Дун Си - Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси [антология]

— Ты мужик или нет? — заплетающимся языком вопросил Ван Дун. — Братан тебе как лучше хочет.

— Твою же мать, — сквозь смех выругался Лю Е, — себе оставь.

Ван Дун переместил кулак к глазам девушки со словами:

— Сестренка, бери, братец тебе правда как лучше хочет.

Девушке как будто была знакома забава, которую они затеяли, она непринужденно засмеялась, отпихнула его руку и вгрызлась в мочку уха Лю Е.

Все за столом, кроме Лу Сяобин, знали, что у Ван Дуна в руке. Они хлопали его по плечу со словами:

— Вот же трусила бесхарактерная, какую-то вещь не можешь отдать.

Ван Дун оторвал задницу от дивана, пошатываясь, переполз через ноги нескольких человек, уселся рядом с Лю Е и настойчиво сунул ему то, что держал в руке.

— У тебя девка больная, — сказал Лю Е. — Будь мне и нужен, я бы твоим не воспользовался.

— Но это я в дьюти-фри купил, жутко возбуждающая штука.

Какое-то время они боролись, сцепившись друг с другом, как вдруг Ван Дун остановился и сказал:

— Уронил! Штуку уронил!

Лу Сяобин сидела рядом с ним. Услышав, что вещь упала, а сам он навеселе и совсем потерял ориентацию, она вызвалась на помощь:

— Я помогу тебе найти.

Ван Чэнь хотел ее остановить, но не успел, она уже наклонилась.

Освещение в их отдельном кабинете и так было тусклым, а под столом и вовсе царила кромешная темень. Лу Сяобин смутно различила в одном месте слабый отблеск, словно от стекла, и протянула руку наощупь. В непроглядной темноте ее пальцы опознали тонкий пластиковый пакетик, внутри которого, если сдавить, лежало что-то еще. Наверное, это то, что уронил Ван Дун. Подняв предмет, она ловко вынырнула из-под стола и, раскрыв руку, сообщила:

— Нашла.

Вероятно, Ван Дун хотел ее поблагодарить, но был пьян до такой степени, что лыка не вязал, а потому промычал что-то нечленораздельное и сгреб свою «штуку» с ее руки. Все вновь начали подстрекать. Один Ван Чэнь заметил, что Лу Сяобин разглядела, что за предмет у нее в ладони, улыбка тут же слетела с ее лица, и рука еще долго оставалась раскрытой, только спустя какое-то время она свернула ладонь.

Тем, что Ван Дун уронил под стол, а она подняла, был нераспечатанный презерватив.

По дороге домой Лу Сяобин не вымолвила ни слова. Когда они вышли из такси и направились к жилому комплексу, Лу Сяобин намеренно замедлила шаг, чтобы не идти рядом с ним.

Пройдя какое-то время, Ван Чэнь почуял неладное, повертел головой и не нашел рядом Лу Сяобин. Обернувшись, он увидел, что она стоит, не шелохнувшись, далеко позади, прислонившись к столбу линии электропередач.

Пробило уже два ночи, кругом не было ни души и стояла тишина. Вооружившись терпением, Ван Чэнь прошел вперед, уселся на ступеньки возле цветочной клумбы и зажег сигарету. К концу третьей Лу Сяобин стояла там же. Он знал, что она наверняка приняла близко к сердцу только что произошедший эпизод, поразмыслил немного, глядя на ее затылок, приподнял ногу, затоптал все три окурка по очереди, затем встал и отправился к ней.

— Давай без этого, ладно? — сказал он. — Если хочешь что-то сказать — говори.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала? — ответила та ровным голосом.

Ван Чэнь вместе с ней посмотрел какое-то время на пустое шоссе и обнял ее за плечи.

— Пойдем домой.

— Иди сам, — ответила та, не шелохнувшись и отвернув лицо в сторону. — Я хочу побыть одна.

— Середина ночи, а ты тут одна болтаешься, куда это годится? — нахмурился Ван Чэнь. — Пойдем, пойдем.

