какой-то торговой сети, снимала квартиру, каталась по командировкам и, если верить ее словам, наводила ужас на филиалы в области. «Ох, елки-палки!» — восхищенно подумала Лена, когда Оля прислала ей фотографию с праздничного корпоратива, где макияж, облегающее длинное платье и серьезный молодой человек сбоку делали из Оли такую взрослую тетеньку со взрослыми делами. «С ума сойти, — написала Лена ей тогда. — Я тебя помню девочкой в болоньевой курточке, которая всегда волосы за ухо заправляла». «Ой, да, точно, я это делала, чтобы новые сережки все увидели. И неважно, что никто ничего не говорил, мне казалось, что вот увидят и подумают, до чего красивые сережки, мне этого хватало, этой мысли», — ответила Оля.

Являясь уже достаточно взрослой, но еще не настолько, чтобы отвлекаться на своего мужа и своих детей, периодически окунаться в предчувствия приближающейся старости — Оля была таким связным между Леной, Владимиром и близнецами. Насколько Лена могла понять, Ане было пока не до влюбленностей, по словам Оли, Аня пока находилась в состоянии поиска предмета для подражания и безоговорочного восхищения. Лена, очевидно, на эту роль не годилась никоим образом. Аню восхищали две женщины. Одна из них была двоюродной сестрой Лены, сестру эту закатило в итоге в Норвегию, где она помогала вербально сцепляться разноязычным торговым партнерам, была она уже и замужем, имелась у нее уже и пара разнополых погодков, и муж имелся из местных, норвежских. «Культурные барьеры — сила, — объяснила сестра свой выбор. — Родное посконное-то вот оно, на виду, ты и сам в него слегка погружен, а тут любую выходку можно традицией объяснить. Это успокаивает».

Второй женщиной оказалась Ира, сестра Олега, подсадившего Лену на стишки. Ира осела в Германии, была не замужем, занималась архитектурой по работе, живописью для души, казалась цельной, достигшей всего, чего хотела, но при всем этом первой нашла Лену и попросилась к ней в друзья, через нее же подружилась вконтакте и с Владимиром, и с девочками, и с Лениной сестрой. Живость и уверенность в себе сестры Лены не шли ни в какой сравнение с уверенностью и живостью Иры, которая не ленилась, прилетев, допустим, по делам в Москву или Петербург, заскочить на несколько часов и в Екатеринбург и даже Тагил (и передала привет от Олега, и подружила с Олегом в сети, но он особым поклонником интернет-общения не был, кажется, его больше прельщал «Мир танков»), постоянно созваниваясь и чатясь со всевозможными друзьями, до которых не могла дотянуться рукой или голосом.

Лена не желала ехать к Ирине в гости, потому что это было или долго (поездом), или страшно (самолетом), это не помешало Ире вытащить к себе пару раз близняшек и Ольгу, там она затянула их в такой вихрь поездок и экскурсий, что даже Вера, когда они вернулись, отсыпалась почти сутки. Кажется, Аню зацепило в Ире именно это: даже занимаясь рисованием, быть как Вера, просто не знала, где этому научиться. «Тетя Лена, если вас это утешит, то ведь она на меня тоже не особо равняется, — ответила Ольга в ответ на грустные реплики Лены. — Но мне самой интересно, как у нее это все будет. Если у нее хватит наивности мне сообщить, я и папу введу в курс дела, и вас». «Сама-то как?» — спросила Лена. «Ой, да есть один, но там все сложно», — отвечала Ольга.

«Интересно, что это будет, — написал Владимир за сутки до дня рождения Никиты. — Даже Ольга не знает, наверно. Скажи ты ей, а?» «Мне это все вечером встречать, — пояснила Лена. — Давай уж как-нибудь сам. Ты довольно решительный был, когда уходил, не сильно стеснялся в выражениях». — «Вот злопамятная ты, Лена, правда, ну что это? Когда это было-то? Мало ли что Маша учудит? Она может. А если отменить?» — «За что она тебя выгнала, Вова? За трусость?» — спросила Лена.

Владимир, судя по всему, несколько раз набирал и стирал ответ, затем все же отправил: «Не поверишь. Просто так. Говорила, что надоел. Что не хочет со мной стареть. Что со мной неинтересно. Что когда видит меня такого неинтересного и разваливающегося, ей самой кажется, что она неинтересная и разваливающаяся. Я ей, какая скука после десяти с лишним лет, не о скуке уже нужно думать, а чтобы просто жить. Ну, короче, лучше бы я этого не говорил, потому что она еще сильнее взвилась. Там, что бы я ни говорил, все против меня повертывалось. После этих вот слов она докопалась, что я ее в старухи записываю раньше времени, а она еще ого-го, что на работе ей не устают комплименты делать. Когда после этих слов я сказал, что не сомневаюсь, что делают комплименты, ей сарказм послышался в голосе, все по-новой закрутилось».

«Я уж ее спросил, — добавил Владимир, — давай, какой я тебе нужен, давай, попробую измениться. А она, типа, мне нужен не ты — и все. И стала по нарастающей кричать: „Не ты, не ты, не ты“. Затем мне по морде залепила. Ну, я понял, что тут как бы слова бесполезны. Тут как бы или по старинке оглоблей ее погонять вокруг дома, пытаясь доказать, что в этой пещере я главный неандерталец, ну, или по-современному, без насилия сваливать, пока она сама себе не навредила».

Лена не ощутила радости от такого конца очередного брака Владимира, но все же не смогла не ответить:

«Зато как весело, обрати внимание. Со мной же, насколько помню, тебе скучно было».

«Лена, ну не в этом дело, — набрал Владимир. — Ну в другом причина совершенно. Люблю я ее, понимаешь ты это? Ты же кого-то любила? Не меня — это точно. Но кого-то же».

Владимир был прав, но это было обидно, поэтому часть правоты этого высказывания можно было проигнорировать.

«С чего ты взял, что не тебя?» — спросила она.

«По-другому все это выглядит, Лена, — ответил Владимир. — У меня же было ощущение, что я только с частью тебя живу, а есть еще одна Лена, у которой неизвестно что творится. Будто у тебя вторая жизнь есть, более интересная, но ты мне ее не показываешь. Да хоть бы раз ты сказала, что некоторые книжки, которые я читаю — параша полная, а ты вот с этой вежливой миной слушала меня, ну, это ни в какие ворота». «То есть, я еще и виновата, что ты читал всякую муру?» — удивилась Лена. «Я и сейчас ее читаю, неважно. Дело в отношении. Дело в том, чтобы просто сказать, что думаешь, а не таить, не кроить физиономию сноба, когда тебе что-нибудь говорят, и при этом молчать или вежливо смеяться, как над слабоумным. У меня ведь, Лена, на самом деле не выявлено задержек в развитии, я ведь, Лена, руковожу людьми, как-то они меня ухитряются уважать за что-то. Ты же холодная была, даже непонятно было, зачем ты согласилась на это замужество, ну, правда».