Алексей Сальников - Опосредованно [журнальный вариант]

Думая, что отчасти дело в другом напряжении, а не только в стишке, Лена полезла в душ, потратила всю горячую воду нагревателя на фантазию, почему-то с Олегом, так что в конце мелькнула даже мысль: «Блин, какой бред!», не выходила из-под холодной воды, в надежде, что озноб притупит желание стишка, но это работало не сильнее, чем зажевывание «Орбитом» тяги к сигаретам. «Они придут радостные или не радостные, а я их жрать начну, вместо веселья или утешения», — в самораскаянии подумала Лена. Не без отчаянья стала она смотреть свои старые записи с готовым, но там ничего не пробирало, из-за того что по весне тоже было такое затишье в стихах, и все было затрачено на ежедневное небережливое перечитывание, через это как-то само собой организовались — почти ненужная стирка, а там и дел было — несколько раз бросить вещи в машину и готовка ужина, притом что в холодильнике еще стояли картофельная запеканка и суп, не считая всякой мелочи для перекуса в виде кисломолочных продуктов, яблок и арбузной половины, запеленатой в пищевую пленку. «Спагетти с сыром», — поняла Лена, потому что запеканка была одним из любимых блюд Веры, а она сейчас как бы болела, борщ не был любимым блюдом ни одной из девочек, а макароны любила Аня, но люто ненавидела Вера («Будто кишки на вилке вертишь», — поясняла она неизменно).

В «Пятерочке» недалеко от сада сыра не было, то есть, в принципе, был, но уже в каком-то сомнительном состоянии, такой как бы уже немного адыгейский, только «Российский» выглядел туда-сюда, в макароны бы он сгодился, но в нем Лену выводило из себя его непредсказуемое, очень варьирующееся от раза к разу количество соли. «Кировский» чуть подальше выглядел более замызганным магазином, но уже лучше, чем когда там стояла витрина для готовящейся тут же курицы-гриль и висел ценник, где курица-гриль именовалась курой. Царил в магазине этакий советский торговый мрак, серый каменный пол лежал еще с тех времен, но с продуктами было получше, чем в «Пятерке». По пути в сырный отдел Лена отвлеклась на двух мальчиков, вынутых будто из детского фильма пятидесятых, таких с чубчиками, в каких-то непонятных вельветовых штанах, у одного на голове была даже тюбетейка, они стояли, наклонившись в открытый холодильник с мороженым, и ничего не собирались, кажется, покупать, а просто освежались, на обратном же пути, именно из-за них, минут на десять застряла у кассы, где они выбирали чупа-чупс и все не могли определиться, какой им купить, от финансовой помощи все удлиняющейся очереди они гордо отказывались, завуалированные угрозы и открытое раздражение нетрезвого мужчины с корзинкой «Охоты крепкой» — игнорировали. «У меня трое у самой, — громко сказала женщина-кассир, когда дети ушли, — вроде всегда этот цирк на глазах, но все равно никогда не надоедает».

Солнце показалось особенно тяжелым после кондиционеров магазина, Лена шла так неторопливо, что ротвейлер на поводке успел неспешно сунуть свою харю в наморднике в ее пакет, но и раздражение от задержки в очереди, включившееся с опозданием, не успело выплеснуться на собаковода и утянутого в сторону пса, нисколько не застеснявшегося упреков хозяина. Придумалось, потому что ритм совпадал с черновиком:

Однако и из этого ничего не получилось, зря только обгрызла маникюр, так что пришлось обстригать и остальные ногти, все уперлось в ржавый коленвал просодии, который должен двигаться, но лежит, но при этом движет словом, в какую-то воронку логического вывода все устремлялось, утекало, как из математического бассейна, но и наполнялось из другой трубы, поэтому текст никак не заканчивался, а только разрастался совершенно бессмысленно.

Духота была такая, что даже открытое окно не помогало, когда кипящая в кастрюльке вода превратила кухню в сауну. «Фу, как тут жарко», — сказала Вера, с ходу определив, где находится мать, закончив у холодильника свое слитное движение по дому, начавшееся ударом всего тела в тяжелую для нее входную дверь и особым легким грохотом сбрасываемых кроссовок. «Фу, какая ты скользкая!» — сказала Вера, проведя пальцем по Лениной руке, Лена покосилась в сторону прикосновения и увидела сухую дорожку на своем предплечье. Лена вздохнула: «Да уж».

«А папы не было, — сказала Вера, будто отвечая на вопрос, — кажется, его тетя Маша выгнала». На эти слова Лена ответила неопределенным выражением лица, с таким говорят не очень удивленное «Ну надо же!» на какое-нибудь исчисляемое знание, почерпнутое из детской энциклопедии, вроде расстояния от Земли до Луны или количества населения в той или иной стране. «Но так-то все нормально прошло, весело было?» — поинтересовалась Лена без любопытства, а поскольку топила в это время спагетти в кипятке, то дождалась только ответа: «Фу, макароны опять», — и один близнец сменился другим. «Оля с тобой хочет поговорить», — сказала Аня. «Передай ей, что сейчас доделаю и приду, недолго уже осталось тут париться». Накатила закономерная тоска, о какой Лена целый день не задумывалась, а именно, что сейчас будут давать советы, либо просить советов, либо желать некого хотя бы обсуждения того, что случилось. Не хотелось опрометчиво нагрубить Ольге, а вместе с этим было желание сказать кому-нибудь что-нибудь резкое, сорвать на живом свою копящуюся досаду и литературную скуку. «Кота завести, чтобы в случае чего „пшть“ — и он бежал, уши прижав», — придумалось ей, и стало чуть легче, будто действительно имелось в доме животное и Лена его шуганула.

Разговор стал бы проще, кабы не Вера, висевшая на сидящей Ольге, как холщовая сумка через плечо, не Аня, приведшая Лену в беседку под локоток прохладной мягкой рукой, да так и оставшаяся рядом, а причину, по которой девочки должны были уйти, Лена придумывать не желала; да, это было как бы не их дело, но как опять же не их?

«У мамы опять начался этот дикий период, когда никто ей не нравится, а особенно ей не нравятся нормальные мужчины, а хороши только фрики всякие, от которых мороз по коже, да алкоголики. Еще кажется по наркоману было, один травокур был, другой вроде как кололся, но он сам ушел, хотя мама за него цеплялась не знаю как. Не как за папу, короче».

«О, так это такой разговор, из тех, когда можно вот так вот руку на стол положить и слушать, даже не особо его поддерживать», — догадалась Лена.