Он потянулся, чтобы ухватить ее и потащить за собой. Лу Сяобин больше не упрямилась, только проигнорировала его и зашагала домой одна.

Столь мрачное поведение не обрадовало Ван Чэня. Лу Сяобин будто не замечала его, ей словно не было до него никакого дела. С удивлением глядя на ее спину, он подумал: да что она в конце концов творит? Чем она еще недовольна? Люди ведь просто весело шутили, и от этого она так помрачнела? В конечном итоге, он ведь женится на ней из тайного желания облагодетельствовать, считай что милостыню подал. Конечно, у него были к ней чувства, поэтому он согласился с ее требованием забрать ее мать к себе и жить вместе. В свете этого он полагал, что если между ними вспыхнет ссора, Лу Сяобин, естественно, пойдет на уступки. Поэтому, когда он снова столкнулся с ее холодностью, его эмоции оказались совершенно иными, чем прежде: это было какое-то потерянное разочарование, крах построенных планов, словно в их отношениях это он нуждался в сочувствии, в жалости, в приюте… Твою мать, Лу Сяобин, да ты «хорошо» и «плохо» не различаешь!

Ван Чэнь раздраженно плюхнулся обратно на ступеньку. Даже в гневе он понимал, что глубокой ночью люди спят, и сдавленным тихим голосом сказал:

— Лу Сяобин, когда твоя мать заболела и попала в больницу, я все бросил и с ног сбился, помогая тебе, ты видела своими глазами. А знаешь ли ты, сколько взяток мне пришлось исподтишка дать врачам?.. Чтобы найти квартиру, я столько дорог исходил, на столько этажей взбирался, по канализации на стройке шлепал, два раза чуть глазом на арматуру не напоролся… Моя мать все время твердила, что на документах на право собственности должно стоять мое имя, но когда я подписывал договор, то вписал туда и твое…

Ван Чэнь все говорил и говорил, и это собственных слов ему становилось горько. Опустив голову, он увидел, что на его ботинке сбоку отошла подошва, он потянул глянуть и оторвал подошву целиком. В порыве он стащил ботинок с ноги, поднял над головой и показал дыру Лу Сяобин, а затем швырнул ботинок перед собой, и обида вырвалась из него громким криком:

— Для кого я, мать твою, все это делал?

Лу Сяобин сперва испугалась его вида. Она посмотрела на ботинок, потом на Ван Чэня, смотрела целую минуту, сердце ее билось так, что было больно, она опустилась на корточки рядом с ним. Слезы беззвучно катились по ее лицу, холодные в ранней зимней ночи. Ее душу обдало еще большим холодом, похожим на морскую воду. Она пыталась уговорить себя заново полюбить Ван Чэня. Но чувства — это не приглашение на обед, они не могут разгореться после трех чашек и двух плошек. Ее цель была слишком очевидна, очевидна настолько, что она сама чувствовала кинжал, воткнутый в ее совесть, и утомительный процесс перед достижением этой цели приносил ей ощущение, что ей сдавили шею так, что невозможно вдохнуть. Когда она подумала о себе, слезы побежали еще быстрее. Она заколебалась, и от желания искупить свою вину, переполнявшего ее грудь, в один миг не осталось и следа. Стоя перед черной дырой спланированной для себя судьбы, она почувствовала слабость в ногах.

Именно в этот момент Ван Чэнь, глядевший в конец дороги, обернулся, и взгляд его наткнулся на Лу Сяобин с залитым слезами лицом, выглядевшую совершенно жалко. Он решил, что она растрогалась, что она наконец-то полностью поняла его замыслы, и сердце его в один миг из заунывной скорби наполнилось смесью радости и горечи. Он обнял ее, встал, напрягая спину, и крепко поцеловал. Соленые слезы в этот момент стали катализатором страсти. Он плотно прижал к себе дрожащее мягкое тело, и внутри родилось мощное желание. Он ощутил, что нижняя часть тела уже отреагировала.