Дун Си - Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси [антология]

Когда Ван Чэнь смотрел на Лу Сяобин, Лу Сяобин тоже смотрела на него. В уме она высчитывала, как долго ей придется видеть это лицо. Она внесла корректировки в мировоззрение матери: чувство может только временно уступить место быту. Ее нынешние мечты были просты и реальны: как можно быстрее выстрадать принадлежащее ей одной светлое будущее, счастливую жизнь. Она сама активно изменялась, и жизнь за ночь изменилась так, что в ней появились перспективы. Она сходила в несколько картинных галерей и взяла несколько заказов. У нее больше не было возможности растрачивать время. У нее появился хитрый замысел: как можно скорее превзойти всех остальных. В этом процессе Ван Чэнь при любом раскладе был гарантом стабильности их с матерью жизни. Если прежняя Лу Сяобин боролась из последних сил и вступала в конфликты, то в этот самый момент, столкнувшись с пошлыми жизненными ценностями Ван Чэня, которые она полностью признала, как будто ради этих банальностей в постели ее внутренний стыд мгновенно рассеялся, как дым, его вытеснило удовольствие от мести. Ван Чэнь заслужил такое обращение. У нее же, напротив, появилось чувство победительницы, она пришла к выводу, что именно Ван Чэнь здесь законченный неудачник. Лишь эмоциональные победы и поражения наносят самые тяжелые увечья, они самые жизненно важные. Почему бы и не отдать тебе тело, лишенное души?

Жизнь так похожа на перегруженную красками сюрреалистическую картину, цвета и штрихи в ней трудноразличимы, она причудливо раскрывает тайны сущего, фактура картины предельно иррациональна и ненормальна; такие картины часто оставляют аудиторию в недоумении или заставляют забыть, где они находятся. Лу Сяобин пребывала в таком же состоянии: в какой-то момент она усомнилась в реальности мира, ей показалось, что она постепенно перестает быть самой собой. Внутри ее тела раздавался скрытый грохот разрушения, треск расходящихся трещин. Из кокона выходила новая Лу Сяобин.

Выражение ее лица было совершенно невозмутимым, нисколько не похожим на лицо той, впервые влюбленной, девочки. Изящно изогнувшись в талии, она вошла в спальню, оставив Ван Чэня за спиной.

Теперь уже Ван Чэнь стоял столбом какое-то время. Мысли его несколько спутались. К этому моменту он уже не чувствовал уверенности, что Лу Сяобин любит его. Стоило этой мысли выползти на свет, как на сердце стало тяжело. Он не знал способа противостоять таким обстоятельствам, у него возникло ощущение, что все усилия пошли прахом. В одно мгновение он снова вернулся в то время, когда мальчишки в классе, не дотягиваясь до винограда, объявляли его зеленым, и лишь тайком поглядывали на Лу Сяобин. В нем тут же восстало нежелание смириться, но оно было не такое, как раньше: оно было подавлено какой-то необъяснимой силой, отношением Лу Сяобин. В какой-то момент Ван Чэню захотелось перебить посуду, чтобы выместить злобу, но, подумав еще раз, он решил, что таким образом только укрепит ее позиции. Такие мысли означали снова поставить себя на ступеньку ниже нее. Он содрогнулся и встревожился. Словно желая от чего-то освободиться, швырнул веник на пол, зашел в спальню, демонстративно надел кожаную куртку, вжикнул молнией, засунул ключи и ушел, хлопнув дверью. Перед выходом он все-таки не удержался и спросил:

— Мы завтра все еще идем расписываться?

— Почему нет? — ответила из комнаты Лу Сяобин.

— Завтра, — повторил он, скрежеща зубами, и несколько раз кивнул, словно вел обратный отсчет времени.

В эту ясную ночь, лежа одна в пустующей постели на двоих, Лу Сяобин увидела луну. Зависнув в небе за окном, она сияла ясным и чистым светом. Эта луна, возможно, специально пришла, чтобы принять на себя ее чувства и освободить ее от них. Но Лу Сяобин не оправдала лунных ожиданий, не оценила ее любви, всего лишь мельком глянула на нее, всего лишь посчитала ее милой безделушкой, украшающей ночное небо, всего лишь по световому нимбу вокруг определила, что завтра, возможно, будет ветер, и закрыла глаза. Луна не смогла пробудить в ней нежность и поэтичность. Вскоре появились облака и наглухо скрыли луну. За окном стемнело, исчезла многослойность, стало похоже на полотна, вышедшие из-под кисти Лу Сяобин, куда она добавила холодных тонов и мутировавшие фигуры, однако картины в таком стиле для украшения интерьера стали очень популярными в этом году.

Северный садик был самым приятным местом во всей больнице, пациенты и их родные больше всего любили приходить для отдыха именно сюда. В десять часов утра заболевшая доктор Чэнь сидела под деревом, на ней был белый халат, длинные волосы развевались на ветру. Она размеренно рассказывала свою историю. Делала она это уже не единожды, и раз от раза все лучше. С каждым повтором изложение становилось все более стройным и связным, повороты сюжета оттачивались. Это напоминало биографический доклад, который, будучи прочитанным неоднократно, обретал все бо́льшую складность. Поначалу у нее находилось много слушателей: врачи и медсестры из неврологии, пациенты и их родственники, а также санитарки — все слушали с интересом и сопереживали. Позже аудитория поубавилась; то ли рассказ людям приелся, то ли они запутались, где там правда и где ложь, а некоторые даже полагали, что всего этого вообще не происходило на самом деле. Сокращение числа слушателей доктора Чэнь не смущало, пугало лишь полное их отсутствие. Ведь тогда ей не с кем было делиться пережитым, а с деревьями и небом она никогда не разговаривала.

Сейчас же ее собеседником была старушка с кровати номер восемь, она поступила только вчера и еще не слышала истории доктора Чэнь.

Как-то в утренней газете разместили объявление о том, что один бизнесмен готов выложить миллион за возвращение своей любимой собаки. Это был пес редкой породы, пропал он два дня назад. Если вы могли навести на след или напрямую доставить собаку хозяину, то готовьте здоровенный мешок под миллион наличными. Объявление поражало, к тому же его поставили на центральное место на полосе и оно особенно бросалось в глаза. Два-три дня читатели активно обсуждали эту новость. Выдвигалось много предположений. Одно из них звучало довольно убедительно: наверное, этот бизнесмен занимался разведением собак и таким хитрым способом добивался известности.

Доктор Чэнь тоже прочитала эту новость, но не проявила к ней никакого интереса, ведь у нее отродясь не было домашнего питомца. Она и предположить не могла, что, отправляясь в то утро на работу, обнаружит на пороге невесть откуда взявшегося пса. Собака по виду мало чем отличалась от обычной дворняги. Она высунула язык, завиляла хвостом и с надеждой посмотрела на женщину. Пес не выглядел злым, и доктор его не испугалась. Женщина тихонечко шикнула, чтобы прогнать его. Животное отступило на пару шагов, уступая дорогу. Доктор Чэнь ушла на работу. Но когда вечером она вернулась домой, собака по-прежнему сидела в подъезде, словно ребенок, ждущий мать. Женщина не обратила на нее внимания и прошла к своей квартире. Но только она собралась закрыть дверь, как подоспевшее животное попыталось зайти за ней. Доктор Чэнь без лишних церемоний шугнула его и выпроводила восвояси. Однако на следующий день пес вновь стоял на пороге. Спускавшаяся сверху соседка, тетушка Чжан, спросила: «Чего вы свою собаку не пускаете в дом, а держите за дверью? Посмотрите, как тоскливо здесь бедолаге, — и добавила: — В конце концов, она уже два дня и две ночи сидит под дверью». Доктора Чэнь охватила жалость, она вернулась в квартиру, достала из холодильника остатки еды и покормила псину. Пока собака ела, доктор ушла на работу. В этот день она вела прием в поликлинике, но голова ее была полна мыслей о собаке, оставшейся у порога. Вид у дворняжки был самый заурядный, в детстве, проведенном в деревне, доктор часто видела таких неказистых псов. Поскольку думала она только о собаке, то и с пациентами невольно стала обращаться, как с четвероногими. Поймав себя на таком неуместном поведении, она невольно рассмеялась. От ее смеха больной испугался. Пришлось ему объяснить, что ничего страшного не произошло, просто ей внезапно вспомнилась одна шутка. После работы она отправилась в больничную столовую, где спросила сидевшего рядом коллегу, не держит ли тот собаку. Коллега ответил утвердительно. Доктор Чэнь поинтересовалась, породистый ли у него пес. Конечно, ответил тот, кому же нужны дворняги? Женщина продолжила: мол, если бы к его дому неожиданно прибилась собака, оставил бы он ее? «Конечно», — был ответ. А дворнягу? «Тоже оставил бы, кому же не нужно добро даром, ее ведь можно откормить, забить и пустить на еду. Опять же, как говорится, кошка — к бедности, а пес — к богатству, если к воротам привалило богатство, как можно от него отказываться. Я бы на твоем месте давно завел собаку, ты ведь одна, а без живой души рядом так одиноко».